Против ветра! Андреевские флаги над Америкой. Русские против янки

Рядом, неизменно – Адам Филиппович Мецишевский. В настоящем бою он уйдет из штурманской рубки в кормовую, чтобы корабль не потерял разом командира и старпома. Но здесь и сейчас – тоже учится. Он, пожалуй, единственный, кто понимает, насколько все происходящее внове для самого командира.

Вот по правой стороне вырос приземистый каземат «Чикоры». С учетом поправки – спасающей корабли от взаимоистребления – точно перед носом бывшего фрегата. Не уйдет! На этот раз. Впервые!

– Пятьдесят восьмая попытка – успех, – констатирует старший помощник, – занести в бортовой журнал: «В пятнадцать часов тридцать одну минуту условно уничтожен броненосец США «Чикора».

– К чему так хвастаться, Адам Филиппович?

– А к тому, что нас они уничтожили семь раз. И не поленились внести в журналы. Я их видел.

– Ну и отлично. Во-первых, это им поднимает настроение. Во-вторых, еще раз доказывает, что адмирал Бутаков прав, и одиночный корабль, даже более быстрый, особых шансов на таранение подвижного и способного управляться неприятеля не имеет. В-третьих, наши южные друзья тоже не лыком шиты: эффективность их тактики показывает, что «Чикора» и «Пальметто Стэйт» теперь из отдельных кораблей превратились в сплаванную пару, наловчились создавать общие угрозы. Заметили – «Чикора» обычно действует как загонщик? Черт побери!

На этот раз разрыв пришелся почти вплотную к борту. Вода обрушилась на рубку.

– Спасибо янки, – Мецишевский приподнял уголки тонких губ, – охладили. А то мы поддались торжеству. Смотрите, при нынешнем курсе условно уцелевший броненосец условного противника создает угрозу. И дым валит жирный – значит, форсировали машины.

– Он теперь один. Попробуем пропустить торопыгу и поймать в борт, – склонился к переговорной трубе: – Николай Федорович, реверс не повредит машине?

Выслушал ответ из глубин.

– Значит, сегодня мы их не поймаем. Не стоит губить механизмы ради учений… Балтийского завода под рукой нет.

Значит – руль влево до упора. Широкая – увы – дуга циркуляции. Настоящей брони пока нет, и избавившийся от обузы мачт, рей и большей части надводного борта корабль чуть из воды не выпрыгивает. В машине свежая смена кочегаров, в топки летит лучший из местных сортов угля… Покатый нос вспарывает воду. Красота. И ход – как на мерной миле. Да, без парусов лучше!

Вечером, когда корабль ошвартуется у пирса, командир уйдет к себе в салон. Уронит голову на руки. Снова один! На службе – царь и бог. Да, его учат – трудно не заметить старательной опеки старшего помощника. Черная дуэнья при южной девице, ни дать ни взять! Да и не он один. Обижаться не на что – как «Невский» пока лишь заготовка для боевого корабля, так и он, мичман Алексеев, – лишь сырье для боевого капитана.

Пытался как-то поговорить с нижними чинами по-старому, накоротке, но без панибратства – как на ретирадной батарее. Так новый ее командир, из унтеров, отозвал в сторонку и объяснил, что – неуместно.

– Вам теперь надлежит разговаривать в одну сторону-с. Ни у кого даже мысли возникать не должно, что ваши слова можно оспорить. Можно допустить, редко, ответ на вопрос. И только, но и этим злоупотреблять не следует. Вы не подумайте, господин командир, что я ретроградствую. Парус или пар, всякий матрос и офицер должен быть в любую минуту готов исполнить ваш приказ. Не рассуждая-с. Может возникнуть такая необходимость – а для того, чтоб в решающий момент вам не приходилось объяснять, что да почему, в людях следует выработать привычку.

Пришлось согласиться. Морские обычаи продиктованы хрустом ломающихся шпангоутов, скрежетом киля по мели, шумом врывающейся в пробоины воды… шелестом волн над головами тех, кто никогда не вернется в порт.

Вот и еще один обычай, который господа офицеры не против нарушить… только не получается. Запрет капитану появляться в кают-компании. Офицеры, даже морские, – всего лишь люди. Им тоже хочется побыть, хоть недолго, без недреманного начальственного ока. Шутка в том, что кают-компания пока не доделана. А официально предложить командиру явиться на товарищеский ужин в местную ресторацию – можно. Увы, командир или занят так, что неловко отрывать, или спит.

Евгений попытался припомнить – приходилось ли ему когда-нибудь так работать? Скажем, перед экзаменами? Нет. Он ведь в году учился ровно. Одна из причин, почему кадета Алексеева отправляли в увольнение без сопровождения взрослых – редкая для Морского корпуса привилегия. Понятно, на счет чего ее относили прочие кадеты…

А он шел в оперу – за корпусом была постоянно абонирована ложа. Сидел в библиотеках. Что еще делать отпускному кадету с пустым карманом? Что бы ни говорили слухи, а все, что было у его семьи, – пенсия капитана 2-го ранга Ивана Максимовича Алексеева. Который, между прочим, небольшим ростом и курносостью весьма смахивал на императора Павла, – однако дурацких слухов, по счастью, не удостоился…

Пальцы на затылке пляшут, ерошат волосы. Сжимаются в кулаки, бьют по столу. Так – чуть легче? Ненамного. Зато – как пружина высвободилась. Мичман подошел к двери. Щелкнул замок. И – по лицу словно волна пробежала.

– Как я устал держать неподвижную морду! В гардемаринской каюте, право, было веселей. Что ж, ребята, вы ведь наверняка послеживаете сверху, как я тут справляюсь? Что ж, начнем нашу газету. Вот пан Адам любуется локоном невесты…

Лицо Алексеева исполнилось светлой печали и лучезарных мечтаний. Руки нежно держат на раскрытых ладонях невидимый медальон.

– …а вот он отчитывает бригаду, не успевающую к сроку. А вот он передает парусное хозяйство в порт…

Полсотни образов перетекают один в другой. Под занавес – сладкое: рожа временного командующего эскадрой капитан-лейтенанта Копытова, узнавшего, что брошенный на прикол до конца войны мальчишка выводит в океан корабль, несмотря на все потери ставший лишь сильней…

Снова щелкает замок. Гардемарин-пересмешник исчез, за столом сидит суровый молодой командир. Гора бумаг? Почти отдых. Почти сон. Стальное перо гладко бежит по исписанным листам, оставляя пометы. Отчет доктора. Сегодня в госпиталях никто не умер. Двое признаны ограниченно годными к службе. Кстати, не забыть вечером обойти, спросить, нет ли жалоб. А то к здоровым каждое утро, а пострадал человек за отечество – и нет его, выходит? Не годится. Отчет артиллериста… тоже недавний механик. Новая партия снарядов вызывает сомнение. Как нет поясков и поддонов? Опять?! После трех рекламаций, после обращений к Пикенсам, губернатору Бонэму и военно-морскому секретарю Мэллори?

Сон из головы словно вентилятором выдуло… Вот, кстати, еще одно нововведение: искусственная тяга. Нужно в обязательном порядке оборудовать топки. Иначе одно попадание в трубу – и прощай, скорость… Но это можно сделать спокойно. А вот интендантство, похоже, слов не понимает. Остается способ капитана Копытова. Раз уж в России, которую Европы изображают восточной сатрапией, решительная газетная кампания оказалась сильным средством проталкивания стратегического решения – бог велел проверить, насколько сильна власть писак в американской демократии.