Против часовой

Подвиги Витьки были упоительны.

С пятнадцати лет он гулял с развеселыми подружками, много старше его. С девочками из кордебалета Свердловского театра музыкальной комедии. С цыганками из Цыганского поселка, что за Шарташом. Умел даже сказать на цыганском языке нежное мэ тут камам и совсем неприличное ха мэри минча… Оттого попадал в переделки. Однажды, когда провожал цыганскую подружку до дома, был едва не убит ее братом, который метнул в Витьку отточенный топор, пронесшийся у того прямо над головой и глубоко вонзившийся в столб электропередачи.

В другой раз он гулял с одной из своих пассий, известной оторвой, в единственном по тем временам в городе ночном ресторане в аэропорту

Кольцово. Пили фирменный коктейль заведения – полстакана портвейна на полстакана водки, внутри плавали две дольки яблока. Девка, конечно, наклюкалась и по выходе на аэропортовской площади облюбовала милицейский газон, взобралась на крышу и пыталась изобразить форменный стриптиз. Витька с дружками громко хлопали и пели хором для аккомпанемента популярную тогда песню Опять от меня сбежала последняя электричка. Компания была задержана патрулем,

Витька вступил в нелицеприятную разборку с милиционерами, был арестован, в околотке его отметелили. Забирал его папин денщик.

Милиционеры были уволены, сам Витька выдран ремнем.

Был и такой эпизод: в один прекрасный вечер нетрезвый Витька на спор повис на декоративном корне в вестибюле ресторана Кедр – это был спортивный восхитительный подвиг, поскольку корень висел под самым потолком… На сей раз его нашли в отделении лишь на вторые сутки, причем сам начальник поехал к Витькиному папаше с повинной.

Начальник был прощен, Витька выдран…

На Наташу, конечно же, Витька не обращал никакого внимания: дурнушка, малолетка, к тому ж вместе росли. Но однажды завалился-таки к ней, когда родители были на работе, часа два беспрерывно ее щупал, много позже Наташа узнала, что в сексологии это называется петтинг. Таков был первый Наташин сексуальный опыт.

Чтобы не потерять сына, как он выражался, сразу после окончания

Витькой десятого класса и получения аттестата – тоже не без приключений, конечно, следил за ходом экзаменов все тот же денщик – генерал Шипицын сдал сына в военное училище в Рязань – учиться уму-разуму и воспитываться на политрука. И в училище Витьку воспитали-таки.

Наташа после Свердловска видела его лишь однажды, мельком, заходил к ней в Москве по старой памяти в общежитие: окончив свое заведение, он следовал на побывку в родительский дом перед отправлением на постоянное место службы, куда-то под Ашхабад… Витька разительно изменился. Он ссутулился, стал каким-то серым, с неухоженной огрубевшей кожей, мозолистые руки прятал от неловкости.

Лейтенантская форма на нем сидела, как на пугале, рукава, казалось, коротки по мослам. Витька очень заматерел и стал обычным некрасивым грубым мужиком, каких на улицах тысячи, – генерал Шипицын был отнюдь не голубых кровей. К тому же с собой он вез еще и толстую неопрятную жену, почему-то хохлушку – откуда хохлушки в Рязани? – и совсем деревенскую.

Но привел Витька к Наташе не только ее.

Был с ними и Валера Адамский, молодой врач-гинеколог, еврей, конечно, гинекология – еврейская специальность. Если можно было составить Витьке в тогдашнем его обличье полную противоположность – так это был Валерка. Холеный, нагловатый, сыпавший модными сленговыми словечками, франтоватый и привыкший не церемониться с женщинами. Что ж, он видел их десятками каждый день в своем кресле – изнутри.

Каким образом Витька и Валерий были знакомы, Наташа так и не уяснила

– ни тогда, ни после: кажется, оказались как-то, в одну из Витькиных побывок, случайными соседями по столу в ресторане – что ж, оба тогда были студентами… Витька Шипицын после того визита исчез из ее жизни – скорее всего навсегда.

Глава 5. Второй мужчина

Случилось это на последнем курсе университета, Наташа не была уже такой наивной, но и прожженной никак не назвать, была скорее осторожна. Происходило же всё так: Валера стал захаживать к ней в студенческое общежитие – своей квартиры, как оказалось, у него не было, оставил кооператив в Чертанове бывшей жене, в компании которой продолжал пьянствовать. Богема, что поделать, бывшая жена Валерки перед ним была замужем за скульптором, съехавшим к тому времени в государство Израиль.

Наташе эти визиты поначалу казались странными. Во-первых, Валера был старше ее на целых шесть лет. Но даже не в том дело: ее отец был старше матери на целых восемь, и ничего – счастливо жили. Во-вторых, поскольку Валера уже был взрослый, водил хоровод, если не все в его словах хвастовство, с известными людьми, что ж такого интересного мог он услышать здесь, в комнате студенческого общежития, в компании с писюшками – так он называл малолеток, которые залетали иногда к нему на прием.

Нет, конечно, Наташа не была столь наивна, чтобы не понимать, что три молодых свободных девчонки, которые к тому же смотрят ему в рот, ловят каждое слово и с готовностью смеются каждой его шутке, – находка для молодого одинокого мужчины, возможность покрасоваться и расслабиться. Но все-таки у него, при его-то профессии, никак не могло быть нехватки по этой части… Все было тем более загадочно, что держался Валерка хоть и непринужденно, но очень сдержанно.

Он приходил всегда с коробкой конфет и парой бутылок полусладкого советского шампанского – Наташа тогда еще не знала, что такого напитка не бывает на свете, – развлекал Наташу и ее соседок рассказами из практики – в меру скабрезными, но подчас действительно уморительными. Скажем, он в красках и в лицах описывал ежегодный плановый повальный осмотр работниц фабрики Дукат… Соседки таяли в присутствии Валерки, отчаянно завидовали Наташе, утверждая, что ходит он в общежитие исключительно ради нее. Да хватит вам, пристали, говорила Наташа, краснея, причем совершенно искренне: она совсем не так представляла себе механизм ухаживания. Ведь Валерка никуда ее не приглашал, ничего не дарил – даже букетика цветов, никаких намеков на то, что предпочитал ее остальным, не допускал.

Одна из Наташиных соседок была удивительно красивая еврейка из

Бобруйска по имени Полина: с дивными волосами, белокожая, с черными огромными глазами, очень чувственная, но свято хранившая свою девственность: говорила – для мужа. Самое удивительное, что потом она вышла-таки замуж девушкой, правда через месяц подала на развод, поступила в аспирантуру и вернулась в общежитие, но стала отнюдь не такой строгой, какой была в девичестве. А позже вышла за Бог ведает где ею добытого американца, отечественного, впрочем, происхождения,

– и покинула родные палестины… Однако материнский завет Полиной был выполнен. И Валера к этой ее слабости по части строгого

соблюдения себя относился с полным пониманием, только чуть подтрунивал и говорил, что, как ее увидит, чувствует себя

отполированным.

Другая соседка, напротив, была разбитная смазливая толстушка Верка – откуда-то из средней полосы, из Воронежа, что ли. Верка имела одну особенность – очень быстро пьянела и утром никак не могла вспомнить, спала ли она с кем-нибудь из гостей или нет. Как правило, спала, и выручало ее то обстоятельство, что у нее были больные придатки и она никогда не беременела. Однажды – по просьбе Верки – Валера сделал ей осмотр прямо в общежитской комнате, похвалил за сильную матку, а потом по секрету шепнул Наталье, что скорее всего у Верки никогда не будет детей. В чем дело, он не объяснил, но через несколько лет после окончания университета Наташа стороною узнала – связи они не поддерживали,- что Верка умерла от рака…