Противостояние. Том I

Фрэнни накрыла Гаса чистой простыней и оставила на кровати старого Джека Хэнсона, лицом к океану. Потом пришла сюда и с тех пор бросала камушки в пруд, ни о чем особо не думая. Но подсознательно она понимала, что это хороший вид недумания, не та жуткая апатия, которая охватила ее после смерти отца. С того дня она более-менее пришла в себя. Взяла розовый куст в «Доме цветов Натана» и аккуратно посадила на могиле Питера. Она надеялась, что он действительно хорошо приживется, как сказал бы отец. Теперь отсутствие мыслей воспринималось как отдых после проводов Гаса в другой мир. Это состояние не имело ничего общего с прелюдией безумства, через которую ей пришлось пройти. Тогда она словно блуждала по какому-то серому, грязному тоннелю, полному призраков, скорее осязаемых, чем видимых. Больше ей бродить там не хотелось.

Но Фрэнни понимала, что вскоре предстоит подумать о том, что делать дальше, и предполагала, что в эти раздумья придется включать Гарольда Лаудера. Не только потому, что в округе не осталось никого, кроме них. Фрэнни просто не знала, что станет с Гарольдом, если никто не будет за ним приглядывать. Она не считала, что приспособлена к жизни лучше любого другого, но, раз уж больше никого не было, получалось, что приглядывать придется ей. Она по-прежнему не питала к Гарольду особо теплых чувств, но он хотя бы попытался проявить тактичность и показал, что не лишен добропорядочности. Если на то пошло, добропорядочности у него хватало.

Гарольд оставил ее в покое после их встречи четырьмя днями ранее, вероятно, уважая желание Фрэнни скорбеть о родителях. Но время от времени она видела его разъезжающим на «кадиллаке» Роя Брэннигана. Он бесцельно кружил по улицам. И дважды, когда ветер дул в нужном направлении, она слышала стук печатной машинки, разносившийся из окна его спальни. Тишина, позволявшая различить этот стук, хотя дом Лаудеров находился в полутора милях, как бы подчеркивала реальность случившегося. Ее слегка забавляло, что Гарольд, позаимствовав «кадиллак», не подумал о том, чтобы заменить механическую пишущую машинку на одну из практически бесшумных электрических.

«Теперь бы ему от нее не было никакой пользы, – решила она, поднимаясь и отряхивая шорты. – Крем-сода со льдом и электрические пишущие машинки остались в прошлом». От этой мысли ей взгрустнулось, и в который раз Фрэнни поразилась тому, что для подобной катастрофы хватило пары недель.

Но другие люди, конечно же, остались, что бы ни говорил Гарольд. И если система власти временно разрушилась, они всего лишь должны найти немногих выживших, собрать их и реформировать эту систему. Ей даже не пришло в голову задуматься, а почему столь необходимо иметь «власть», как она не задумывалась над тем, что автоматически почувствовала себя ответственной за Гарольда. Так надо, вот и все. И без властной структуры тоже не обойтись.

Фрэнни вышла из парка и медленно зашагала по Главной улице к дому Лаудеров. День выдался жарким, но ветер с моря приносил прохладу. Ей вдруг захотелось пройтись у кромки воды, найти сочную бурую водоросль, съесть маленькими кусочками.

– Господи, какая же ты гадкая! – воскликнула она. Но разумеется, она была не гадкой. Всего лишь беременной. Ничего больше. И на следующей неделе ей могло захотеться сандвича с бермудским луком. И кружочками хрена поверху.

Фрэнни остановилась на углу, в квартале от дома Гарольда, изумившись тому, сколько времени прошло с тех пор, как она в последний раз думала о своем «деликатном положении». Раньше за каждым углом пряталась мысль я-беременна, будто какое-то стойкое грязное пятно: «Мне обязательно надо отнести это синее платье в химчистку до пятницы (еще несколько месяцев, и придется вешать его в шкаф, потому что я-беременна); пожалуй, приму сейчас душ (через несколько месяцев буду напоминать кита в душевой кабине, потому что я-беременна); следует поменять масло в двигателе, прежде чем поршни выпадут из пазов или в чем они там ходят (интересно, что сказал бы Джонни с “Ситго”, узнав, что я-беременна)». Но возможно, теперь она свыклась с этой мыслью. В конце концов, она была беременна чуть ли не три месяца, почти треть полного срока.

Однако впервые она подумала, и не без тревоги, о другом: кто поможет ей родить?

Из-за дома Лаудеров доносился мерный стрекот ручной газонокосилки, и Фрэнни, обогнув угол, увидела такое странное зрелище, что только крайнее изумление удержало ее от громкого смеха.

Гарольд, в синих обтягивающих, выставляющих все напоказ плавках, косил лужайку. Его белая кожа блестела от пота, длинные волосы прилипли к шее (хотя, и тут следовало отдать Гарольду должное, судя по виду, мыл он их относительно недавно). Валики жира над поясом плавок и под эластичными короткими штанинами подпрыгивали вверх-вниз. Скошенная трава выкрасила ноги зеленым выше лодыжек. Спина покраснела, но Фрэнни не могла сказать, от прилагаемых ли усилий или от солнца.

Но Гарольд не просто косил траву – он бегал. Лужайка во дворе Лаудеров спускалась к живописной каменной стене, а посередине стояла восьмигранная беседка. Маленькими девочками они с Эми часто устраивали там «чаепития», вспомнила Фрэнни, и укол ностальгии оказался неожиданно болезненным. В те давние дни они могли плакать над последними строками «Паутинки Шарлотты» [84] или вздыхать по Чаки Майо, самому красивому мальчику в школе. Лужайка Лаудеров зеленью и покоем напоминала английскую, но теперь в эту пастораль ворвался дервиш в синих плавках. Фрэнни слышала пугающе тяжелое дыхание Гарольда, когда он разворачивался в северо-восточном углу, там, где посаженные в ряд шелковицы разделяли лужайки Лаудеров и Уилсонов. Гарольд помчался вниз по склону, нагнувшись над Т-образной ручкой. Он уже выкосил, наверное, половину лужайки. Остался только уменьшающийся с каждым проходом квадрат с беседкой посередине. Добравшись до низа, он развернулся и побежал вверх, на мгновение скрылся за беседкой, потом появился вновь, по-прежнему наклоняясь вперед, напоминая пилота «Формулы-1». Преодолев половину склона, увидел Фрэнни. Практически одновременно она его позвала:

84

«Паутинка Шарлотты» – роман американского писателя Элвина Брукса Уайта (1899–1985).

– Гарольд! – И только тут заметила, что он плачет.

– Что? – отозвался, точнее, пискнул Гарольд.

Фрэнни вырвала парня из мира грез и на секунду даже испугалась, как бы у него не случился инфаркт, вызванный физической нагрузкой и шоком от ее внезапного появления.

А потом он побежал к дому, поднимая фонтанчики зеленой травы, и в воздухе разлился ее сладкий запах.

Она пошла за ним.

– Гарольд, что-то не так?

Но он уже взбегал по ступенькам заднего крыльца. Открылась дверь, Гарольд прошмыгнул в дом, и дверь с оглушающим грохотом захлопнулась. В наступившей тишине подала скрипучий голос сойка, а какой-то маленький зверек зашебуршался в кустах, росших за каменной стеной. Брошенная газонокосилка застыла между подстриженной и высокой травой недалеко от беседки, в которой они с Эми когда-то пили кулэйд из кухонных чашек Барби, элегантно оттопырив мизинчики.

Какое-то время Фрэнни стояла в нерешительности. Потом направилась к двери и постучала. Ответа не последовало, но она услышала, как где-то в доме плачет Гарольд.

– Гарольд!

Никакого ответа. Только продолжающийся плач.

Фрэнни вошла через черный ход в коридор, темный, прохладный и благоухающий: дверь по левую руку вела в кладовую миссис Лаудер, и, насколько помнила Фрэнни, оттуда всегда шел приятный запах сушеных яблок и корицы, которые так и просились в пирог.

По коридору она прошла на кухню, где и увидела Гарольда, сидящего за столом. Он вцепился руками в волосы, а позеленевшие ноги запачкали выцветший линолеум, который миссис Лаудер содержала в идеальной чистоте.

– Гарольд, что не так?

– Уходи! – сквозь слезы крикнул он. – Уходи, я тебе не нравлюсь!

– Да нет же. Ты хороший парень, Гарольд. Может, не самый лучший, но хороший. – Она помолчала. – Если уж на то пошло, учитывая сложившиеся обстоятельства и все такое, я должна признаться, что во всем мире ты – один из моих любимчиков.

От ее слов Гарольд только еще сильнее расплакался.

– У тебя есть что-нибудь попить?

– Кулэйд. – Он всхлипнул, вытер нос и добавил, по-прежнему глядя в стол: – Он теплый.

– Естественно. Ты брал воду на городской колонке?

Как и во многих маленьких городах, в Оганквите общественная колонка стояла во дворе здания муниципалитета, хотя последние сорок лет она служила достопримечательностью, а не источником воды. Туристы иногда фотографировались рядом с ней. «А это колонка в маленьком прибрежном городке, где мы проводили отпуск. Оригинальная, не правда ли?»

– Да, именно там.

Фрэнни налила два стакана и села.

Нам бы пойти в беседку, подумала она. Мы могли бы пить кулэйд, оттопыривая мизинцы.