Простой советский спасатель 3

— Ну-с, молодой человек, что Вы имеете мне сказать? — громогласно объявил мой отец, заходя в зал.

Черт, Леха! Вот так шпионы и попадаются на мелочах! Степан Иванович он, твой отец в прошлой жизни. Здесь, если теория Пруткова и архивариуса верна, он тебе всего лишь родной дядя по другому батюшке. Как же все сложно! Сердце отказывалось воспринимать Лесового старшего чужим человеком, глаза видели родного батю, и мозг из-за этого требовал отбросить условности и довериться.

А я хотел, но пока не мог. Что-то удерживало меня от откровений. Я знал отца как честного человека, и верил, что таким он и был на самом деле, а не просто казался порядочным для своего сына. Но в этой ситуации, в которую мы все попали по какому-то дурацкому стечению обстоятельств, чувствовал себя так, словно меня… предали!

— Присаживайтесь, молодой человек. Леночка, приглашай гостя! А то он без Николая стесняется, — обратился Степан Иванович к молодой хозяйке.

— Леш, ну ты чего, — шепнула девчонка, пихнув меня в бок острым локтем. — Садись давай. Пирожки бери! Сладкие любишь? Эти с абрикосом, эти с яблоками. Мясные на желтом блюде. Ешь давай, голодный небось! Обед-то пропустил.

Я не стал рассказывать Лене о том, что добрый Светик-Семицветик накормила меня студенческой радостью. Пока не познакомлю лично, и девчонки не пометят, так сказать, территорию в моем лице, чужие женские имена при своей девушке лучше не упоминать, во избежании проблем, которых и так хватало в моей жизни.

Я плюхнулся на стол, взял подсунутый Леной пирожок, задумчиво укусил, не ощущая вкуса, и вернулся к собственным мыслям, глядя на то, как батя все также шумно пьет чай, закусывая пирогом с капустой. Все старания мамы приучить его к тихому чаепитию не увенчались успехом, отец хохотал и отбивался своей любимой присказкой: «Чай, не баре, Тинучка, можно и прихлебнуть!» Тиной или Тинучкой именно через «и» он называл маму только дома, в узком семейном кругу.

В моей руке оказался второй мясной пирожок. Любовь к пирожкам с мясом и отдельно с капустой — это у нас с отцом семейное. Смешанную начинку мы оба терпеть не могли. Я жевал и думал: как долго батя знал о Лесакове? Да и знал ли вообще в том нашем мире? А если да, то когда выяснил, почему ничего не сказал мне, даже когда я стал взрослым? Что он скрывал? Или это проснулась моя паранойя?

«В конце концов, здесь и сейчас что я теряю? Ничего», — подумал я, проглотил последний кусок, запил чаем и поинтересовался:

— Степан… Иванович… Как давно Вы знаете о том, что архивариус Лесаков Ваш родственник?

Глава 21

Отец невозмутимо смотрел на меня поверх большой расписной чашки. Петух, нарисованный на фарфоровом боку, словно издеваясь, косил на меня своим круглым хитрым взглядом. Я напряженно ждал, в глубине души понимая, каким будет ответ.

Степан Иванович отхлебнул чай, поставил кружку на блюдце, неторопливо протяну руку к тарелке и взял пирожок с мясом. Никогда не замечал в отце такого выматывающего душу поведения. Ему что, сложно, ответить?! Я начинал потихоньку закипать.

Чтобы успокоиться, решил тоже попробовать выпечку. Практически копируя поведение бати, отхлебнул чаю, поморщился, обварив слегка язык. «А вот не фиг злиться не по теме», — мысленно отругал сам себя. Подхватил пирожок с капустой, откусил и принялся тщательно пережевывать.

В эту игру — кто кого — обычно играют вдвоем. И только я знал, кто сидит напротив Лесового-старшего. Я и маленьким слыл упрямым чертенком, если что-то было не по нраву. А уж в том возрасте, в котором прибыл в это время, и вовсе плевать хотел на психологические игры окружающих.

Помолчим, поглядим, подумаем. Пауза затягивалась, и я уже понимал: отец мысленно формулирует ответ, чтобы объяснить незнакомому человеку семейную историю. Наконец батя вытер руки салфеткой, запил чаем угощение, скрестил руки, облокотившись о стол, и задумчиво прищурился, отмеряя степень доверия, которую мог себе позволить с чужим человеком.

Хотелось стукнуть по столу кулаком и подогнать словами: «Не тяни ежа за нос, признавайся, что ты все эти годы всё знал и молчал!» Что если его молчание и стало причиной гибели его самого и мамы?

— Давно, — негромко ответил отец, и я сначала даже не осознал, что он произнес.

Когда понял, волна гнева затопила разум. Захотелось резко обвинить его во всех грехах, сделать виноватым в том, чего он еще не совершил, но обязательно натворит.

— А… семья Ваша в курсе новых родственных связей? — я очень старался не выдать голосом не единого чувства.

— Нет. И знакомить с родней пока не планирую, извини, парень, — Степан Иванович виновато пожал плечами.

— Не нуждаюсь, — грубее, чем хотелось, буркнул я.

— Не злись, — отец на секундочку прикрыл глаза, собираясь с мыслями. — Покой в семье дороже мифических сокровищ. К тому же, архивариусу я сразу отказал. К сожалению, отказа он не принял, и время от времени пытался убедить меня в том, что семейные традиции необходимо поддерживать и продолжать.

— Подожди… те… — я недоуменно вытаращился на собственного отца. — Я не понимаю, о чем речь… Какие традиции? Какие сокровища? В чем отказали?

Степан Иванович тяжело вздохнул и начал свой рассказ. Оказалось, Федор Васильевич Лесаков служил не простым архивариусом. Как первый сын и наследник семьи, он получил вместе с наследством и почетную должность старшего хранителя тайн подземного города.

Его отец — Лесаков самый старший так сказать, передал ему знания, списки, каталоги, схемы проходов, и завещал оберегать достояние нации, не открывая тайну людям, покуда наследник не поймет, что спрятанные богатства принесут пользу Империи. Про то, что в стране восстановиться царская власть, речи уже не шло. Но список всего, что успели доставить в схрон, у главы семейства содержался в полном порядке.

В городе-двойнике на момент прихода к власти красных ничего серьезного не хранилось, просто не успели перевезти. Из всего списка, который я обнаружил в архиве, что достался мне от Федора Васильевича в наследство, спрятать успели только большую часть казны, прибывшей на поезде. И некоторую часть драгоценностей царской семьи из так называемого тобольского клада. Как он очутился в Энске — история умалчивает. Тем не менее, многие императорские ценности успели схоронить глубоко под землей, на втором уровне сокровищницы.

Если верить Степану Ивановичу, под Энском до сих пор хранится образ давно утраченной Тихвинской иконы. Включая почти половину семейных ценностей князей Юсуповых, доставленных в наш провинциальный городишко на том же составе, что и петербургская казна.

Оказывается, как утверждал покойный архивариус, последний представитель княжеской семьи инкогнито сопровождал драгоценный груз, и принимал участие в закладке ящиков и сундуков в складах подземелья. Федор Васильевич уверял, что Его Сиятельство еще и бумагу собственноручно составил, в которой зашифровал для потомков путь к хранилищу и код, с помощью которого можно открыть двери.