Пространство

Пракс задохнулся. Под ложечкой заболело, как после сильного удара. Он удалил сообщение. За ним выскочило другое, а затем еще сразу три. И дальше целая дюжина. Ужаснувшись, Пракс открыл одно из новых.

«Надеюсь, ты сдохнешь!»

— Откуда? — обратился он к терминалу. — Откуда такой непрерывный поток злобы и ненависти? — Он понял, открыв следующее письмо, к которому прилагалась ссылка на программу новостей.

Он послал запрос по ссылке, и через пять минут на побелевшем экране появился логотип крупного земного канала новостей и название программы: «С пылу с жару».

Логотип погас, и его место заняло лицо Николы. Пракс потянулся к управлению со смутной мыслью, что монитор случайно переключился на личные сообщения, но в душе он уже понимал, что это не так. Никола облизала губы, отвела глаза, затем снова посмотрела в камеру. Выглядела она усталой. Изможденной.

«Меня зовут Никола Мулко. Я была замужем за Праксидиком Менгом, за тем человеком, который обратился к вам за помощью в поисках дочери… Моей дочери, Мэй».

По ее щеке ползла слеза, и Никола ее не вытирала.

«Чего вы не знаете… чего никто не знает: что Праксидик Менг — чудовище в человеческом облике. С того дня, как я ушла от него, я пыталась вернуть свою дочь. Я знала, как он измывался надо мной, но не думала, что он причинит вред ей. Но друзья, оставшиеся на Ганимеде, известили меня, что…»

— Никола, — сказал Пракс, — не надо. Не делай этого.

«Праксидик Менг — жестокий и опасный человек, — сказала Никола. — Я, мать Мэй, думаю, что после моего ухода он насиловал ее психику, чувства и тело. И что ее „исчезновение“ с Ганимеда скрывает тот факт, что он наконец убил ее».

Слезы свободно текли по щекам Николы, но ее глаза и голос были мертвыми, как залежавшаяся рыба.

«Я никого не виню, кроме себя, — сказала она. Я не должна была оставлять мою девочку…»

Глава 37 Авасарала

«Я никого не виню, кроме себя», — сказала заплаканная женщина, и Авасарала, остановив запись, откинулась в кресле. Сердце стучало чаще обычного, и под ледком обыденного сознания плавали неуловимые мысли. Казалось, если кто-то прижмется ухом к ее голове, он услышит гул работающего мозга.

Бобби расположилась на просторном ложе. Под ней кровать казалась маленькой, что само по себе впечатляло. Марсианка сидела, подогнув под себя одну ногу и раскинув пачку настоящих игральных карт на жестком покрывале — зеленом с золотом. Но солитер [77] был забыт. Бобби уставилась на Авасаралу, и та почувствовала, как губы медленно расползаются в ухмылке.

— Ну, чтоб меня, — сказала она, — они перетрусили!

— Кто перетрусил и перед кем?

— Эрринрайт начал игру против Холдена и этого дурацкого Менга. Они вынудили его к действию. Мне этого не удалось.

77

Вид пасьянса.

— Вы не верите, что ботаник издевался над дочкой?

— Не знаю, но вот это, — она постучала по замершему лицу плачущей жены, — явная кампания по очернению. Ставлю недельное жалованье, что обедала с человеком, который это устроил.

Скептический взгляд Бобби только добавил Авасарале веселья.

— Первая хорошая новость, — сказала она, — с тех пор как мы попали на этот летучий бордель. Надо приниматься за работу. Ох, черт, сейчас бы вернуться в свой кабинет!

— Хотите чаю?

— Джина, — потребовала начальница, включая камеру своего терминала. — У нас праздник.

В окошке камеры она выглядела меньше, чем в собственных глазах. Комната, под каким углом ни смотри, отвлекала внимание на себя: все равно что сниматься на фоне открытки. Нахождение на этой яхте само по себе было бахвальством, но волосы у нее при слабой силе тяжести топорщились дыбом, словно она только что поднялась с постели, а лицо от усталости казалось похудевшим и ссохшимся.

«Убери это, — приказала сама себе Авасарала. — Надень маску».

Глубоко вздохнув, она сделала в камеру неприличный жест и начала запись:

— Адмирал Соутер, больше спасибо за последнее сообщение. Я отметила кое-что, что может показаться вам любопытным. Похоже, что с недавних пор некто проникся неприязнью к Джеймсу Холдену. Если бы я была с вашим флотом, а не по ту сторону треклятого Солнца, с удовольствием обговорила бы это за чашечкой кофе, но, поскольку подобное невозможно, открываю для вас часть моих личных досье. Я интересовалась Джеймсом Холденом. Взгляните на то, что я собрала, и скажите, видите ли вы то же, что и я?

Она отправила сообщение. Дальше разумно было бы связаться с Эрринрайтом. Если бы дела шли так, как ей хотелось, она бы постаралась вовлечь его в игру. Долгую минуту Авасарала мысленно составляла обращение. Бобби маячила по правую руку, тихонько позвякивая, расставляла на столе выпивку. Авасарала взяла стаканчик и пригубила. Изготовленный по спецзаказу джин Мао был великолепен даже без лайма.

Нетушки. На хрен Эрринрайта! Она вызвала адресную книгу и пролистывала список, пока не нашла то, что искала. Потом нажала «запись».

— Мисс Корлиновски, я только что просмотрела выпущенное вами видео с обвинениями Праксидика Менга в насилии над своей милой пятилетней малюткой. Не подскажите, с каких пор пресс-центр ООН превратился в чертов суд по бракоразводным делам? Если станет известно, что за этим стоим мы, я хотела бы заранее знать, о чьей отставке извещать журналистов. Пока предполагаю, что о вашей. Мой привет Ричарду, и свяжитесь со мной, пока я не поджарила вашу тупую задницу.

Она закончила и отослала запись.

— Это она устроила? — спросила Бобби.

— Возможно. — Авасарала сделал еще глоток джина. Он был слишком уж хорош — как бы не напиться. — Если это не она, тогда она узнает кто и подаст его нам на блюдечке. Эмма Корлиновски — трусиха. За что я ее и люблю.

В течение следующего часа она разослала еще дюжину сообщений: спектакль за спектаклем. Она завела официальное дело на бывшую жену Менга и потребовала расследовать, не придется ли ООН отвечать на обвинения в клевете. Она подняла на ноги координатора гуманитарной помощи Ганимеда и потребовала собрать все, что возможно, по Мэй Менг. Она послала внеочередной запрос на установление личностей врача и женщины из передачи Холдена, а потом двадцать минут несла чепуху в сообщении к давнему однокашнику, замешав в нее тактичную просьбу о том же самом.