Пространство Откровения

– Амарантийцы ждали достаточно долго, – сказала Паскаль. – И тот бедняга, которому ты хочешь помочь, тоже. Нельзя ли нам отделаться от них от всех?

– С чего вдруг?

– Мне не нравится, что с тобой происходит. Неужели не чувствуешь, что тебя сюда затащили насильно? Что на самом деле от тебя ничего не зависит?

– Теперь уже не остановиться.

– Нет! Еще не поздно, и ты это знаешь. Прикажи Садзаки немедленно повернуть. Пообещай сделать для капитана все, что в твоих силах. Я думаю, Садзаки боится тебя, он согласится на любые условия. Оставь Цербер-Гадес, пока он не сделал с нами того же, что сделал с Алисией.

– Обстрел застал их врасплох, а мы подготовлены. И это громадная разница. Фактически мы ударим первыми.

– Что бы ты ни рассчитывал найти, оно не окупит риска, на который мы идем. – Паскаль сжала его лицо в ладонях. – Неужели не понимаешь, Дэн? Ты уже победил! Ты доказал свою правоту. Ты получил то, чего добивался всю жизнь.

– Этого недостаточно.

Паскаль мерзла, но лежала рядом с ним не укрывшись. А Силвест то погружался в неглубокий сон, то выныривал из него. Он давно уже забыл, что значит спать по-настоящему. Паскаль почти права. И нечего этим амарантийцам стаями носиться в его мозгу. Оставили бы его в покое хоть на одну ночь. Жена просит, чтобы он забыл их навсегда. Исключено! Перед ним никогда не стояло такого выбора, а сейчас он и подавно не откажется от задуманного.

Даже желание расстаться с амарантийцами хоть на несколько часов отнимало уйму сил – больше, чем у него было. Его сны – это сны амарантийцев. И когда он просыпается, то часто за силуэтом спящей жены на стенах видит смыкающиеся крылья – чуждые, зловещие, ждущие своего часа.

Скоро начнется.

– Ты почти ничего не почувствуешь, – сказал Садзаки.

Триумвир говорил правду, во всяком случае поначалу. Хоури почти ничего не ощутила, когда началось траление, – лишь слегка давил шлем на выбритую голову, располагая свои сканеры с должной точностью. Ана слышала пощелкивание и посвистывание, но не более того. Даже щекотки не было, которой она ждала.

– Триумвир, в этом нет необходимости.

Садзаки уточнял параметры траления, набирая команды на нелепой старомодной консоли. Разрезы головы Хоури – нечеткие моментальные снимки – возникали вокруг него.

– Значит, тебе не о чем беспокоиться. Совершенно не о чем. Это всего лишь рутинная процедура. Тебе следовало ее пройти еще в момент вербовки, но моя коллега была категорически против…

– А сейчас-то какой смысл? Что я такого сделала?

– Сейчас, Хоури, мы в сложной ситуации. В нашем экипаже не должно быть людей, на которых я не могу во всем положиться.

– Но если вы сожжете мои имплантаты, какой будет прок от меня.

– Не придавай чрезмерного значения страшилкам Вольевой. Она просто прячет от меня свои маленькие профессиональные секреты – на случай, если я решу, что вполне способен взять на себя ее обязанности.

На экранах уже демонстрировались имплантаты Хоури – крошечные геометрически правильные островки порядка в аморфной, как суп, нейронной структуре. Садзаки набрал новую команду, сканер увеличил изображение одного имплантата. У Хоури зачесалась кожа под шлемом. Трал серией головокружительных увеличений «удалял» с имплантата слой за слоем, обнажал его сложноконструированные глубины. Так спутник-шпион смотрит на город, меняя разрешение оптики и видя сначала районы, потом улицы, а потом детали архитектуры.

Где-то в этом хитросплетении, заключенные в некую вполне физическую форму, находились данные, из которых возникал симулякр Мадемуазели.

Прошло немало времени с ее последнего «визита». Тогда, на Ресургеме, среди страшной бури, Мадемуазель сказала, что умирает, потерпев поражение от Похитителя Солнц. Закончилась ли эта война, или затянувшееся молчание объясняется тем, что Мадемуазель последние силы тратит на сопротивление? Нагорный сошел с ума, как только Похититель Солнц овладел содержимым его черепной коробки. Предстоит ли то же самое Хоури, или враг предпочтет действовать скрытно в ее сознании? Может быть, – и эта мысль страшила – он чему-то научился на ошибках с Нагорным? И многое ли из этого станет очевидным для Садзаки, когда он закончит тралить разум Аны?

Садзаки забрал Хоури прямо из ее каюты. С ним был Хегази в качестве силовой поддержки. Сейчас этот триумвир отсутствовал, но, даже если бы Садзаки явился один, Хоури не оказала бы сопротивления. Вольева в свое время предупредила, что Садзаки куда сильнее, чем кажется, и хотя Ана была неплохо обучена приемам рукопашного боя, она почти не сомневалась, что Садзаки справился бы с ней.

В кабинете, предназначенном для траления, стояла атмосфера пыточной камеры. Он был без преувеличения пропитан страхом. Когда-то – может, десятилетия назад – здесь произошло нечто настолько ужасное, что следы не стерлись и по сию пору. Техника была допотопной и чудовищно громоздкой – ничего подобного Хоури еще не видела на этом корабле. Даже если эта аппаратура подвергалась апгрейду, чего по ее внешности не скажешь, она все равно не шла ни в какое сравнение с тралами, которыми пользовалась контрразведка на Окраине Неба. Такие тралы, как у Садзаки, оставляют после себя поля поврежденных нейронов, как наглый налетчик оставляет по всему дому следы грабежа. Вряд ли эти приборы намного совершеннее, чем те разрушительные машины, которыми пользовался Кэл Силвест при сканировании своих Восьмидесяти…

Но сейчас Ана была полностью в руках Садзаки. Он уже кое-что узнал о ее имплантатах: выяснил конструктивные особенности, прочел содержащуюся информацию. Зная все это, он может приступить к выявлению паттернов коры головного мозга, вытягивая из черепа сеть нейронных связей. Хоури немало знала о тралении благодаря знакомству с парнями из разведки. Топология нервных связей определяет долговременную память и черты личности; все это не просто взаимосвязано, а практически нерасторжимо. И хотя здешнее оборудование не блистало новизной, алгоритмы фильтрации памяти вполне могли оказаться эффективными. За века были проанализированы десятки миллиардов человеческих умов, на основе изученных паттернов созданы статистические модели, позволившие, в свою очередь, выявить корреляцию между строением нейронной сети и содержимым памяти. Одинаковые впечатления имели свойство запечатлеваться в одинаковых структурах, из которых, как из кирпичиков, строились более сложные воспоминания. Эти кирпичики – функциональные блоки – никогда не бывают абсолютно похожими у разных людей, за исключением очень редких случаев, но их расшифровка не представляет особых трудностей, поскольку природа никогда сильно не отклоняется от пути минимизации энергетических затрат для каждого конкретного решения. Статистические модели умели вполне четко выявлять такие функциональные блоки, а затем и связи между ними, из которых, собственно, и состоит память. Все, что надо было сделать Садзаки, – это идентифицировать достаточное количество таких структурных кирпичиков и закартировать иерархические связи между ними, после запустить свои алгоритмы, которые должны разобраться с этой схемой. Тогда у Хоури не останется никаких секретов от триумвира Садзаки. Он сможет с легкостью читать ее воспоминания.

Прозвучал сигнал тревоги. Садзаки взглянул на один из дисплеев: имплантаты Аны светились красным светом, и это свечение грозило залить прилегающие к ним области мозга.

– Что случилось? – спросила она.

– Индуктивный нагрев, – беззаботно ответил Садзаки. – Имплантаты слегка потеплели.

– Так не пора ли прекратить?

– Нет-нет! Еще рано. Как я полагаю, Вольева должна была защитить их от электромагнитных импульсов. Небольшой скачок температуры не причинит серьезного ущерба.

– Но у меня голова болит… Мне это не нравится.

– Спокойно, Хоури! Уверен, ты выдержишь.

Словно ниоткуда пришло мигреневое давление, совершенно невыносимое, – будто Садзаки зажал ее голову в тиски и стал поворачивать винт. Должно быть, температура в черепе повысилась куда сильнее, чем свидетельствуют датчики. Садзаки редко принимает близко к сердцу чужие интересы – наверняка он так откалибровал приборы, что они не покажут убийственную для мозга температуру, пока не будет поздно…

– Нет, Юдзи-сан, она не выдержит. Отпустите ее.

Чудесным образом это оказался голос Вольевой. Должно быть, Садзаки узнал о ее приходе задолго до Хоури и тем не менее сохранил выражение безразличия и скуки.

– В чем дело, Илиа?

– Вы отлично знаете в чем! Прекратите промывку, пока не убили нашего стажера.

Теперь Вольева стояла так, что Хоури видела ее. Тон был властным, хотя оружия Ана не заметила.

– Я пока не узнал ничего полезного, – возразил Садзаки. – Мне нужно еще несколько минут, и…