Просто забудь меня

– Черт.

От звука знакомого голоса я на секунду замираю и прикрываю глаза. Но затем разворачиваюсь и присаживаюсь рядом с Эйвери, чтобы помочь собрать ее учебники и какие-то листы.

– Извини, я не заметил тебя.

Эйв молчит. Я даже не вижу ее лица под занавесом длинных бирюзовых волос и серым капюшоном, низко натянутым на ее голову. Она собирает рассыпанные листы по полу, по некоторым даже уже кто-то нагло прошелся. И никто не удосужился ей помочь. Эти секунды дают мне возможность увидеть ее руки слишком близко. Когда она тянется за очередным листом, рукава толстовки задираются, открывая ее запястья. Проклятье. Они такие тонкие, что даже страшно до них дотронуться.

– Держи. – Я подаю ей учебники, и мы синхронно встаем в полный рост. – Извини… – Закончить я не успеваю, потому что Эйв, бросив взгляд на Ингрид, быстро уходит вдоль коридора.

Это маленькое шоу изрядно подпортило мне настроение. Рядом со мной возникает Ингрид и прикусывает нижнюю губу.

– Не наезжай на баскетболистов, – наигранно произносит она.

Я не могу спрятать улыбку.

– Ладно, обещаю.

Мы болтаем и обмениваемся колкими фразами до конца перемены, а затем расходимся по разным классам.

С самого начала я ожидал от Ингрид едких реплик в сторону Эйв, но не услышал ни одну. И даже сейчас она могла бы что-нибудь сказать, но не сказала. И я ценю это. Хороших людей может быть больше, стоит только дать им возможность это показать.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Эйвери

– Ноэль и Эйвери – необычные близнецы. Пола – моя бывшая жена – называла их «королевскими». То, что у нас будет двойня, приводило нас обоих в дикий восторг. Я знаю все эти различия между близнецами и двойняшками, но мы почему-то всегда позиционировали своих детей, как близнецов. Ведь, боже… они так похожи друг на друга, что порой это вызывало недоумение. И дело было не только в этом. В раннем возрасте Эйв часто болела. В те моменты Ноэль прекращал играть и все время сидел рядом с ней. Позже, когда они пошли в школу, Эйв стала превосходить своего брата в учебе и даже в росте. Но Ноэль находил больше друзей и тянул сестру за собой. Они как бы учились друг у друга – Ноэль перенимал у сестры способность быть где-то мягким и даже нежным, а Эйв училась у брата быть смелой, решительной. Они всегда дополняли друг друга. Даже идея Ноэля праздновать дни рождения в разное время удивительным образом подчеркнула его привязанность к ней. Несмотря на свое желание всегда находиться в центре внимания, он хотел, чтобы замечали именно Эйв, чтобы ее ценили больше.

– Вы думаете, отъезд Ноэля как-то повлиял на их связь?

– Думаю, да. Возможно, им снова стоит находиться рядом.

– Вы хотите, чтобы ваш сын вернулся?

– Я не могу просить его об этом. Он на пути к своей мечте. Кем я буду, если разрушу это?

– Но если Эйвери станет легче?

– Возможно, это ей стоит уехать. Быть ближе к брату, быть рядом с матерью.

– И ей станет лучше?

– Не знаю.

– Послушайте, если бы это было действительно так, то вы давно бы уже это сделали. Поверьте, сейчас не самое лучшее время подвергать ее такой перемене. Это не сработает.

– Но…

– Мистер Хейз, ваша дочь не страдает от разлуки с братом. Скучает? Да, но не страдает. У нее депрессия. И это состояние лишило ее некоторых чувств.

– Но ведь переезд может ей помочь.

– Переезд может внушить ей, что от нее избавляются. Что с ней действительно что-то не так, и она лишь острее ощутит свое одиночество и ненужность. Тогда…

– Что?

– Всё может повториться.

Не желая больше слушать, я отхожу от двери кабинета и возвращаюсь на свое место в приемной. Здесь светло. Яркие красные стены, – чем-то напоминающие мою спальню, – с белыми полосами от самого потолка до пола, удобные кожаные кресла с подушками из мягкой ткани.

Как только я сажусь в одно из кресел, дверь в приемную открывается и вновь появляется приветливая помощница, которая угощала меня печеньем.

– Как ты здесь? Хочешь еще печенья? – с широкой улыбкой интересуется она, бросая быстрые взгляды на дверь своего шефа.

– Нет, спасибо, – бормочу я, подставив руку под голову.

Глупо ее обвинять в том, что она оставила меня одну в приемной на каких-то пару минут. Никто меня не заставлял подслушивать. Теперь я чувствую себя еще паршивей.

Папа хочет, чтобы я пожила с мамой. Думает, что мне станет легче. Но я в порядке. Почему они этого не видят? И когда закончатся эти бесконечные сеансы?

Могу представить, какого было папе. Как он себя чувствовал, когда с ним связалась служба по защите детей. Мне действительно стыдно за все, через что прошла моя семья. И до сих пор проходит. Но я уже ничего не могу исправить.

Двери кабинета открываются, и выходит папа с Хелен. Мистер Бордман – психотерапевт, у которого я прохожу терапию вместе с семьей – пожимает папе руку и улыбается мне.

– Увидимся в следующую среду, Эйвери?

Конечно, увидимся. Будто у меня есть выбор.

– Да, – я выдавливаю из себя улыбку, стараясь показать, что он действительно мне помогает.

Но на самом деле я не считаю, что мне нужна помощь. Со мной все в порядке. Сейчас уже все в порядке.

Мы покидаем офис, находящийся на первом этаже небольшого коттеджа за городом. Наверное, здорово работать дома. Между выслушиванием чужих проблем и всякого нытья, можно подняться к себе на кухню, выпить кофе, перекусить или даже посмотреть телевизор. Быть может мне стоит подумать о профессии психотерапевта или психолога? Открою свою частную практику дома и буду зарабатывать на жизнь, выслушивая чужие проблемы.

Несколько месяцев назад я примерно представляла, в какие колледжи буду подавать документы. Сейчас же в голове пусто. Я не знаю, чего хочу для своего будущего.

– Не хочешь повести, Эйв? – спрашивает папа, когда мы подходим к «Крайслеру», припаркованному на подъездной дорожке мистера Бордмана. – Ты давно не водила.

Засунув руки в карманы куртки, я старательно изображаю невинность на лице. Мне не хочется садиться за руль.

– Эм, да нет, пап, я лучше пассажиром.

На лице моего отца появляется разочарование, и я тут же ощущаю вину. Нужно было сказать что-нибудь…не знаю, веселое. Какую-нибудь шутку, например. Но на ум ничего не приходит.

Папа быстро прячет свое разочарование и беспокойство за маской натянутой улыбки. Он много времени проводит дома с самой весны. Когда его подолгу не было дома, я не замечала, как он постарел. Теперь я вижу множество мелких морщин вокруг глаз, заросшую челюсть с пробивающейся сединой, на лбу обеспокоенные складки.

Прежде чем отправиться домой, мы заезжаем на каток, чтобы забрать Ноя с хоккейной секции. Недавно ему исполнилось четыре, но он уже стоит на коньках.

– Ну, как ты, парень? – Папа по-отцовски взъерошивает волосы Ноя, когда он устраивается не в кресле, а на моих коленях.

– Круто, – запыхавшимся голосом отвечает Ной, и начинает в ярких подробностях рассказывать о своей тренировке.

Я уставилась в окно, на проносящиеся мимо знакомые дома и улицы. Мне не нравится быть такой. Меланхоличной. Но когда над тобой трясутся двадцать четыре часа в сутки, ничего не остается, кроме как грустить. Я сама себя лишила свободы.

***

Великий химик Уолтер Уайт однажды сказал: «Какая душа? Мы лишь набор химических элементов, не более». Эта фраза одна из миллиона причин, почему я люблю «Во все тяжкие». Обычно в фильмах и сериалах мы поклоняемся героям и это жутко достало. Мой герой – это антигерой.