Просто Наташа, или Любовь в коммерческой палатке

— Валет знает?

— Никто не должен знать об этом. Ты и я.

— Понятно.

— А потом бросим все силы на Азию. Гонконг, Сингапур, Малайзия нам помогут.

— Будем надеяться. Я уже вышла на представителей сингапурских компаний, думаю, сможем договориться. Два магазина у нас есть, склады — тоже. Приказываете — вперед?

— Пока будем думать о сигаретах. А потом, конечно, только вперед, к светлому будущему всего человечества. Как говорится, слушали — постановили. Но сигареты — вопрос наиважнейший сейчас! Ищи покупателей, Лариса. Только тихо.

Василий Иванович кивнул, подтверждая сказанное, и удалился. Лариса включила компьютер, уставилась на голубой экран. Миллион пачек! Трудно даже представить себе, сколько же они места занимают. Но продать можно, сигареты дорожают не по дням, а по часам, тот, кто вложит сейчас деньги, большую прибыль получит. Оставить бы всю партию у себя на складе, через месяц-другой столько можно наварить! Да денег, чтобы расплатиться с Нигилистом, нет.

Можно, можно продать, но утаить цену от Нигилиста — невозможно. Кто-нибудь да проговорится, где-нибудь да выплывет. Большой риск, Василий Иванович…

Сейчас бы броситься на поиски покупателя, поднять на ноги всех друзей, позвонить в другие города… Да сил нет, и желания тоже. Сергей, Сергей, ну почему ты такой холодный? Устроила тебя в фирму, работаешь экспедитором, через день, получаешь в три раза больше, чем в палатке, жена у тебя — любящая, молодая, красивая, что еще надо?

Что тебе вообще, дураку, надо?!

Кто-нибудь знает об этом?..

Нигилист сидел в кресле, положив руки на колени, и молча смотрел на Наташу. Она сидела в другом кресле. Вот уже несколько минут они сидели молча. Наконец Нигилист не выдержал.

— Твое упрямство необъяснимо. Я выполнил все условия, которые ты поставила, обеспечил тебя жильем, деньгами — абсолютно всем! А ты отказываешь мне в самой малости! Хорошо, допустим, я поступил плохо, отвратительно, но ведь я исправился! Я столько сделал для тебя, Наташа! Я, так сказать, искупил свою вину.

— Ты считаешь, такое можно искупить?

— Любую вину можно искупить.

— Перед кем? Перед публикой? Может быть, ты искупил. Но не передо мной, Петя. Я не хочу тебя видеть. Не хочу — можешь это понять?

— Нет, не могу! Разве то, что я для тебя сделал, не стоит той малости, которую прошу? Два раза в неделю приходить ко мне — всего два раза! И у тебя — никаких проблем! Я даже допускаю, что ты можешь встречаться с другим мужчиной, можешь выйти замуж, но два раза в неделю… Разве это много?

— Да, это очень много.

— Почему? Мы ведь жили вместе несколько месяцев, спали в одной постели, и все было вроде бы нормально. Что же изменилось?

— А ты не понимаешь?

— Не понимаю!

— То, что ты сделал, женщина вообще не может простить. Никогда и никому. Все, что я могу для тебя сделать, — не дать волю своей ненависти, просто забыть тебя. Я и забыла. Ты для меня не существуешь.

— Но ты по-прежнему живешь в моей квартире! Ты тратишь мои деньги! Значит, не забыла? Странная у тебя память, Наташа.

— Хочешь, чтобы я ушла? Хорошо. Дай мне время, и я уйду. И деньги свои можешь забрать, я у тебя их не просила.

— Куда же ты уйдешь? — усмехнулся Нигилист.

— Еще не знаю. Но уйду.

Наташа дерзко посмотрела на Нигилиста. Вот человек, который был ее мужем. А потом он ушел — и ничего, кроме облегчения, она не почувствовала. Ни будущее безденежье, ни страх оказаться на улице не занимали ее мысли. Облегчение. И теперь он хочет, чтобы она снова была его женщиной? Ни за что! Подумала так и улыбнулась…

— Наташа, послушай. — Нигилист встал, подошел к ней, присел на валик кресла. Лицо его было сосредоточено. — Я многое могу, понимаешь? Нет, ты не понимаешь. Хорошо, объясню, так сказать, на пальцах. Вчера один мой знакомый реализовал крупную партию сигарет, финское «Мальборо», миллион пачек. По восемьдесят пять рублей за пачку. Мне они обошлись по шестьдесят три за пачку. Минус его процент, восемь с половиной миллионов, я заработал на этом деле четырнадцать с половиной миллионов. Хочешь, все они будут твоими? Все! Переведешь в валюту — получишь больше пятидесяти тысяч американских долларов. Ты представляешь себе, что это такое?

— Не очень. Да мне это и не нужно, — усмехнулась она. — Я не хочу приходить к тебе. Ни за какие деньги.

— Да ты просто дура! Обыкновенная деревенская дура! — заорал Нигилист, вскакивая с кресла. Он нервно ходил перед Наташей по комнате. — Что ты о себе возомнила? Если меня на десять тысяч надуют, я с этого человека в десять раз сдеру в качестве компенсации за недобросовестность! Это пример, как я отношусь к деньгам! А тебе за два визита в неделю, ну, разумеется, этот договор на несколько лет, дают пятьдесят тысяч баксов! За такие деньги я Аллу Пугачеву могу купить! И Софию Ротару в придачу! И Людмилу Зыкину!

— И Мирей Матье, и Арнольда Шварценеггера в качестве телохранителя, — добавила Наташа. — Ну, так и покупай, за чем дело встало?

— За тем, что я хочу тебя! — брызгал слюной Нигилист. — Тебя, понимаешь? Тебя! Ну, послушай, давай снова жить вместе, ты будешь моей женой, переедем на Юго-Запад, в новую квартиру. Клянусь тебе, Наташа, я буду очень много времени уделять тебе, все свое свободное время я посвящу тебе, сделаю, что захочешь, куплю, что попросишь!

— Купишь, значит?

— Куплю.

— Ты не подумал, что любовь — это нечто другое. К примеру, когда хочется о ком-то заботиться, кому-то доставлять удовольствие и радоваться от того, что угодил любимому человеку? И меньше всего — желание иметь много всяких нужных и ненужных вещей?

— Может быть. Я не думал об этом. Ну, вот видишь, я хочу о тебе заботиться, доставлять тебе радость. Даже по твоим выкладкам получается, что я люблю тебя.

— Я когда-то рассказывала, что купила, что мне понравилось. Ты хоть помнишь, как реагировал на это?

— Не помню.

— Никак. Тебе не было никакого дела до моих интересов, до моей радости или огорчения. Ты покупал меня, покупал самым отвратительным способом, и опять пытаешься купить. А я не хочу продаваться.

— Что же ты хочешь?

— Заработать сто рублей и купить любимому человеку шляпу, о которой он мечтал. И когда он примерит ее, и запрыгает от радости, и обнимет меня, и поцелует — это и будет то, чего я хочу.

— На сто рублей много не купишь, — пробурчал Нигилист. — Так, значит, ты категорически отказываешься от меня?