Просто мы научились жить (2010-2012)

И снова громкий хохот был ей ответом.

Лека боялась себе в этом признаться, но, похоже, ей очень не хватало Ксюхи. Уж она бы сумела разложить все по полочкам, объяснить причины и предсказать следствия. Но после этого ужасного прощания в Москве нечего было и думать о том, чтобы ей позвонить.

– Ну хорошо, я дерьмо, – сказала Лека однажды, сидя на подоконнике и наблюдая как Янка готовит ужин, – но ведь за что-то они все меня любили, так?

– Угу, – промычала Яна, зажимая зубами край полотенца, другой стороной которого она сушила овощи.

– Значит, во мне есть и что-то хорошее, так?

– Безусловно, – это у нее получилось как "бежушловно".

– Но почему тогда они перестали видеть это хорошее? Почему видят только дерьмо?

Яна выплюнула полотенце и подошла к Леке. Положила руки на ее колени и усмехнулась.

– Хочешь правду?

Лека кивнула.

– Потому что сколько я тебя знаю – ты все время пытаешься стать кем-то, кем вовсе не являешься.

И вернулась к овощам.

– Нет, нет, подожди! – Лека спрыгнула с подоконника и пошла следом. – Объясни, что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что уже сказала, – пожала плечами Яна, – ты вбила себе в голову, какой ты должна быть, и пытаешься такой стать, упуская, что все эти люди любили тебя настоящую, а не придуманную.

– Но я ушла из детского дома, я уехала к океану, я искала себя настоящую!

– Ой, зайчик, не смеши меня, – Яна принялась шинковать овощи, не глядя на Леку, – ничего ты не искала, а просто примеряла на себя разные костюмы. Костюм хорошей девочки, костюм верной девочки, костюм одинокой девочки. А где во всем этом ты? Где ты, я тебя спрашиваю?

– Так ведь все это – я! – Возмущенно воскликнула Лека. – Янка, да брось ты этот нож, поговори со мной!

Она вся дрожала от переполняющих ее эмоций.

– Я и так разговариваю, котик. А если я брошу нож, то мой возвращающийся из долгой командировки муж останется голодным.

Она ссыпала овощи в сковороду и принялась за мясо.

– Так вот. То, что все это – ты, я даже отрицать не стану. Ты, конечно, кто бы спорил… Но тут есть принципиальный момент.

– Какой? – Лека вся подалась вперед, укладываясь грудью на стол.

– Очень простой. Какие свои части ты прячешь, выпячивая ту одну, которая прямо сейчас нравится тебе больше других?

Лека поморгала и опустилась на стул.

– В смысле? – Глупо спросила она.

– Когда ты выбираешь свой кусочек, – начала Яна, нарезая мясо маленькими ломтиками, – и делаешь его большим, это происходит за счет других кусочков, потому что общий объем всегда один и тот же.

Она отрезала от куска мяса кусок поменьше и показала его Леке.

– Вот смотри, это, например, кусочек под названием "хорошая девочка". Ты берешь его, и начинаешь всячески увеличивать. На самом деле он такой, а ты делаешь его в два раза больше. А за счет чего? Правильно! За счет остального куска. И получается, что в счет "хорошей девочки" отжирается часть веселой, часть умной, часть сильной.

Лека только кивала, завороженная.

– Но самое смешное даже не это. Вот вырастила ты эту хорошую девочку, оттяпав от себя остальные части, и встретила человека. И он – надо же! – эту хорошую девочку полюбил. А что ты делаешь потом? Потом ты решаешь, что быть хорошей девочкой не круто, а круто быть, скажем, свободной. И – фьюить. Хорошей девочки больше нет, есть свободная и несчастный человек, который на эту свободную вообще не подписывался.

Яна бросила мясо и посмотрела на Леку.

– Понимаешь? Никто не полюбит тебя настоящую, пока ты эту настоящую им не покажешь. Всю, до капельки. Хорошую и плохую, злую и добрую, я не умею не оскорблять и девственницу. Всю.

– Да кому я нужна, настоящая, – с болью произнесла Лека.

– Может, и никому, – пожала плечами Яна, – только мне кажется, шанс что все же нужна, стоит того, чтобы попытаться.

Она кинула мясо на сковородку, высыпала следом овощи, и прищурилась на Леку.

– Кстати, в честь возвращения блудного мужа и блудного друга мы сегодня устроим маленький банкет. И я позвала Женьку.

– Одну? – Испугалась Лека.

– Нет, конечно, хмыкнула Яна, – со всем семейством. Пора Сереге и Максу узнать, что за дела творятся в датском королевстве.

***

А в датском королевстве творились шумные скандалы и споры. Женька с самого утра пыталась убедить Марину отправиться вместе на ужин. Марина сопротивлялась.

– Ты понимаешь, ЧТО это будет? – Спрашивала она обреченно. – Они меня живьем сожрут и не подавятся!

– Не сожрут, – улыбалась Женька и продолжала кормить Леку кашей, – я им не позволю.

– Но они до сих пор винят меня в смерти Олеси, и вряд ли будут готовы простить.

Марина сидела на стуле – поникшая и несчастная, держала в руках Лекиного мишку и с грустью вертела его вверх-вниз.

– Я тоже не позволю, – отталкивая ложку, заявила вдруг Лека, – тетя Марина, не бойся, я тебя защитю!

– Зайка, не "защитю", а защищу, – поправила Женька, – давай ешь, нам еще надо успеть платье твое погладить и косички заплести.

Лека снова принялась за кашу, а Марина с нежностью посмотрела на ее подвижный затылок.

– Марусь, – улыбнулась Женька, – ты не сможешь вечно от них прятаться. Ты моя женщина, они – мои друзья. Вам все равно придется как-то вместе существовать.

– Но, может быть, просто не сейчас? – Жалобно попросила Марина. – А позже? Когда они увидят, что я изменилась?

– Дорогая моя, а как, интересно знать, они увидят, что ты изменилась, если не увидят тебя саму?

На этом патетическом месте у Женьки зазвонил телефон. Она взяла трубку и передала ложку Марине, жестами показывая "покорми ребенка".

– Слушаю, – сказала в трубку.

Звонили по работе. Женька долго слушала отчет о результатах рекламной кампании, и мрачнела лицом.

– Нет, – сказала она, поглядывая, как хохочущие Лека и Марина справляются с кашей, – нет, меня это не устраивает. Сайт уже давно в сети, а продаж так и нет. И мне неинтересно слушать про сезонные коэффициенты – в моем бизнесе это не сработает.

Снова послушала и закончила:

– Просто дайте мне результат, выражающийся в прямых продажах, вот и все.