Просто Наташа, или Любовь в коммерческой палатке
Шрифт:
— Что за дурацкая манера оставлять включенным радио? — раздраженно выговаривал утром теще. — Думать надо, если к вам приезжают гости!
Та испуганно посмотрела на зятя. Утром она твердо вознамерилась сказать ему, чтобы не обижал Наташу и позволил ей работать или учиться. Но стоящая во дворе невиданная заграничная машина убила всю ее решимость. Хотя он и зять, а такой важный — прямо жуть берет!
— Так вы бы выключили радио, Петр Яковлевич… У меня совсем вылетело из головы. Я летом в кухне сплю, так радио мне как будильник.
— Я и выключил его! Но заснуть
— Не надо сцен устраивать, — попыталась защитить мать Наташа. — Если не выспался, можешь поспать днем.
— А ты, пожалуйста, помолчи! — огрызнулся Нигилист. — Ты прекрасно знаешь мои привычки, могла бы позаботиться, чтобы я не мучился всю ночь на отвратительной перине. Как будто в сугроб провалился, только и делал, что барахтался в ней.
Они сидели в кухне за столом. Ратковский молча ел яичницу на сале, Наташа ограничилась двумя помидорами и чашкой чая, а Нигилист пока что и не притронулся к своей тарелке.
— Я положу вам матрас, Петр Яковлевич, — засуетилась Клавдия Ивановна. — Прямо сейчас. Вы покушайте и ложитесь, отдохните. Я, грешным делом, подумала, что вам понравится спать на перине, Наташе всегда нравилось.
— Да не спеши ты, мама. Сама позавтракай, а потом будешь угождать привередливому Петру Яковлевичу.
— Я не привередливый, не надо передергивать, Наташа! — возмутился Нигилист. — Я считаю, что заработал возможность спать так, как хочу. Только нужно спросить об этом. Но ведь никто не поинтересовался, никому до этого дела нет! И еще. Только я выключил радио, как где-то поблизости начал орать петух. Он что, сумасшедший у вас? Или голодный? Или у него… проблемы с курами?
— Похоже, это у тебя проблемы. — Наташе было стыдно за мужа, досадно за себя, вздумавшую тащить в Гирей этого нахала. Больно было смотреть на мать, которая угодливо кивала, глядя на зятя испуганными глазами. Если бы здесь был Сергей…
— Да, у меня есть проблемы! — заявил Нигилист. — И я не намерен больше терпеть их! Радио, перина, петух! Он же орал под окном, как будто коммунист с мегафоном на митинге! А я должен слушать его?
— Может, мы отрубим ему голову и суп сварим? И он больше не станет беспокоить вас, — неуверенно предложила Клавдия Ивановна.
— Не вздумай, мама!
Ратковский, услышав про коммуниста с мегафоном, усмехнулся:
— Ну, что вы сердитесь, Петр Яковлевич, петух он и есть петух. Они всегда орут по утрам, народ будят. Я тоже слышал петуха, замечательный парень, по-моему, куры без ума от него.
— Тебя никто не спрашивает, Олег, — пробурчал Нигилист. Посмотрел на свою тарелку и швырнул вилку на стол. — Вот еще одна проблема! Наташа, я когда-нибудь просил приготовить мне на завтрак яичницу? Как ты думаешь, что должно быть у человека в голове, если он предлагает мне съесть на пустой желудок жареную пищу? Желание организовать мне язву?
Клавдия Ивановна виновато опустила глаза.
— Да ты сам как язва! — закричала Наташа и выбежала во двор.
Спустя час Нигилист успокоился. Он все это время бродил по огороду, пробовал крыжовник и смородину,
щавель и помидоры, огурцы и болгарский перец, и даже морковку. Рядом с забором, отделяющим двор от огорода, был вырыт колодец. Петр Яковлевич достал ведро воды, тщательно мыл то, что решил попробовать, и снова шел к грядкам и ягодным кустам. Похоже, все это понравилось ему и подняло настроение.Велев Ратковскому остаться с Клавдией Ивановной и помогать ей, сам же вывел «мерседес» на улицу.
— Надо же мне все-таки разглядеть, что собой представляет этот чертов Гирей.
— Ты отвратительно вел себя утром, — сказала Наташа, устраиваясь на переднем сиденье.
— А ты вчера вечером. Вернее, ночью, — буркнул Нигилист.
— Как это понимать? — удивилась Наташа. — Я ведь спала в хате, а ты в кухне.
— Это я и имел в виду. Надеюсь, в эту последнюю здесь ночь ты исправишься…
Однако хорошее настроение Петра Яковлевича продержалось недолго. Едва свернули на Садовую улицу, как под колеса машины с громким кудахтаньем бросилась курица. Нигилист, разглядывая дворы и палисадники, не успел затормозить, а может, просто не захотел, вспомнив обиду, нанесенную ему спозаранку зловредным петухом. И задавил глупую птицу.
Из калитки выскочила пожилая женщина, подняла трепыхавшуюся курицу и ринулась в атаку на Нигилиста.
— Ты что же это делаешь, зараза такая?! Ты зачем курицу задавил? Она тебе что, мешала?!
Нигилист покраснел, хлопнул ладонью по колену и нехотя выбрался из машины.
— Пожалуйста, не кричите. Вы сами виноваты в том, что случилось. Не следовало выпускать кур на проезжую часть.
— Ты ишо указывать мне будешь, что следоваит, а что не следоваит?! — еще больше разозлилась женщина и взмахнула курицей так, что капли крови брызнули на модный костюм Нигилиста.
— Поосторожнее! — возмутился Нигилист. — Что вы себе позволяете?
— Я тебе дам осторожнее! Ты мне куру задавил! — бушевала хозяйка. — Ездят тут всякие на своих драндулетах, кур давят! Ишь ты какой, дармоед чертов!
— Но позвольте, она же сама бросилась под колеса! Я просто не успел затормозить.
— Что — позвольте? Что — позвольте?! Она — кура, у нее и мозги куриные, а у тебя-то не куриные! Смотреть надо. А то ездит тут да ишо с девкой… — Женщина пригнулась, разглядывая Наташу, узнала. — Ох, Господи, да никак Наташка Колесникова?
— Это я, здравствуйте, тетя Мотя. — Наташа опустила стекло. — А это мой муж, вот, приехали в гости к маме.
Удивленная тетя Мотя никак не могла решить, что ей делать: ругаться дальше или…
— Я вам заплачу. — Нигилист достал бумажник, вынул десять долларов, протянул тете Моте. — Пожалуйста, возьмите, на эти деньги можно три курицы купить.
— Это что такое? — прищурилась женщина, разглядывая валюту. — Никак эти, американские? Да на кой черт они мне нужны! Я ж не в Америке живу, пока еще на Кубани, слава Богу.
— Возьмите, тетя Мотя. Поедете в Кропоткин, обменяете на рубли, тысячи три получите.
— Три тысячи?! — в ужасе замахала руками. — За одну курицу? Да вы совсем с ума посходили. Не надо мне!