Противостояние. Том I
Шрифт:
Он не отпустил ее.
– Пойдем в пустыню. Стань моей женой.
– Нет!
– Для «нет» слишком поздно, дорогая.
Она пошла с ним. На земле лежал спальник, рядом с черными, остывшими углями костра, под серебряным сиянием луны.
Он уложил ее.
– Хорошо, – выдохнул он. – Теперь все хорошо. – Его пальцы расстегнули пряжку ремня, потом пуговицу, потом молнию.
Она увидела, что он для нее приготовил, и начала кричать.
Улыбка темного человека стала шире, огромная, сверкающая и непристойная, а луна бесстрастно смотрела на них, раздувшаяся и яркая.
Крича, Надин пыталась отползти, но он схватил ее, и тогда она изо всех сил сжала ноги. Тут одна из этих лишенных линий рук вклинилась между ними, и они разошлись, как вода, и она подумала: Я буду
Когда его смертельный холод вошел в нее, она закричала в голос, разрывая легкие, и забилась, но борьба была бесполезна. Он вломился в нее, насильник, разрушитель, и холодная кровь хлынула по ее бедрам, и он уже находился в ней полностью, доставая до матки, и луна светила ей в глаза холодным и серебристым огнем, и когда он кончил, в нее словно полилось расплавленное железо, расплавленный чугун, расплавленная латунь, и она кончила сама, кончила с криками, в невероятном наслаждении, кончила в страхе, в ужасе, пройдя через ворота из чугуна и латуни в пустошь безумия, ее вынесло туда, будто лист, ревом его смеха, видом того, как тает его лицо, превращаясь в косматую харю демона, нависшую над ее лицом, демона со сверкающими желтыми лампочками вместо глаз, окнами в ад, который никто и никогда не мог даже представить себе, и при этом в них светилась все та же ужасная добродушная веселость, эти глаза следили за кривыми проулками тысячи мрачных ночных городов; они сверкали, и блестели и, наконец, стекленели. Он кончил снова… и снова… и снова. Казалось, он никогда не насытится. Смертельно холодный. И древний. Древнее человечества, древнее Земли. Вновь и вновь он наполнял ее своей черной спермой, кричащим смехом. Земля. Свет. Оргазм. Опять оргазм. Последний крик вырвался у нее, чтобы ветер пустыни подхватил его и унес в самые дальние уголки этой ночи, туда, где оружие самых разных видов и назначения ждало, пока новый владелец придет и объявит его своим. Косматая голова демона, вываленный язык с раздвоенным концом. Убийственное дыхание, обдувающее ее лицо. Теперь она находилась в краю безумия. Железные ворота захлопнулись.
Луна!..
Луна опустилась к самому горизонту.
Он поймал еще одного кролика, поймал трясущегося зверька голыми руками и сломал ему шею. Разжег новый костер на углях старого, и теперь на нем жарился кролик, источая дразнящий запах. Волков поблизости не наблюдалось. Сегодня он их не звал и полагал, что поступает правильно. Все-таки брачная ночь. А отупевшее и апатичное существо, которое, обмякнув, сидело по другую сторону костра, – его распрекрасная новобрачная.
Он наклонился и поднял ее руку с колена. Отпустил, и рука так и осталась висеть, застыв на уровне рта. Мгновение он разглядывал этот феномен. Потом вернул руку на прежнее место. Пальцы начали медленно шевелиться, будто умирающие змеи. Он поднес два пальца к ее глазам, но она даже не моргнула. Ее взгляд оставался пустым.
Он искренне недоумевал.
Что он с ней сделал?
Он не помнил.
Это не имело значения. Она забеременела. И если при этом впала в кататоническое состояние, что с того? Она являла собой идеальный инкубатор. От нее требовалось выносить его сына, родить, а потом она могла умереть, выполнив свое предназначение. В конце концов, какую еще она могла принести пользу?
Кролик поджарился. Он разломил его пополам. Потом разорвал ее половину на маленькие кусочки, словно готовил еду для ребенка. Покормил ее, отправляя в рот кусочек за кусочком. Некоторые выпадали изо рта ей на колени, наполовину пережеванные, но большую часть она съела. Он подумал, что ей понадобится сиделка, если она так и не выйдет из этого состояния. Может, Дженни Энгстрем.
– Все было очень хорошо, дорогая, – прошептал он.
Она тупо смотрела на луну. Флэгг мягко улыбнулся и съел свой брачный ужин.
После хорошего секса у него всегда пробуждался аппетит.
Он проснулся во второй половине ночи и сел в спальнике, в недоумении и испуге… испуге интуитивном, лишенном конкретики, свойственном животным… так хищник вдруг чувствует, что кто-то, возможно, охотится на него.
Ему приснился
кошмар? Его разбудило видение?..Они идут.
Испуганный, он попытался понять эту мысль, истолковать ее в каком-то контексте. Не получилось. Она висела сама по себе, словно злые чары.
Они уже ближе.
Кто? Кто уже ближе?
Ночной ветер прошелестел мимо, вроде бы принеся запах. Кто-то приходил и…
Кто-то ушел.
Пока он спал, кто-то прошел мимо его лагеря, направляясь на восток. Неопознанный третий? Он не знал. Было полнолуние. Третий ушел? Эта мысль вызвала панику.
Да, но кто идет сюда?
Он посмотрел на Надин. Она спала, свернувшись в позе зародыша, той позе, которую его сын примет в ее животе лишь через несколько месяцев.
А будут ли у него эти месяцы?
Вновь появилось ощущение, что все идет не так. Он лег в полной уверенности, что больше ему в эту ночь не уснуть. Но уснул. И к тому времени, когда следующим утром приехал в Вегас, вновь улыбался, чуть ли не полностью забыв про ночную панику. Надин покорно сидела рядом с ним на переднем сиденье, большая кукла с запрятанным в животе семечком.
Он сразу направился в «Гранд». Там узнал, что произошло, пока он спал. Увидел их новый взгляд, настороженный и вопрошающий, и почувствовал, как страх снова коснулся его крылышками ночного мотылька.
Глава 66
В то самое время, когда Надин Кросс начала осознавать определенные истины, которые со стороны могли показаться самоочевидными, Ллойд Хенрид сидел в одиночестве в баре «Каб», раскладывал пасьянс «Большие часы» и жульничал. Он пребывал в скверном расположении духа. При пожаре, внезапно возникшем в тот день в Индиан-Спрингсе, один человек погиб, трое получили ранения, и один из этих троих умирал от ожогов. В Вегасе никто не знал, как их лечить.
Новости привез Карл Хок. Приехал злой донельзя, а его было нелегко вывести из себя. До эпидемии Карл работал пилотом в «Озарк эйрлайнс». Бывший морской пехотинец, он, если бы захотел, мог переломить Ллойда надвое одной рукой, при этом другой смешивая «Дайкири». По словам Карла, он убил несколько человек за время долгой и переменчивой службы, и Ллойд склонялся к тому, чтобы ему верить. Но, конечно же, Карла Хока Ллойд не боялся. При всей его силе и габаритах он, как и все остальные на западе, трепетал перед Странником, а Ллойд носил на груди амулет Флэгга. Однако Хок был одним из их пилотов, а потому требовал особого, дипломатического подхода. И Ллойд, как ни странно, обладал дипломатическим талантом. Доказательством тому служил простой, но внушающий уважение факт: он несколько недель провел в компании некоего безумца, Тычка Фримана, и выжил, теперь имея возможность рассказать эту историю. От также провел несколько месяцев рядом с Рэндаллом Флэггом и по-прежнему дышал и оставался в здравом уме.
Карл появился в «Гранде» около двух пополудни двенадцатого сентября, с мотоциклетным шлемом под мышкой. С сильным ожогом на левой щеке и волдырями на руке. На базе случился пожар. Сильный, но не такой сильный, каким мог бы стать. Взорвался автозаправщик, горящее топливо разлилось по летному полю.
– Хорошо, – кивнул Ллойд. – Я позабочусь о том, чтобы большому парню стало об этом известно. Раненые в лазарете?
– Да. Там. Я не думаю, что Фредди Кампанари увидит сегодняшний заход солнца. У нас остается два пилота, я и Энди. Скажи ему это, а также кое-что еще, когда он вернется. Я хочу, чтобы этот гребаный Мусорный Бак ушел. Я останусь только на таких условиях.
Ллойд вытаращился на Карла Хока:
– Ты – что?
– Я тебе все сказал.
– Что ж, а теперь послушай меня, Карл. Эти твои слова я ему передать не могу. Если хочешь отдавать ему приказы, тебе придется делать это самому.
На лице Карла внезапно отразились замешательство и даже страх. Последний смотрелся как-то неуместно.
– Да, я тебя понимаю. Просто я устал и перенервничал, Ллойд. Лицо чертовски болит. Я не собирался вываливать все на тебя.
– Все нормально, мужик. Для этого я здесь и сижу. – Иногда ему сидеть здесь вовсе не хотелось. Вот и сейчас начала болеть голова.