Просточеловек

ты закрой мои окна плотнее,

прошепчи, что все хорошо,

и на слабую тонкую шею

наложи свой ласкающий шелк.

говори, что на кухне посуда

залежалась на тысячу лет,

что моя непростая простуда

от любимых моих сигарет.

говори мне про звезды и ветер,

про дожди, походы, костры,

откопай кассетный мой плеер,

и узнай, что морфий – лишь ты.

***

забери мое сердце себе,

запрячь его где-то в груди,

ведь только в твоем тепле

его еще можно спасти.

пронеси его вдоль дорог,

вдоль аллеи, облюбованных мною,

где десятком плачущих строк

я ровнял себя с мостовою.

береги его, как свое,

пока мне остается пучина,

отвечай на вопрос, что ничье,

чтоб не рушился щит из хитина.

***

я коснулся ее души,

глубокого вечного космоса,

Джон Доу, прошу, завяжи

мне артерию нитью из голоса.

я коснулся ее ресниц,

я бежал вперед по ступеням,

не хватает в окружности спиц

что когда-то вели к переменам.

***

пол второго ночи, я не засыпаю,

молча подхожу к старому трамваю,

пол второго ночи, холодно внутри,

некрасивый почерк, снег и фонари.

пол второго ночи, грязный тротуар,

и никто не знает, что потух пожар.

залило дождями, черный горизонт,

ты живи, родная, все еще придет.

выбрось переписки, разорви стихи,

распыли побольше ты свои духи,

замотайся пледом, завари глинтвейн,

я же разобью об забор портвейн.

пол второго ночи, я не засыпаю,

никуда не деться, мир не замечаю.

***

он начал курить,

в окно кидать окурки,

бросил чай,

перешел на кофе из турки.

часто гулял один,

ночью и без маршрута,

забывал про обед,

хоть и считал минуты.

отошел от книг,

зарывался в музыку и кино,

много молчал

и все чаще смотрел в окно.

полюбил апельсины,

выходить по утрам на балкон.

просыпался рано,

не досматривал страшный сон.

иногда оставался на кухне,

хотел сбежать,

но что-то держало -

мысли о ней и завтрак в кровать.

***

выбитые кирпичи в подворотнях -

шрамы города,

улицы пахнут дымом

с легким вкраплением солода.

перекрестки, истлевшей разметкой,

отправляют домой,

и каждый разбит,

с ощущением, будто впервой.

каждое слово на улице -

строка,

выходящая в свет, цепляя

за сердце исподтишка.

дети гурьбой под окнами,

голосят песни.

а что петь, если остается

лишь приближение смерти?

***

выбросил вещи,

открыл баночку с пустотой,

вылетел в космос,

как от первой встречи с тобой.

заворачивал в подворотни,

за мной следили дома,

холодным взглядом

из заброшенного окна.

оббивал одиноко бордюры,

заглядывался на горизонт,

корил свою память, что в ливень

не вытащил старый зонт,

но помнил тебя

от взгляда, до последней улыбки,

рисовал образ по нотам

и мелодии плачущей скрипки.

достаю алкоголь,

не чувствуя даже желания,

не с целью напиться,

а чтоб избежать отрицания

собственного Я,

идущего на тьму пучины,

роняющего взгляд на землю,

где не растут георгины.

остаться здесь,

пересчитывать свои кости,

забыться в постели,

не звать никого в гости.

под окном перегорит фонарь,

вспыхнет искрами в небо.

во мне никто не забыт,

но ими сердце задето.

***

В. В.

я видел картины Ван Гога,

читал Бродского и Экзюпери,

но величайшее в мире искусство -

смотреть, как просыпаешься ты.

***

за грозой, как бы она не ревела,