Пространство Откровения

Раздался голос Вольевой:

– Мы отправляемся, Хоури. Группой командую я. Спускаемся треугольником. И ни единого шевеления без моей команды. Поняла?

– Не волнуйся, у меня своих планов нет.

– Вижу, ты ее держишь под каблуком, – вмешалась по открытому каналу Суджик. – Она и в сортир ходит по приказу?

– Заткнись, Суджик. Ты здесь только потому, что знакома с другими мирами. Шаг влево, шаг вправо… – Вольева сделала паузу. – Советую учесть: если я взбешусь, с нами не будет Садзаки, способного меня обуздать. А в бешенстве я не выбираю средств.

– Кстати, о средствах, – сказала Хоури. – У меня на приборах нет данных о вооружении.

– А это потому, что тебе не положено. – Это опять Суджик. – Чего доброго, начнешь палить по всему, что шевелится. Верно я говорю, Илиа?

– Хоури, если встретим противника, – сказала Илиа, – у тебя будет контроль над оружием, можешь не сомневаться.

– А почему не сейчас?

– Потому, что сейчас в этом нет нужды, вот почему. Ты тут просто на подхвате – подсобишь, если возникнет заминка. А этого не произойдет. – Было слышно, как Вольева переводит дыхание. – Но если все-таки произойдет, получишь свое драгоценное оружие. И тогда будь с ним поосторожнее.

Как только они оказались снаружи, корабельный воздух был изгнан из скафандров и заменен гель-воздухом – пригодным для дыхания флюидом. На какой-то момент Хоури показалось, будто она тонет, но еще на Окраине Неба ей приходилось пользоваться скафандрами, так что ощущение дискомфорта скоро прошло. Нормальная речь стала невозможной, но шлем имел в себе приборы, которые интерпретировали субвокальные команды. Микрофоны в шлеме переводили звуки, поступающие снаружи, на выбранную частоту, благодаря чему голоса, которые слышала Хоури, звучали вполне разборчиво.

Хотя спуск переносился тяжелее, чем если бы проходил в шаттле, он все же не причинял особых неприятностей, разве что от перепада давления побаливали глазные яблоки. По показаниям датчиков Хоури установила, что перегрузка составила шесть g. Ее вызвало действие антилитиевых двигателей, встроенных в спины и ступни скафандров.

Вольева руководила снижением, построив скафандры клином, причем два «обитаемых» шли непосредственно за ней, а три пустых вспомогательных составляли арьергард. На первой стадии спуска скафандры сохраняли то положение, которое приняли еще на борту корабля, как бы повторяя в упрощенном варианте конфигурацию человеческого тела. Но когда отблески верхних слоев атмосферы Ресургема появились на скафандрах, те заметно изменили свой экстерьер. Хотя изнутри этого не было видно, мембрана, соединяющая «конечности» с «туловищем», утолщилась, жестко скрепив эти детали. «Руки» тоже изменили положение, теперь они были направлены вверх, под углом сорок пять градусов к «телу», и слегка изогнуты в «локтях». Шлем частично ушел в «плечи», как бы приплюснулся. Ноги срослись и образовали пылающий хвост. Некоторые участки скафандров, до сего момента по прихоти «хозяина» остававшиеся прозрачными, теперь, при вхождении в атмосферу, принудительно мутнели. Микрорельеф корпуса снижал трение о воздух, но свечение все равно было очень ярким.

Хотя прямое видение в таких условиях не работало, скафандры продолжали воспринимать окружающую обстановку на других частотах и прекрасно справлялись с адаптацией поступающих данных к человеческим чувствам. Глядя по сторонам и вниз, Хоури видела другие скафандры, каждый в светящейся «слезинке» из розовой плазмы.

На высоте двадцати километров скафандры использовали свои двигатели, чтобы замедлить падение почти до скорости звука, и трансформировались в уплотнившейся атмосфере в человекообразные самолеты. На спине образовались стабилизаторы, визор обрел прозрачность. Покоясь в объятиях скафандра, Хоури почти не замечала этих изменений, она чувствовала лишь передававшиеся от корпуса колебания давления, что заставляло ее немного менять положение тела.

На высоте пятнадцати километров шестой скафандр вышел из общего строя и переключился на сверхзвуковой полет, одновременно придав себе идеальную аэродинамическую форму, которую человеческое тело могло бы приобрести лишь путем сложнейшей хирургической операции. Через несколько секунд он исчез за горизонтом, двигаясь на ракетной тяге быстрее любого искусственного объекта, когда-либо посещавшего атмосферу Ресургема. Хоури знала, что этот скафандр должен подобрать Садзаки в заранее определенном месте, откуда тот недавно связывался с кораблем, закончив свои дела на Ресургеме.

На высоте десять километров, сохраняя молчание, поскольку лазерная связь между скафандрами была полностью заблокирована, они столкнулись с последствиями песчаной бури, которую вызвали действия Вольевой. Сверху из космоса буря казалась непроницаемо-черной – сплошной покров из пепла. Внутри, однако, она светилась, чего Хоури вовсе не ожидала. Свет имел оттенок сепии, как в Городе Бездны непогожим днем. Грязная радуга окружала солнце, но вскоре она исчезла – скафандры окунулись в штормовую пелену. Теперь свет не столько просачивался к ним сверху, сколько пробивался сквозь слои песка и пыли, карабкался, как пьяный по лестнице.

Поскольку в гель-воздухе вес почти не чувствуется, Хоури быстро потеряла ощущение верха и низа и инстинктивно доверилась системам скафандра. То и дело – хотя двигатели и стремились выровнять полет – она ощущала воздушные ямы, в которые проваливался скафандр. Когда скорость упала ниже скорости звука, скафандры снова изменили конфигурацию, приняв обтекаемую форму. Земля теперь лежала в нескольких километрах, а вершины самых высоких столовых гор – в считаных сотнях метров. Все труднее было удерживать строй – то один, то другой скафандр исчезал в тучах пыли.

Ану пробирал страх – она никогда не пользовалась скафандром в условиях, хотя бы отдаленно напоминающих эти.

– Скафандр, – сказала она, – ты уверен, что справляешься с ситуацией? Я бы не хотела со всей силы брякнуться оземь.

– Хозяйка, – ответил тот самым что ни на есть оскорбленным тоном, – когда пыль станет проблемой, я тебя об этом немедленно проинформирую.

– Я просто спросила.

Теперь уже вообще ничего не было видно – как будто плывешь в потоке грязи. Иногда в буре появлялись разрывы, и тогда проглядывали высокие стены каньонов и вер шины гор, но обычно Хоури окружала лишь клубящаяся пыль.

– Ничего не вижу! – сказала она.

– А вот так лучше?

Да, так стало лучше. Как будто она одним движением век смигнула бурю и та перестала существовать. Теперь Хоури видела на десятки километров, чуть ли не до линии горизонта в тех направлениях, где обзор не заслоняли каменные стены. Словно она летела солнечным днем… Этой иллюзии мешало освещение – в нездоровых зеленых тонах.

– Это монтаж, – сказал скафандр. – Из снимков, сделанных в инфракрасном спектре, моментальных замеров пульсатора-радара и гравиметрических данных.

– Неплохо, но не надо уж так задирать нос. Когда мне надоедает машина, даже самая умная, у меня возникает непреодолимое желание ее унизить.

– Принято к сведению, – сказал скафандр и умолк.

Хоури вызвала на визор карту местности. Скафандр и сам прекрасно знал, куда лететь, и направлялся к точке, с которой Силвест выходил в эфир, но Хоури решила, что профессионалу подобает в таких ситуациях вести себя поактивней. Три с половиной часа прошло с тех пор, как Вольева разговаривала с Силвестом. За это время он не мог далеко уйти от места назначенного рандеву, даже если по какой-то причине вдруг передумал бы посещать корабль. Датчики скафандров без вся кого труда обнаружат беглеца, разве что ему удастся найти глубокую пещеру. Но и тогда скафандры найдут оставленные им тепловые и биохимические следы.