Противостояние (сборник)

— Нет.

— Спасибо. Ценю людей, которые не смущаются признать незнание. Адмирал Шишков, автор трактата «О старом и новом слоге», главный враг Карамзина. Он тоже какие-то слова считал плохими и невозможными в употреблении. Он, например, требовал изъять из русского языка такие слова, как «развитие», «религия», «оттенок», «эпоха». Вместо этих отвратительных заимствований из языка «похабной Европы» следовало вернуть в обиход «умоделие», «прозябание», вместо «аллея» надобно было говорить «просада», не «аудитория», а «слушалище», вместо «оратор» — «краснослов». Адмирал заключил, что, мол, надобно «новые мысли свои выражать старинных предков наших складом». Ладно бы печатал свои теории, так ведь возвел вопрос о слоге в предмет государственного интереса, языковые нововведения отождествлял с изменою вере, отечеству и обычаям… Он даже слово «раб» определил так, как это было угодно государю и дворцовой дряни. «Раб» — по Шишкову — происходило от «работаю», то есть «служу по долгу и усердию». Таким образом, нет в России никакого рабства, крепостное право — выдумка злодеев-французов, поскольку на Руси живут усердные и жизнерадостные слуги «отцов-патриархов»…

— Любопытно, — откликнулся Костенко.

— Знаете, кто первым выступил против Шишкова?

— Не знаю.

— Забытый критикой Василий Пушкин, дядя Александра, один из блестящих наших сатириков.

(Костенко отметил, что о Пушкине сейчас Крабовский сказал, будто об однокашнике, хорошем и добром знакомце, где-то здесь в библиотеке работает, поблизости.)

Крабовский вдруг чему-то улыбнулся, а потом начал читать Василия Пушкина — завывающе, распевно, и Костенко сразу подумал, что сам Крабовский тоже пишет стихи:

Позволь, Варяго-Росс, угрюмый наш певец, Славянофилов кум, взять слово в образец! Досель, в невежестве коснея, утопая, Мы, «парой» «двоицу» по-русски называя, Писали для того, чтоб понимали нас… Но к черту ум и вкус: пишите в добрый час!

Костенко заметил:

— В перечне столпов русской сатиры Василий Пушкин не значится.

— Мало ли кто и где у нас не значится! Мы становимся преступно беспамятными — вот в чем беда!

— Кстати, о памяти, — Костенко понял, что только сейчас появился удобный мостик, который позволит ему логично и без нажима перейти к делу. — Вы написали интересное объяснение по поводу мешка с трупом, но чересчур эмоциональное, логики маловато.

Костенко достал из кармана сложенные листки бумаги:

— Это ваше показание… Хотите восстановить в памяти?

— Так ведь прошло всего семь дней… Я помню свой текст почти дословно… Чересчур эмоционально, говорите? Логика вне эмоций невозможна… Беда в другом: мы теряем двенадцать процентов общественно полезного времени на написание и провозглашение совершенно лишних, ненужных слов. Если вы полагаете, что я написал что-то лишнее в своем объяснении, тогда — дурно. Эмоции, однако, делу не мешают. Или вы полагаете, что я упустил какие-то важные моменты?

— Полагаю, что упустили.

Крабовский откинулся на спинку стула, полуприкрыв глаза:

— Я, кажется, не написал про любопытное ощущение… Я лишь потом вспомнил: легкость, с которой подался узел. Мне показалось, будто передо мной уже кто-то развязывал его. Может, испугался, как и я, увидев содержимое, завязал снова… Меня потрясло, как легко подался этот крепкий по виду узел, когда я потянул кончик веревки… Мне показалось, кстати, что веревка была чем-то промазана, каким-то особым составом, она же была совершенно не тронута гнилью, а сколько времени пролежала под снегом?!

— Интересно. Я поставлю этот вопрос перед экспертами… Чем она могла быть промазана?

— Не знаю!

— Если у вас найдется время, пожалуйста, попробуйте исследовать эту тему, а? — сказал Костенко. — Мне совестно просить об этом, отрывать от дела, но…

— Все неразрешенное — моя тема, — ответил Крабовский. — Я попробую, но не требуйте от меня термина…

— Простите? — не понял Костенко.

— По-немецки слово «термин» означает точную дату встречи.

7

Начальник таксомоторного парка долго разминал «Беломор» в сильных пальцах, потом задумчиво предложил:

— А если Саков выступит перед шоферами с лекцией?

— А что? — ответил Костенко. — Он технолог по металлу, вполне мотивированно…

— И у нас, понимаете ли, по металлу больше всего претензий к промышленности, гниет все на корню, так что придут люди, не надо будет загонять, придут непременно.

…После лекции Сакова проводили в кабинет директора. Там его ждал Костенко.

— Того таксиста нет, — сказал Саков без колебаний.

Костенко спросил начальника парка:

— Сколько человек не пришло?

— Вся вторая смена… Они на линии, для них завтра лекцию устроим, а из этой смены семнадцати не было, я подсчитал.

— Фамилии запишите.

— Уже.

— Их личные дела — с фотокарточками — посмотреть можно?

— Пожалуйста, — ответил начальник и нажал кнопку селектора.

— Не надо по селектору, — мягко попросил Костенко. — Давайте лучше сходим в кадры.

— Тогда уж будем конспирировать до конца, — усмехнулся начальник парка. — Мы теперь тоже детективы читаем, перестали их в газетных статьях гонять, уважили, наконец, народ… Раньше словно к какой антисоветчине относились, а пошли б по библиотекам да собрали мнение народа: что читают, кого читают и почему читают? Пойдет на такое Москва или поостережется?

— А чего стеречься? — не понял Костенко.

— Как так чего?! А вдруг ответы не сойдутся с тем, кого из писателей в журналах нахваливают?! Тогда что?!

Саков посмотрел искоса на часы. Костенко заметил это:

— Торопитесь?

— Конец месяца, — ответил Саков, — сами понимаете, план надо гнать.

Начальник парка снял трубку телефона, набрал три цифры, попросил:

— Варвара Дмитриевна, загляни ко мне, пожалуйста.

…Женщина в очках с толстыми стеклами появилась в дверях кабинета мгновенно, словно бы не у себя в комнате сидела, а ждала за дверью.

— Вот эти дела, Варвара, — начальник протянул ей листок, — подбери в один момент и принеси сюда с фотографиями.

Женщина взяла бумагу и вышла.

— Когда будем собирать вторую смену? — спросил начальник парка. — Днем или к вечеру?

— А утром нельзя? — спросил Костенко задумчиво. — Перед тем, как начнут выезжать на линию…

— Что ж, давайте утром, только минут на пятнадцать, а то с меня в райкоме шкуру спустят за то, что выезд на трассу задержим…

— Товарищ Саков, вы б описали того шофера начальнику, а? — попросил Костенко.

— Такой, знаете ли, кряжистый, с очень сильными руками, — начал Саков. — В кожанке, фуражка на нем форменная, широкоплечий…