Простые девичьи тайны

Часто раздумывая над вопросом: «Почему, если он любит меня, не предпринимает шагов к сближению?», я пришла к выводу, что дело в работе. Ведь он ясно дал понять, что из принципа не заводит романов на службе. Появились мысли об увольнении. Думать об этом не хотелось, работа мне полюбилась с тех пор, как туда пришел Сергей. Я решила, что увольняться не стану, но все равно ловила себя на том, что просматриваю объявления о вакансиях.

Не известно на что бы я решилась, но судьба все решила за меня.

В то утро Ленка объявила, что купила себе новые сапожки, а старые отдает мне. Они из натуральной кожи, на настоящем овечьем меху. Не то, что мои опорки, из натурального Чебурашки! Сапожки были хороши, и мне впору. Только вот каблук слегка высоковат. Ленка-кокетка, скачет на каблуках в любую погоду, а я не привыкшая. Наши препирательства заняли какое-то время, и продолжались бы долго, если бы я не заметила, что опаздываю на работу. В ужасе, без разговоров натянула новые сапожки, и стремглав понеслась на остановку. Маршрутка уже отходила. И я кинулась ее догонять, отчаянно размахивая руками. И тут каблуки и гололед не нашли общего языка. Я растянулась на льду, недалеко от остановки, и уже не смогла встать на ноги. Правая лодыжка отзывалась на любую попытку подняться острой болью. Пришлось звонить Лене, которая еще не успела уйти на работу. Подружка вызвала скорую и сопроводила меня в больницу. Там замуровали меня в гипс и, подержав несколько дней, отправили домой отдыхать. Пока я лежала в больнице, меня навестил Сергей Петрович. Правда, не один, а с полным офисным составом. Делегация принесла мне апельсины, букет замерзших гербер, и так шумела, что скоро их всех выставили из отделения. Наказали приходить по одному. Но больше никто не приходил, кроме Лены.

Наотдыхалась я вдоволь. Все сидела дома, смотрела телевизор и в окно, на заметаемый снегом двор.

Приезжала мама, поохала, дала денег. Ведь больничный в нашей конторе выходил совсем копейки, а нужно было за квартиру платить. Мама прожила с нами два дня. В это время Толик прятался у друга. Мы с Ленкой боялись, что мама не поймет нашу специфическую «семейную» жизнь втроем.

Я очень была рада родному человеку. Пока не видела, не понимала, как соскучилась. Все липла к ней. Мама даже в шутку спросила, не забрать ли меня домой? Я подумала, и отказалась. Не смотря на шиканья Ленки, призналась, что у меня здесь есть любимый человек. Мама захотела познакомиться, но я возразила: «Рано еще! Отношения толком не завязались».

–К весне приезжайте в гости с женихом, и с Леночкой! – пригласила мама.

Потом забила холодильник деревенскими продуктами и удалилась на автовокзал.

Заканчивался месяц моего домашнего ареста. Осталось только снять гипс, и я свободна.

Так соскучилась по Сергею, что многое бы отдала за то, чтобы увидеть его лицо. Или, хотя бы, услышать голос.

Но в больнице меня ждал крайне неприятный сюрприз. Кость срослась неудачно. Необходима операция!

Это была первая операция в моей жизни под общим наркозом. Страх сковал все тело, но я плыла по течению, доверяясь врачам, и стараясь ни о чем не думать. Операция надолго уложила меня в больничную койку. Но я не чувствовала особой боли или неудобств. Только остро скучала по маме и Сергею.

После первых тяжелых дней, я воспрянула духом, и даже познакомилась с двумя моими соседками, которые тоже оказались молодыми девчонками.

Девушки оптимистичнее относились к своим травмам. Роза, двадцатилетняя смуглянка с забавными косичками, радовалась, что сломанная рука помогла отсрочить сессию, к которой та не успела, как следует, подготовиться. Она неугомонно болтала, приставая к медсестрам и соседкам по палате с историями и анекдотами.

Бледная Валя, несмотря на перелом обеих рук, нежно улыбалась, как невеста у алтаря. И выглядела счастливой и уравновешенной. Она, как и Роза, еще училась. Но в консерватории. Роза радовалась за Валю, что та не пианистка, а певица. И компетентно заявляла, что руки в пении не пригодятся, простуда – вот чего стоит опасаться соседке!

Из-за работы, Лена не могла приходить часто, и я находила удовольствие в общении с Розой. У нее на уме были только тряпки и мужчины, и эта пустая болтовня, волшебным образом, успокаивала мои расшатанные болезнью нервы. Разумеется, Розу интересовали и мои любовные похождения. Выяснив, что вспомнить мне нечего, кроме симпатий и пары взглядов еще в институте, Роза была ошеломлена. Она уверяла, что со мной что-то не в порядке и рекомендовала психолога. Тут я не выдержала и призналась, что люблю одного человека, и, возможно, он отвечает взаимностью. Соседку по палате моя история любви к Сергею Петровичу, а также невозможность встречаться из-за работы, не впечатлила. Она охарактеризовала мои терзания одним словом: «Чушь!».

–Это че-пу-ха!– склонившись над кроватью, твердила Роза,– большей глупости я в жизни не слышала! Нет у тебя никакого романа с начальником! Ты ему даже не нравишься, как женщина!

Меня растаивали ее слова, но, все-таки, я не верила им. Пусть болтает, что хочет! Много она понимает!

Один из таких споров прервал телефонный звонок.

–Это он!– воскликнула я, победно взглянув на соседку.

Сергей Петрович не звонил мне раньше. Просто так не звонил, значит, дело было серьезное. Так оно и вышло.

–Дашенька, как твое здоровье?– услышала я его нежный голос.

–Уже лучше, но из больницы теперь выпустят не так скоро,– призналась я.

–У меня есть для тебя новости. Но не хотелось бы по телефону,– сказал он,– Можно я приду, навещу тебя?

–Конечно, Сергей Петрович! Я вам всегда рада! Приходите в приемные часы.

–Договорились, зайду сегодня в шесть! Выздоравливай!

–Вот видишь!– повернулась я к Розе, – Он придет! Один!

–Ну, наконец-то!– сквозь зубы проговорила она. – Будем ждать! Правда, вид у тебя не для свидания.

Соседка открыла свою тумбочку, и достала косметичку. К шести вечера я возлежала на свежих подушках (за дополнительную плату попросили сменить постель), накрашенная, причесанная и благоухающая французским парфюмом.

Сергей пришел в половину седьмого. Как положено с букетом цветов. Мне казалось, он так же смущен как я. Несколько делано улыбался, и пытался избежать прямого взгляда.

–Ну, как наша больная?– бодро начал он.

–Ничего, выздоравливаю!– ответила я.

–Дашенька, я пришел по серьезному вопросу. Это неприятно, но необходимо сделать.

Я, лично, никогда так бы не поступил, особенно с тобой. Но я человек подневольный. Директор центра принял решение взять на твое место другого работника. Работа стоит, девочки не справляются. А тебе придется выздоравливать еще долго. К тому же, неплохо бы после такой травмы пройти курс реабилитации. Ты, наверное, и сама уж не хочешь работать в нашем центре?

–Ну, вообще, Сергей Петрович, – растерялась я, – мне нравится работа.

–Но ведь ты нуждаешься в деньгах!– нашелся начальник,– знаешь, как мало получишь по больничному. А если подпишешь по собственному желанию, то хозяин обещал за время болезни выплатить полную ставку!

Сергей Петрович достал из портфеля бумагу с печатями, закрепил ее в специальной папке и положил мне на колени.

–Напишешь заявление?– заискивающе спросил он, протягивая ручку.

–А вы как посоветуете?– спросила я, ища в его глазах поддержку.

–Посоветую подписать! Я бы не стал ссориться с директором. Он человек мстительный, откровенно говоря. Так что, как друг, советую тебе согласиться.

Я вздохнула, и под диктовку бывшего начальника написала заявление об уходе.

Он посидел еще пять минут. Пожаловался на холод за окном. Пожелал поскорей выздоравливать. Пообещал хорошую характеристику для нового места работы. И распрощался, поцеловав меня в щеку. Пребывая в некотором ступоре, я даже не почувствовала этого, недавно, такого желанного поцелуя.