Просто Давид
Шрифт:
— Конечно, — продолжал Симеон Холли, — ты не… — тут его глаза встретились с прямым и открытым взглядом мальчика, и он не смог закончить предложение.
Прежде чем Давид успел ответить, от кухонной двери послышался голос Перри Ларсона.
— Нет, сэр, ничего такого, все чисто, как я погляжу, хотя, как по мне, так звучит-то вовсе безумно. Отец евойный дал.
— Его… отец! Но где же… где же оно было все это время?
— Он говорит, сэр, в евойной комнате, в шкафчике за камином.
Симеон Холли повернулся, изумленно нахмурившись:
— Давид, что это значит? Почему ты хранил золото в подобном месте?
— Ну как же, ведь с ним нечего было делать, —
— Не было нужно! — гаркнул Ларсон в дверном проеме. — Провались я на этом месте! Похоже на мальца.
Но Давид поторопился возразить.
— Мы с папой никогда ими не пользовались. Только покупали еду и одежду, а здесь, внизу, вы даете мне все это.
— Мать моя! — вмешался Перри Ларсон. — Парень, ты и думать не думал, что мистер Холли сам-то должен отдавать деньги, чтобы добыть это для тебя?
Мальчик резко обернулся. Он был явно потрясен, а в его глазах стоял вопрос.
— Что вы хотите сказать? Вы говорите, что… — выражение его лица внезапно изменилось, а щеки залились краской стыда. — Ну конечно… конечно, ему приходилось все покупать, так же, как папе. А я даже не думал об этом! Тогда они в любом случае ваши! Они принадлежат вам. Может, этого недостаточно, но все же они помогут!
— Это десятидолларовые золотые монеты, сэр, — важно произнес Ларсон, — и тут их сто да шесть. Всего ровнехонько тысяча шестьдесят долларов, как я прикинул.
Симеон Холли, несмотря на свой знаменитый самоконтроль, почти вскочил со стула.
— Тысяча шестьдесят долларов! — выдохнул он. А потом обратился к Давиду:
— Мальчик, во имя небес, кто ты такой?
— Я не знаю, — просто Давид.
Он говорил устало, с горестными всхлипами. Давид был утомлен, сбит с толку и немного сердит. Раз уж золото никому не было нужно, он хотел бы забрать его наверх и положить в шкафчик за камином или, если это вызовет возражения, хотя бы взять его назад и уйти к той прекрасной музыке и добрым людям, которые всегда поймут, что он хочет сказать своей игрой.
— Не стану говорить, — робко вступил Перри Ларсон, — что я хоть самую малость разберу в Господних путях, мистер Холли, но и до меня доходит, что эти деньги для вас вроде как небесное благословение.
Симеон Холли вновь опустился на стул. Он не сводил глаз с золота, но вокруг его рта залегли суровые складки.
— Эти деньги принадлежат мальчику, Ларсон. Они не мои, — сказал он.
— А он вам их дает.
Симеон Холли покачал головой.
— Давид — всего лишь ребенок, Перри. Он совсем не понимает, что делает, и насколько ценен его дар.
— Я знаю, сэр, но вы и вправду взяли его к себе, когда остальные-то отказались, — заспорил Ларсон. — И, как бы там ни было, вы ж можете у него занять, хотя бы он и был ребенок? Вернете когда-нибудь. А пока будете его холить да учить, а это не пустяк какой.
— Я знаю, знаю, — задумчиво кивнул Симеон Холли, переводя взгляд с золота на лицо Давида.
Потом, вслух, но словно про себя, он выдохнул:
— Мальчик, ох, мальчик, кем же был твой отец? Со всем этим золотом — и бродяга!
Давид внезапно выпрямился. Его глаза сверкали.
— Я не знаю, сэр. Но я точно знаю одно: он их не украл!
Миссис Холли, сидевшая напротив, коротко вздохнула и ничего не сказала — но ее глаза умоляли. Миссис Холли вообще редко говорила, когда ее муж решал заковыристую задачу, — разве что глазами. А тут она была просто ошарашена тем, что ее муж так терпеливо слушал Ларсона, — да и сам Ларсон
удивлялся этому не меньше. Симеон Холли вдруг наклонился вперед. Суровые складки у его рта разгладились, а на лице отразилась борьба эмоций. Он притянул к себе Давида.— Ты хороший сын, мальчик, — хороший верный сын, и… как бы я хотел, чтобы ты был моим сыном! Я тебе верю. Он не украл их, и я тоже не украду. Но я ими воспользуюсь, раз ты так добр. Но это будет заем, и однажды, с Божьей помощью, ты все получишь назад. А пока ты мой мальчик, Давид, ты мой!
— О, спасибо, сэр! — обрадовался Давид. — И, конечно, когда ты нужен, это гораздо лучше, чем начало, правда?
— Лучше чем… что?
Давид переменил позу. Этого он совсем не хотел говорить.
— Н-ничего, — произнес он, заикаясь, и оглянулся в поисках пути к бегству. — Это… просто так, — завершил он.
К его неизмеримому облегчению, мистер Холли не стал настаивать на прояснении этого вопроса.
Глава XIX
Не прекрасный мир
Несмотря на восторг отречения и радость от того, что Давид вновь стал «нужен», причем нужен особенным образом, эти дни в начале сентября бывали непростыми для мальчика. Только оставив все надежды на «начало», он полностью осознал, что значила для него надежда.
Конечно, порой он чувствовал только искреннюю радость от того, что смог помочь Холли. Но в другие моменты он испытывал одну лишь сердечную боль, потому что точно знал: никогда уже он не будет делать важную работу в большом мире. Напротив, предстояло немедленно заняться немилым делом. Сказать по чести, все представления Давида о жизни превратились в клубок обескураживающих противоречий.
Чтобы поговорить об этих сложных вещах, Давид однажды отправился к мистеру Джеку. Нет, он не рассказал ему о золотых монетах и о том, каким неожиданным образом их пришлось использовать — напротив, мальчик решил по возможности никогда не упоминать о них в разговоре с теми, кто был не в курсе. В противном случае его ожидали вопросы, снова вопросы и объяснения, а ему уже хватило и того, и другого. Но однажды, оставшись наедине с мистером Джеком, он спросил:
— Мистер Джек, сколько человек живет у вас в голове?
— Э-э… О чем это ты, Давид?
Давид повторил вопрос и сопроводил его объяснением.
— Я имею в виду тех, кто заставляет вас делать разные вещи.
Мистер Джек рассмеялся.
— Ну, — сказал он, — некоторые утверждают, что у них целая толпа, и, наверное, у каждого есть свои доктор Джекил и мистер Хайд [2] .
— Кто это?
— Неважно, Давид. В любом случае, я полагаю, ты не знаком с этими джентльменами. Они немного похожи на девчушку с кудряшкой [3] . Один действительно очень, очень хороший, а другой — просто ужасный.
2
Доктор Джекил и мистер Хайд — персонажи повести английского писателя Роберта Стивенсона (1850–1894) «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», две личности одного и того же человека. Доктор Джекил — достойный и уважаемый всеми человек, а мистер Хайд — отвратительный преступник.
3
Девчушка с кудряшкой — героиня стихотворения «Жила-была девчушка» американского поэта Генри Уодсфорта Лонгфелло (1807–1882).