Противофаза

Теперь ключ никак не находился от входной двери. Бессильно матюгнувшись, я и присел, раздумывая. Дверь крепкая, так просто не вышибешь. Выбираться через балкон тоже не вариант. В длинном женском одеянии можно запросто запутаться и навернуться с высоты. Телефона нет, чтобы кого-нибудь позвать на помощь. Только если с балкона орать прохожим. Жрачка в холодильнике, оставленная мне Любахой, зайцами напрочь изничтожена. Чтоб их волки покусали. По кухонным шкафам полазил. Осталось там только засушенная краюха чёрного хлеба, да немного пшённой крупы. Даже непременный на советской кухне запас рыбных и прочих консервов куда-то благополучно умыкнулся.

От горестных размышлений меня отвлёк звучок, будто кто-то настойчиво пытался вскрыть входную дверь. Я встал и заинтересованно проследовал в прихожую. Открывшаяся дверь явила передо мной сестру Любашу в окружении какого-то армянина и парочки совсем мелких разнополых детишек. Все были обряжены в одинакового покроя дубленки, придающие по обывательскому мнению высокозначимый статус их обладателям. Мой видок вогнал сестрёну в глубокий ступор, а мужик армянский меня разглядывал очень уж озабоченно. Мелкие же таращились на меня с восхищением. Я же полыхал от лютого стыда всеми ушами, скулами и прочими поверхностями, желая деться куда-нибудь подальше отсюда и поскорей.

Первая высказалась малявка:

— Дядя, ты — клоун?

— Паша, ты здоров? — отмёрзла Люба, от шока позабыв, что имя у меня вроде бы поменялось.

— Я это… Проходите, располагайтесь, — немного пришёл в себя, хотя некоторые суставы продолжало потряхивать, словно под воздействием электрического напряжения.

Изображая радушный жест, отступил в сторону, давая проход новоприбывшим. Запыхавшийся сестрин муж затащил в квартиру огромные баулы с чемоданами и быстро скрылся в туалете.

— Ты чего это так вырядился, Паша? — продолжала наседать окончательно пришедшая в себя сестра, одновременно раздевая своих деток и сама освобождаясь от вещей и верхней одежды, — И морду свою тупую зачем-то накрасил… Даже боюсь представить, чем ты тут занимался, пока меня здесь не было.

— Во-первых, я давно не Паша. Во-вторых, какая тебе разница, чем я занимаюсь. Взрослый уже давно и в воспитателях не нуждаюсь, — внезапно вырвалось у меня со зла от жуткого унижения.

Сестра ожгла меня недовольным взглядом, но всё же смогла взять свои нервы под контроль.

— Зайчики мои, — обратилась она к своим детишкам, — Вот это ваш ненормальный дядя Миша. Я о нём рассказывала. Давайте, знакомьтесь, родственнички.

— Таня, — первой осмелилась пискнуть малютка лет пяти.

— Сергей, — буркнул мальчуган видом покрупнее.

— Андроник, или по-простому Андрей, — отрекомендовался вышедший из туалета муж, опасливо протягивая руку для пожатия.

— Он тебе будет шурином, или деверем. Бес их разберет, — нервно хохотнула Люба.

— А он вообще-то у тебя очень даже интересный мужчинка, — заявил я сладким голосом, вильнув бёдрами.

Несчастный армянин проворно отскочил от меня.

— Да убери же ты поскорей с морды эту мерзость, — вновь накинулась на меня Люба, когда мы прошли и разместились в кухоньке, — Сил нет смотреть.

— Теперь понимаешь, каково мужикам это видеть, — вырвалось у меня.

— Мать была алкоголичкой, отец и брат — уголовники, а ты, значит, в мужеложцы заделался? Ох, и дурак! За это же сейчас сажают. Чем ты только думаешь? — продолжила нагнетать сестра.

— Не посадят, — жизнерадостно заверил её, — Я ведь ещё несовершеннолетний, подросток ранимый. Меня понимать надо.

Детишки, пользуясь отсутствием внимания со стороны взрослых, с визгом носились друг за другом по комнатам.

— Ремня тебе надо хорошего для понимания, — решительно высказалась Любаша, — Верно, Андрюш?

Андроник деловито возился с баулами в зале. Услышав обращение к себе, он просунулся в дверной проём кухни и моментально присоединился к мнению своей жены:

— Отец мой, если бы узнал, что его сын таким непотребством занимается, убил бы сразу…

— Киньжалом в эшь (арм.: анус), — подхватил его мысль.

Андроник поперхнулся, зло зыркая. Вообще-то он говорил чисто, без акцента. По первому впечатлению он мне не особо понравился. Взгляд какой-то тяжёлый, неприятный, оценивающий. Взгляд гения торговых махинаций. Сам какой-то несуразный, узкоплечий с непропорционально большой курчавой головой, объёмным животом и тазом. Широкое лицо украшали большой нос, круглые глаза и крупные мясистые губы. Чем-то он на мультяшного попугая Кешу смахивал, в озвучке Хазанова. Прям какаду, нет, скорее ара. Из положительных его качеств следовало бы подчеркнуть, что он не погнушался детьми от первого любиного мужа.

— Отца нашего недавно не стало, — попытался переменить опасную тему.

— Жаль! Царствие небесное вашему с братом Андреем отцу, моему отчиму, — поднесла платок к лицу сестра, но справилась, — Ко мне он хорошо относился.

— Соседка наша Таисия Степановна тоже скончалась на днях, — плеснул ещё немного негативчика.

— Ох! — всплеснула руками Люба, — Умеешь же ты сестру свою родную встречать. Как обухом по голове. Такой человек был прекрасный. Ох, как жаль!

На этот раз слёзы ей не удалось сдержать. Пока она переживала новость, я сгонял в туалет и стёр полотенцем весь свой беспонтовый марафет. Мда, вляпался я с этим трансвестизмом в ненужные разборки с близкими и репутацию подмочил. Теперь поздно пить Боржоми. Придётся побыть какое-то время в глазах родственников голимым гомиком.

На кухонном столике обнаружилась трёхлитровая банка, спешно заполняемая новой порцией привезённого в резиновых грелках самогона. Того самого, настоянного на кедровых орешках. В качестве закуски выступили измученные дальней дорогой жареные куриные бёдрышки и картошка с солёными огурчиками. Ехали новообретённые родственники на этот раз без спешки со своими баулами на фирменном поезде № 3 «Сибиряк».

— Давай, братик, помянем новопредставленных рабов божьих, — подняла на меня заплаканные глаза сестра.

Ара уселся рядом со мной, сильно напрягшись. Даже смешно стало. Неужто этот жиробес всерьёз рассчитывает, что к нему кто-то на этой планете захочет приставать. Помянули Таисию, затем Андрея Ивановича, моего здешнего биологического отца. Вспомнили мать нашу Марию Михайловну. Поговорили о том, что надо теперь им общий памятник соорудить, коль они почти одновременно погибли.

— Переоделся бы ты, что ли, — вернулась к моему порочному виду прилично поднабравшаяся сестра, — Был парнем стоящим, а теперь смотреть тошно.