Просто Лиза

— Ты совсем-совсем не помнишь, что оно значит? — спросил меня парень.

— Э-ээ, а в нем есть какой-то смысл? Это все камешки, да? — осенило меня. — В них какая-то шарада? Потому что разноцветные и, сейчас подсчитаю… их семь, да?

— Нет, — на парня было больно смотреть, казалось еще чуть-чуть, и он расплачется.

— Ты извини, если я тебя обидела.

— Да что ты, нет, конечно! Все в порядке, не бери в голову!

Хм, ну и пожалуйста. Нет бы взять и самому рассказать, что такого в этом кольце? А то давай страсти-мордасти разводить, в «помнишь — не помнишь» играть.

— Слушай, ты не сердись. У меня после удара по голове пробелы в памяти… небольшие…

— Да я уже в курсе. Не заморачивайся. Все нормально. Не переживай.

Вот еще вопрос, кто тут больше из нас переживает! У меня, между прочим, внутри все спокойно. Я рада, что это деревенское приключение подошло к концу. А вот некоторые своим унылым видом напоминают мне, что не все в порядке в Датском королевстве, тем самым уменьшая мою заслуженную радость.

И тут буквально у нас на глазах развернулась самая настоящая драма. Сергей, воспользовавшись тем, что все внимание мужчин приковано либо ко мне, либо к Прасковье, как пугало торчащей посреди двора, запалил ее хату. Я сначала и запах дыма-то не почувствовала, а уж когда он ударил в нос — было поздно что-то тушить. Изба занялась так, будто ее от крыши до основания в керосине отмачивали.

Прасковья зарычала и кинулась в избу.

— Серега, мать твою, что ты делаешь! — заорал мужик в милицейской форме.

— Наказываю эту дрянь! За всех: и мою Светланку, и за ту девочку, Анфису. И за малыша, которого она родила и тут же придушила! За всех!

— Ты ж не судья, какой грех на душу берешь! — застонал милиционер, но тут же спохватился и принялся командовать. — Мужики, айда гасить! Я за Прасковьей, надо ее наружу вытащить, пока беды не случилось.

Все бросились во двор и принялись искать воду, ведра, началась сумятица. Рядом со мной остался только грустный парень, который так и держал меня за руку.

— А ты чего не бежишь тушить? — спросила я его.

— Я с тобой посижу. Если ты снова пропадешь, я этого не переживу.

— А как же Прасковья?

— Сама виновата. Я в чем-то понимаю Серегу. Она — убийца, и тебя бы убила, если ей это выгодно было. Так что нечего с ней церемониться.

Я благоразумно промолчала. Не сказать, чтоб я переживала за Прасковью — увольте. Но все равно вид горящего дома и милиционера, безуспешно пытающегося вынести плечом запертую дверь, не мог оставить меня равнодушной. Слишком уж это было по-настоящему и страшно. Да и почему они ее убийцей называют? Видимо, чего-то я не знаю.

Я подумала и прижалась к сидящему рядом парню. Меня всю трясло от разворачивающейся на наших глазах трагедии. Парень осторожно обнял меня. Потом сообразил, снял с себя ветровку, набросил мне на плечи и снова обнял. Эх, надо бы спросить, как его зовут, а то неудобно как-то общаться. Хотя все вокруг, кажется, воспринимают все, как должное. Наверное, что-то у нас было с этим парнем, не иначе…

Из дома послышалась вой Прасковьи:

— Обокрали! Ненавижу!

— Из-за чего она так убивается? — удивился парень.

— Хм, боюсь, это моя вина, — призналась я и достала из-за пояса шорт пачку купюр. — Здесь пять тысяч. Нашла сегодня у нее в буфете. Наверное, Прасковья их за меня получила. А может, и нет. Не знаю. Я взяла их, чтобы до дома добраться. Может, вернуть их ей, пока не поздно?…

Я не успела договорить, как крыша на наших глазах медленно просела, а потом и вовсе рухнула вниз. Милиционер едва успел отскочить в сторону. Остальные мужики тоже вроде не пострадали, слава Богу. Вой Прасковьи прекратился.

— Все, — сказал парень. — Полный кирдык.

— Кирдык, — уныло подтвердила я, глядя на то, как весело трещат стены и лопаются от жара немногочисленные окна Прасковьиной избы.

Купюры так и торчали из моего кулака. Теперь я знаю, сколько стоит человеческая жизнь. Оказалось, очень даже недорого…

— Эй, ты чего? Тебе ее жалко? — удивился парень.

— Да нет, не особенно. Но все равно: если бы не стащила деньги, Прасковья осталась жива. Получается, это из-за меня она погибла. Ну, и чуточку из-за Сергея.

— Не из-за тебя и не из-за Сергея. Она из-за себя погибла, ты хоть это-то понимаешь? Я тебе про нее потом такую историю расскажу — закачаешься. Прямо очередная «Леди Макбет Мценского уезда».

— Хорошо, — согласилась я, — потом расскажешь. А пока ответь мне, пожалуйста, на два вопроса: как долго нам добираться до дома и как тебя зовут?…

* * *

«Газель» медленно и осторожно пылила по проселочным дорогам, бережно везя в столицу свой драгоценный груз.

— Ну, как она? — спросил Тема.

— Спит мертвым сном, — отозвался Алексей. — Как рухнула мне на колени, так и не повернулась еще ни разу. Я ветровку ей под голову подложил, даже не шелохнулась.

— Немудрено. Столько событий, да за один день любого подкосят. А у нее, не забывай, еще и сотрясение мозга незалеченное. На голове такая ссадина приличная, аж смотреть страшно.

— Я думаю, дело не столько в этом. Ее дорога до Зеленино здорово подкосила. Последние пару километров из последних сил держалась. Вцепилась мне в локоть, так мы и доползли.

— Так ты бы свистнул, мы бы ее по очереди несли! Зачем было так ее уматывать?

— Я ей предлагал, она наотрез отказалась. Мол, сама дойду и точка. Упрямая стала ужасно.

— Она всегда была такой. Ты что, забыл?

— Это не я забыл. Это она меня забыла, понимаешь? Я думал, как колечко увидит, поймет, что… Ну, в общем, что не чужой я ей человек. А она даже имени моего не вспомнила. Вообще по нулям. Понимаешь?

— Ну и что? Меня она тоже не вспомнила, между прочим, хоть и делала вид, что мы давние знакомые.

— Так ты-то друг, а я ей — жених. И что теперь? Все, что между нами было, как ластиком стерли? А как же свадьба? Я… я не знаю, что делать. У меня в голове сейчас такой кавардак творится, ты не представляешь.

— Погоди. Вот Лизу в Москву привезем, врачам покажем, там все и выяснится.

— Да что выяснится? Что мы теперь друг другу напрочь чужие? Но я же люблю ее! Несмотря ни на что люблю! А она меня — нет. Я же вижу, как она на меня смотрит! Лиза даже на тебя с большей симпатией смотрела, чем на меня!