Просто мы научились жить (2010-2012)
Шрифт:
Глава 5. Не жаль.
Женьку провожали рано утром. Леша тащил здоровенные чемоданы, Толик нес сумки, Женька Леку, а Лека большого плюшевого медведя. Она непрерывно болтала и интересовалась:
– Мама, а где мы будем жить? А там есть такие большие медведики? А Даша поедет с нами?
Мама на вопросы не отвечала, но Леке ответы и не были слишком нужны – она недоумевала, почему тетя Кристина плачет, а папа такой грустный, а мама постоянно всех целует и оглядывается по сторонам.
– У меня дежавю, – заявила Кристина, стоя на перроне в ожидании поезда, – не хватает только Шурика, и…
– Не хватает
– Инка трубку не берет, – вмешался Леша, – а этой… Ей я не звонил.
– Ну да бог с ними, – решила Женька. – Передайте им привет и скажите, что я буду писать.
– Свежо предание, – пробормотала Кристина, и была немедленно зацелована расхохотавшейся Женькой.
Подошел поезд. Мрачный Леша отнес чемоданы и сумки в купе, и, спрыгнув с подножки, взял Леку на руки и зашептал что-то ей в ухо. Лека слушала очень внимательно, и в конце серьезно кивнула. Тогда он передал ее в руки матери, поцеловал в щеку и ушел, не оборачиваясь.
– Я вас очень люблю, – грустно сказала Женька, обнимая друзей.
– Не злись на Леху, – попросила Кристина.
– Ну что ты…
Они торопились сказать друг другу все важное, что нужно было сказать до отъезда, и им все казалось, что они непременно что-то забыли, и сейчас поезд тронется, а самое главное так и не прозвучит.
– Поезд отправляется, – объявил проводник в синем пальто, и Женька последний раз обняла Кристину.
– Береги себя, – прошептала та, – и возвращайся, когда захочешь.
Женька кивнула и залезла в вагон.
Поезд "Таганрог-Москва" тронулся.
Мы смотрим фильмы, или снимся нам самим,
А если снимся – это сон с тяжелого похмелья.
Я знаю, я останусь цел и невредим,
Когда взорву все города, и выкурю все зелье.
Стук дверь, удар в лицо, молчит городовой.
Возможно, от того, что он с пробитой головой
Я не хочу, я не хочу, я не хочу домой!
…В грудь упором.
Разнес на части.
Я больше не верю тебе.
Здравствуй…
Она поставила себе только одну задачу: дожить до вечера. Дожить до момента, когда можно будет положить вещи в сумку, надеть плащ, сесть на трамвай, и проехать пять остановок. Потом пройти три минуты пешком, подняться по ступенькам, открыть дверь и лечь в кровать.
Положить вещи в сумку, надеть плащ, сесть на трамвай…
Эти слова стали ее молитвой, ее мантрой на сегодняший день. Положить вещи в сумку, надеть плащ, сесть на трамвай…
Загорелся желтым цветок "аськи".
– Ты здесь?
И она выключила аську.
Запиликал телефон пришедшей смс. И телефон она выключила тоже.
…Упираться в острый угол стола бессмысленно
Мне бы только дожить до постели
И все будет проще. Пошли? Полетели?…
Она водила глазами по кругу, от низа монитора влево, затем вверх, вправо, и снова вниз. Положить вещи в сумку…
Закрывать глаза было нельзя. Потому что закроешь – и на обратной стороне век картинками цветного кино снова начнется ад.
Положить вещи в сумку…
…где-то рядом летает правда
Что она значит в нашей жизни?
Ничего. Ровным счетом ничего.
Но мы ведь ее и не звали, и не просили…
На шее – незаживающая алая рана. Словно след от тернового куста, обвившего и сдавившего горло. А внутри еще одна – другая.
Сесть на трамвай…
…зачем она, эта правда? Кому нужна?
Лучше просто, легко и без памяти
Лететь, отрываясь пятками.
Притвориться, что мы еще живы…
Кто-то подошел и говорит какие-то странные слова. Они звучат абракадаброй – не разобрать, просто бессмысленный набор букв. Но нужно кивнуть на всякий случай и улыбнуться.
Только не закрывать глаза…
…Живы? Живы? Врешь! Врешь!
Заухало, закричало: врешь, собака, врешь!
Оглянись и подумай – куда идешь?
Вперед. Красотой навылет.
Духи, чулки, платки
Тушью в глаза, в покат помадой
Хотела? На!
Не падай, не падай!
Стой, где стоишь, и смотри! Хотела?
На! Безликое, мертвое тело.
А ведь красиво… Какого черта.
Хотела? На! Забирай. Мертвое – не жаль.
Не жаль…
– Лиза! Лиза!
Кто-то машет рукой перед лицом, бьет по щекам, брызгает водой. Положить вещи в сумку, сесть в трамвай…
– Лиза! Слава, черт, да помоги мне!
Только не закрывать глаза. Ее тащат куда-то подмышки и под коленки, несут, а в ушах – только не закрывать, только не закрывать.
Низкий потолок, темные стены. И чей-то крик вдалеке – приглушенный, жалобный.
Надеть плащ, сесть на трамвай, взять сумку…
И темнота.
– Папа! Слава богу, ты ответил, – Инна чуть не расплакалась от облегчения, – помоги, папочка! Я не знаю, что мне делать!
– Инчонок, возьми себя в руки и успокойся, – прозвучал в трубке спокойный голос отца, – мне приехать?
– Я… Нет. Нет. – Инна сделала глубокий вдох, затем выдох, и заставила себя перестать метаться по комнате. – Просто скажи, что мне делать.