Против ветра! Андреевские флаги над Америкой. Русские против янки

– А смысл этого боя? Ну?

Такер задает вопрос Мецишевскому – но отвечает ему Алексеев. Капитанская привычка. Младший по званию привык, что командир – он. Вот и выручает бывшего подчиненного.

– Доказать, что мы и с гибелью «Александра Невского» не прижаты к берегам и портам, сэр. Подобная акция теперь, в свете открывшихся переговоров, может иметь значительный политический вес, сэр!

– Перебиваете старшего по званию, кэптэн? Мальчишка. Ваши эполеты доказывают ваше мужество и ваш талант, но не делают вас старше. Вы говорили о политике… Что ж, открою тайну – ко мне заглядывали из русского посольства. И особо просили, чтобы я помог пережить войну одному молодому человеку, который достаточно погеройствовал. Мол, после войны России пригодятся живые львы, орлы и прочая… геральдическая фауна. Догадываетесь, о ком шла речь? И я полагаю, что посланник имеет куда больше прав определять именно политику страны, чем простой капитан без корабля.

Алексеев тяжело, без наигрыша, вздохнул.

– Не хотелось приводить этот аргумент, – сказал, – но приходится. Я имею определенное право судить о выгоде Российской империи. И, если прижмет, шагать через рекомендации господина посланника.

Шагнул, протянул руку. Блеснуло золото.

Не взятка – маловато одной монетки даже для самого продажного адмирала. Но на этой монете был – профиль.

– Николаевский червонец, – пояснил Алексеев. Или принц Евгений? – и я не намерен посылать людей на смерть. Только вести за собой. Кажется, этот образ действий соответствует понятию о чести морского офицера.

Суровый Джек оперся руками о стол, осмотрел исподлобья команду из иноземцев и штатских. Полированный дуб обиженно скрипнул.

– То есть все ваше отнекивание?

– Вам, сэр, понравилось бы, если б вас все считали бастардом? Пусть и высокорожденным? Получать незаслуженные чины и ордена? Или изображать простого офицера, когда – здесь или сейчас – нужен представитель династии?

А Такер-то в стол смотрит, не в глаза «мальчишки»! Наконец признает:

– Нет.

Это адмирал понять может. Легко. Всякий южный джентльмен – немного король, и главы хороших семей истинно по-королевски числятся под номерами. Уэйд Хэмптон Второй, например… Что интересно, эта молодая аристократия сосуществует с демократией, почти не пересекаясь. У джентльменов есть множество других дел, кроме как в выборах участвовать! Война – другое дело.

Адмирал опускается в кресло, притягивает лист бумаги. Ковыряет пером в чернильнице, словно там вместо чернил – желатин. Хотя… кто знает, из чего делают конфедеративные чернила? Пишет. Задумывается. Отодвигает бумагу.

– Если вы без толку свернете башку, это ничего хорошего не даст. Я хотел бы верить, что вы вернетесь, но – не бездоказательно. Итак, кэптэн, вводная: вы на мостике «Невского». Вас перехватывают два «Эйджинкорта». Ваши действия… На размышление – три минуты.

Так нечестно! Алексеев… павшие товарищи… Как можно ставить задачу, подразумевающую, что погибшие со славой – не справились? Но Евгений просит позволения закурить. Извлекает портсигар, нож, спички… Движения неторопливы и точны, словно все мысли посвящены раскуриванию гаванской сигары. Вот дым повалил, словно крейсер на экономический ход вышел. И наконец слова:

– Какой у меня боекомплект?

– Ваш обычный.

– Мой? Отлично. Значит, держусь на дистанции, на которой броня еще держит, как можно дольше. Заряд – двенадцать, возвышение на максимум, снаряд – шрапнель с дистанционной трубкой.

– Что? Шрапнель? На море?

– Угу. У «Эйджинкортов» часть пушек на палубе, сверху не закрыта. А еще у них нет боевых рубок… Когда броня начинает трещать, разворачиваюсь и иду на пистолетный выстрел. Добивать или тонуть – ну и надеяться, что отвернут.

– Безумие… – но бумагу к себе притянул. Небрежно черкнул закорючку. – Номер шестьдесят четвертый – ваш. Не продаю, так что поднимете флаг Конфедерации. Лодки – ваши. Капитан – Мецишевский, старший по званию. Командир флотилии подводных лодок – Ханли. Командует операцией – временный полковник армии КША Алексеев… Временное морское присваивать некогда. Обойдетесь сухопутным!

Дело сделано.

Только теперь придется идти к Грейс. Она ирландка, она поймет. Мужчина должен уходить – в море или на войну. А вот…

– Евгений, а что ты скажешь Берте-«Ла»?

– Ничего… Я ее не видел неделю. А раз наше оружие – лодки, то мне завод Уэрты не понадобится.

– Но кроме завода?

Алексеев останавливается. Медленно, по складам, выговаривает:

– Ни-че-го. Она сказала: «Нет». Я намерен уважать ее решение.

– Даже если выйдешь в адмиралы? Получится – союзники точно тебе лавровый венок на воротник предложат.

– Она ясно ответила, Адам. И количество шитья на рукавах тут ничего не значит.

На переделки – одна ночь. Изменить шлюпбалки, переделать тали, протащить паропроводы от машины к установленным вдоль бортов вместо пушек компрессорам – лодки сжатым воздухом «бункеровать». Палубу подкреплять не приходится – отдачи у компрессора нет. Из гавани исчезли затемно. Зато рассвет встретил стремительное суденышко в открытом океане, одинокое и свободное, гордое свежей надписью на белоснежном борту: «Гаврило Олексич» [11] . Это вместо планового «Чикахомини».

11

Новгородский воин, соратник Александра Невского. В битве на Неве верхом на коне вскочил по доскам на палубу шведского корабля, был сброшен в реку, но выплыл, вернулся и корабль таки истребил – не без помощи товарищей.

И вот – снова буруны за кормой, ветер в лицо, враг – впереди. Снова все ясно и понятно… не то, что на берегу. Даже то, что на берегу. А что неясно – можно спросить. Вот мистер Ханли и спрашивает. Интересно ему…

– Капитан, так вы и правда… сын царя?

Мецишевский делает вид, что сосредоточенно разглядывает волны прямо по курсу. Словно его начавшийся разговор не касается вовсе и ушей у него нет.

– Насколько мне известно, нет. И, по правде говоря, жить с клеймом «цареныша» мне совсем не хочется. Но какой у меня был выбор? Либо – спустить врагу смерть товарищей, позволить затянуть удавку на шее союзника… и пустить слухи, что меня берегут. Либо – сыграть на головы с сильнейшим противником – но свою игру… и пустить слухи, что мое влияние слишком велико для простого капитан-лейтенанта. И что должен выбрать человек чести?

Ответом стало рукопожатие:

– Мне нравится ваш подход, сэр! Впрочем, иначе меня бы здесь не было…

Уходит – в сотый раз проверять рукотворных рыб, инструктировать пилотов. В последний момент один из американцев все-таки заболел осторожностью, и его заменил русский доброволец. Изобретатель ему уделяет тройное внимание – но разве оно заменит полсотни настоящих погружений?

А на мостике начинается новый спор славян между собою. Командующий соединением сложил руки на груди – жест спокойствия, – но пальцы молотят по предплечьям… Нервы.

– И все-таки зря ты с нами пошел. Что будет с Грейс, если ты не вернешься?

– Не зря. Я неплохо помню свои чувства после… того письма. Общество мистера Ханли – не лучший вариант для мужчины, который сомневается в собственной правильности. Того и гляди потянет на подвиги. Что теперь – лишнее. Со всех сторон.

Алексеев дотрагивается до звезд на вороте серого сюртука. Мягкий жест, нежный… да он его от мисс ла Уэрты подхватил! Неужели у них все кончено?

– Дело не в подвигах. Дело в том, что я… Думал только о себе. А нужно было – о ней. Нет! Вру, – рука Евгения словно комара на щеке припечатала. – О себе и о ней – вместе. И не в том смысле…