Простой советский спасатель

«Жека… его зовут Жека… Женька… Евгений Ступин… Откуда я это знаю, если впервые его вижу? – имя вспыхнуло в сознании сигнальной ракетой. – И врет, парнишка, врет как сивый мерин. Не мог я ему такого обещать. После начала спецоперации погранцы запретили выход в море. Мы даже с рыбалкой на смене завязали от греха подальше. А гражданским и вовсе нельзя… Я еще в маразм не впал, чтобы неизвестному сопляку такое обещать. И северяночки какие-то… Мало мне проблем с Манюней с утра, так еще две нарисовались. Ох, Леха, старый ты черт, седина в бороду, морской конь в ребро! Ничему тебя жизнь не учит!»

Я застонал и сделал попытку подняться. Рыжий все бубнил и бубнил, а я разглядывал комнату ошалелым взглядом.

Вся стена напротив была увешана плакатами, вырезками из журналов и открытками с лицами советских артистов. Была такая серия «Артисты» у матушки моей покойной. Роллинг Стоунз, Квин, Гурченко и Пугачева, Янковский. Многие лица я узнавал, но большинство не вызывали во мне никаких воспоминаний. Странный выбор как минимум. Если не сказать тревожащий.

Я трижды обвел украшенную стену взглядом, пока до меня не дошло, что я вижу. С календаря, сверкающего свежей краской, мне улыбалась проводница почему-то советских железных дорог, и стоял на нем 1978 год. Я тупо разглядывал картину и пытался понять: зачем молодому парню это старье? А как же сисястые, грудастые красотки из «Плейбоя»? Я еще могу понять Роллингов на стене, но Гурченко? Это ж каким извращенцем нужно быть, чтобы…

Мысль я не додумал, бесконечный бубнеж рыжего отвлекал и раздражал.

– Так. Стоп. Угомони свои таланты. Ты кто?

– Ну ты даешь, Леха! – после секундной паузы продолжил парень. – Нет, вы точно бабкиной навозинкой траванулись! Сосед я твой по общаге. Жека. Мы с тобой в одной комнате второй год живем.

– Что за общага? – уточнил я, старательно разыгрывая проблемы с памятью после хорошей пьянки.

Выходило не очень. Но рыжий, походу, то ли был чуток глуповат, то ли доверчив сверх меры. Это ж сколько нужно выпить, чтобы с утра не помнить ни себя, ни соседа, ни жизни своей?

Я потер ладонями лицо, разгоняя дурман. «Походу, я все-таки в больнице. Меня откачали и затравили лекарствами. А все вот это – плод моего воображения. Интересно, что у меня, инфаркт? Инсульт? Да какая разница, как остановить этот иллюзион? Это у всех так? Или у меня особая реакция на сердечный приступ?»

Мысли накатывали волнами. Рыжий продолжал комментировать мои вопросы, разглагольствовать о вреде алкоголя из непроверенных мест, предлагал в третий раз попить воды, умыться, поесть…

А я завис, разглядывая свои руки. Вместо моих ладоней с загрубевшими мозолями, со шрамом от бензопилы на запястье, с въевшимся в кожу машинным маслом я видел молодые сильные руки. Еще не знавшие тяжелого труда, но точно знакомые со спортом и физическими нагрузками. Коротко стриженные ногти и фаланги, не отмеченные никотином.

Я вытянул руку перед собой, поворачивая ее в разные стороны. Светлый пушок от запястья и выше. Почему светлый-то? Я ж шатен. Что происходит? И голос, голос такой молодой и звонкий, даром что хриплый, то ли действительно с перепоя, то ли просто со сна.

Нестерпимо захотелось отлить. Я оторвался от лицезрения своих конечностей и перевел взгляд на рыжего. Тот наконец заткнулся и теперь разглядывал меня, сидя на железной койке.

Интересно, медсестры в моей больнице красивые? Черт, Леха, если ты в коме, значит, красивые девочки под тебя утку подкладывают. Срамота, товарищ спасатель. Как же ты так неаккуратно-то? А? Так, надо выбираться из этого лекарственного дурдома и приходить в себя. Мне еще с Манюней надо помириться, да и вообще… Я раздраженно дернул головой и поднялся с кровати.

Медсестры там, за бортом моих галлюцинаций, не торопились ставить катетер или подставлять судно беспомощному инфарктнику, или как там я у них числюсь на балансе диагнозов? Этим эскулапам дай только волю, залечат так, что ласты склеишь.

Ноги тоже были не мои. Мои, конечно, тоже накачанные и выглядят отлично для пятидесятилетнего поджарого мужика, но тут-то явно не мои. Молодые, сильные, опять-таки, со светлой густой порослью.

Мочевой пузырь напомнил о себе, оборвав очередной ступор.

– Туалет где?

– Лех, может, к доктору, а? Пусть Алла Борисовна посмотрит? Да на больничку? – тревожно заглядывая мне в глаза, занудил рыжий.

– Сам найду, – я отмахнулся от парня и оглядел комнату в поисках выхода.

Глаз снова выцепил крупные цифры – 1978. Я зажмурился, досчитал до десяти и снова глянул. Календарь с проводницей, радостно скалящейся в камеру, никуда не делся. Как и остальной иконостас мертвых и полумертвых кумиров.

Дверь оказалась прямо напротив, я осторожно двинулся на выход.

– Лех, давай помогу, а? Ты как? – затараторил рыжий, подскакивая ко мне.

«Да что ж ты такой назойливый», – поморщился я. От первого шага меня повело, в голове зажужжала дрель, меня бросило в пот. Странно, алкоголь давно уже должен был выветриться, сутки уже прошли. Что ж так штормит-то? От лекарств? Стоп, если это сон, а это сон, тогда… Тогда это тот редкий случай, когда мне снится очень яркое и достоверное кино. Но семьдесят восьмой год – это слишком даже для моей фантазии, отягченной чтением книг про попаданцев в магические миры, чужие тела и прочих нагибаторов.

Хотя в последнее время мода слегка изменила свое направление, и я с удовольствием следил за приключениями мента, попавшего в глубокий Советский Союз в тело хлипкого пацаненка. Черт, пока я тут валяюсь со своим инфарктом, автор третий том запустит, а я все пропущу. Надо поживее выкарабкиваться из этого состояния. Ненавижу болеть. Я даже редкие простуды на ногах переношу. Максимум отоспался после смены, приняв на грудь сто грамм (а лучше двести) с красным перцем, пропотел – и снова огурец. А тут затяжной прыжок в бездну, походу…

Я добрался до двери и вышел в коридор, не обращая внимания на обиженно замолчавшего рыжего. Кажется, он что-то спросил, а я не услышал и не ответил. К черту. Будем решать проблемы по мере их поступления. Слишком наглая и болтливая галлюцинация – это очень вредно для моего неокрепшего организма.

Хотелось бы мне знать, почему в моей фантазии вообще возник пацан, а не аппетитная медсестричка в коротком белом халатике с расстегнутой на пределе пуговичкой? Надо срочно избавляться от зануды и представлять себе упругую попку, обтянутую медицинской униформой.