Против света
Шрифт:
В первый раз открыв Гримуар, я уловил тошнотворный запах, въевшийся в его страницы. Он пробуждал во мне смутные воспоминания о событиях, которые не удавалось воскресить в памяти. Удручающе неуловимые, они все же не отпускали меня, и перелистывая в памяти поблекшие листы с извивами рукописного шрифта и размашистыми магическими формулами, я чувствовал, что они нагнетают неописуемое безумие. На многих страницах имелись наброски искаженных, слегка напоминающих человеческие, фигур, извилистые контуры невнятных карт. Они были вычерчены каким-то цветным веществом, а знаки и названия местностей — если это были они — выделялись алым и зеленым. Несколько раз я находил изображения гротескных пауков с человечьими головами — все в искаженной перспективе, как на декорациях «Калигари».
Несмотря на солидное знание тайного символизма,
Помимо подсвечников, был еще миниатюрный треножник, к которому крепился камень странной формы. Его грани уходили внутрь под острыми углами, и он излучал сияние, словно в глубине порхал кроваво-красный огонек. Меня поразил этот камень: столь похожий и в то же время так отличавшийся от хрустального шара Маргарет. Во многих отношениях противоположность камню Маргарет, он был, в каком-то непостижимом смысле, его двойником. Треножник напоминал клубок змееподобных существ, которые при ближайшем рассмотрении оказались щупальцами осьминога, головой которого служил камень. Вся эта конструкция выглядела весьма неприятно. Она производила впечатление живого и подвижного существа, а преломление света в глубинах камня придавало ему жутковатую одушевленность: «слепой и идиотский хаос в центре бесконечности», как говорил Лавкрафт. Только в этом случае хаос не был слепым. В центре луковичной головы сиял и пульсировал «сновиденный глаз». Я инстинктивно приложил предмет к уху и тут же отдернул. Изнутри доносился звук, похожий на вой ветра в проводах, изредка сменявшийся безумным хихиканьем, а затем переходивший в многоголосый резонирующий крик. Это завывание напоминало мне кошмарную колыбельную и смутные ощущения, навеянные отвратительными запахами Гримуара.
Вой затих, но жуткие образы, вызванные им, сохранились в металле и камне, их воздействие не завершилось. Странная дремота смыкала мои веки, но тут один из подсвечников свалился на пол, разрушив чары, навеянные магическим камнем.
После мучительных попыток вспомнить и описать комментарии, столь удачно предложенные неведомым переводчиком, я почувствовал, что мне оставлен только такой выбор: неестественный сон с неотступными кошмарами или же нескончаемое погружение в преисподнюю, озаренную зловещей Звездой, — если воспользоваться выражением переводчика Гримуара, «искусственным светилом, созданным в прежние зоны магистрами магии». Об этой звезде в Гримуаре говорилось следующее:
«Свет ее озарял Землю задолго до появления человеческой жизни, когда планету населяли существа с душами, сотворенными ее излучением. За многие века некоторые особо предрасположенные люди случайно, а в редких случаях намеренно, научились привлекать лучи Звезды, подобно тому, как металлический громоотвод притягивает молнию. Когда ее свет вторгается в сознание людей и встречает резонанс вибраций, он сгущается в паутину космических волн, сплетая подводные образы, похожие на осьминогов и известные, как Криксквор…»
Это любопытное слово, оставшееся непереведенным, комментировалось на полях другим почерком:
«КРИКС КВОР — ср. латинское сrux (крест) и халдейское auor (свет)».
Я уже встречал символику скрещенных или переплетенных лучей на древних полинезийских рельефах — они обозначали морских тварей, которым поклонялись островитяне Тихого океана. По правилам каббалы «Криксквор» эквивалентен числу шестьсот шестьдесят шесть, ассоциирующемуся с Алистером Кроули и его Культом Зверя.
«Встречаясь с воздухом, Свет становится неразличимым. Но его могут уловить способные «видеть», например, почитатели Внешних. Долгие зоны их ставленники утверждали на суше и в морях тайные центры лучезарного культа. Один из центров находится близ Данвича, другой — в море, у Земли Моргана. Криксквор упоминается во многих полузабытых мифах, окружающих древние космические силы, такие как Айвасс, Аоссик и Ктулху. Последний является гигантским чудищем,
похожим на осьминога, — он поднял в 1928 году руины циклопического города, который долгие эоны таился под водами океана. Следует отметить, что подобные сейсмические колебания, наблюдаются на протяжении всец истории в различных районах земного шара..»На полях против «Земли Моргана» имелось пояснение:
«Гламорган в Уэльсе; «Морган» означает "рожденный морем"».
Чуть ниже на полях была еще одна приписка другим почерком:
«Огюст Б. создал копии этих и других подобных существ, которых он видел во сне…»
Внезапное появление знакомого имени поразило меня. Вопросы закружились в моей голове. Я понял, что нужно исследовать связь звезды с Маргарет Вайрд. Но другая властная интуитивная команда заставила меня вернуться к зеркалу в гостиной. И тут-то все изменилось.
Часть 2. ЗАЗЕРКАЛЬЕ
Типичная дурость ясновидящих — их стремление утаивать часть видений от мага, ибо только он один может правильно их истолковать.
Я уже рассказывал о моей связи с Гламорганом. Она сформировалась в очень раннем возрасте, — родился я в Эссексе, но зачат был на Земле Моргана, когда родители проводили медовый месяц в Порткоуле. То, что я — Грант и Вайрд, а в Земле Моргана кроется тайный центр культа Внешних, отчасти объясняет мою неизменную восприимчивость к астральным и морским влияниям.
Помню первую встречу с дядей Фином, упругий покров дерна на южных пастбищах, сладкий запах просоленного папоротника, грохот моря в пещерах Монк-Нэша. Окруженный скалами, песком и морским бризом, я поглощал напиток пронизанных солнцем вечеров, навеки застывших в прозрачной синеве минувшего, и эта безупречная алхимия наградила меня тонким восприятием впечатлений, приходящих Извне.
Заметное впечатление такого рода произвел на меня другой мой родственник — дядя Генри. Это был единственный, если не считать Кроули, человек, чье присутствие порой откликалось во мне беспокойством. Определение не совсем точное, ибо парадоксальным образом эффект в то же время был на редкость умиротворяющий. Вернее всего было бы говорить о чувстве «инородности». Между тем, дядя Генри, во всех отношениях не похожий на Кроули, был скромен, непритязателен, безучастен, — тихий интеллигентный валлиец, интересовавшийся исключительно сестрой моей матери, Сьюзен, на которой женился, и классической музыкой. Но — и это очень важное «но» — его присутствие пробуждало во мне смутное понимание того, что позже я определил как «вторжения» Извне.
Каникулы я, в основном, проводил в «Брандише» — построенном в Гламоргане особняке, который моя тетя окрестила так, чтобы увековечить древнюю связь Вайрдов с Суффолком. В саду, в тени яблонь, среди цветов и папоротников, я читал книги, впоследствии определившие мои литературные вкусы. Там я впервые познакомился с Артуром Мейченом, Элджерноном Блэквудом и Г. Ф. Лавкрафтом.
Должен уточнить, что мой дядя не знал, чтением каких книг я так страстно увлекаюсь. Я входил из залитого солнцем сада в гостиную, где он сидел в кресле, отрешенно улыбаясь или изучая газету. Его присутствие в такие моменты, казалось, сообщало нечто неуловимое моему чтению, так что с тех пор «Брандиш» населен для меня демонами сияющего дня и мрачнейшей тени.
Много лет спустя я увидел любопытный сон, порожденный этим слоем воспоминаний. Сон был таким ярким, что, если бы не память о смерти дяди, я не решился бы утверждать, что все не приключилось наяву, не было подлинным опытом. Поскольку мне кажется, что сон этот содержит ключ к тайнам, окружающим Маргарет Вайрд, я опишу то, что удалось запомнить.
С книгой в руке я вступил в залитую солнцем гостиную. Дядя и тетя сидели в креслах. На кушетке у окна я заметил смутные очертания спящей и узнал свою кузину Кэтлин Вайрд. На столике справа от двери, в которую я вошел, высилась стопка сочиненных мною книг. Мне вовсе не показалось это странным, хотя в то время ни одна из них не была издана и даже написана! Дядя попросил меня положить на столик книгу, которую я держал в руках. Взглянув на переплет, я обнаружил, что там тоже стоит мое имя. Я положил книгу и, только сейчас сообразив, что все три человека, находящиеся в комнате, умерли несколько лет назад, спросил дядю Генри, как он тут очутился. Дядя с улыбкой ответил: