Противостояние

счет как и отец, которого она вовсе видела лишь на фотографии.

Одна.

Как жить? Как смириться с жизнью, если самые дорогие тебе люди уже мертвы.

И одернула себя: у нее есть друзья, фактически братья: Сашка, Костя, Тагир, Ян,

Прохор, Петя, Сашок. Сколько их!

И зажмурилась: да выживут ли?…

— Пойду. К себе, — поднялась с трудом и поплелась в прострации к госпиталю.

Дрозд со скорбью смотрел ей вслед и думал: почему настолько страшная судьба

досталась настолько красивому во всех отношениях человеку?

А еще, говорят, Бог есть. Ложь! Если бы он был, ад бы не спустился на землю и не

бушевал, собирая дань из поломанных судеб и прерванных жизней. еще целые сутки.

Богатство, — операции срывались. шком прозрачно для

Лена не спала всю ночь. Не могла.

Душа плакала по погибшим, а в ночь смотрели совершенно сухие глаза.

Вышли ближе к рассвету. Тагир, Костя, Лена — Саша сопровождающим.

Шли не спеша, а девушке казалось, бегут — сердце выскакивало от напряжения.

У прогалины недалеко от дороги мужчины сняли сетку с машины, Звирулько подал

Лене одежду:

— Переодевайся. Документы в кармане.

— Знаю.

Кинула на сиденье главную драгоценность — битком набитый планшет. Переоделась,

пока мужчины курили, повернувшись к ней спинами.

Лену подивило шелковое белье, тонкие чулочки и изящные сапожки. Она уже забыла,

что такое есть в природе и позволила себе потратить пару минут, полюбоваться

доставшейся прелестью. Натянула с удовольствием, а вот дальше…

Женская форма пришлась в пору, но натягивать обмундирование эсэсовки было мало

противно — больно. Юбка чуть пережимала рану на животе и, пришлось передохнуть и

свыкнуться с болью, как и с мыслью, что в ближайшие дни она станет постоянной и

неистребимой. Китель плотно обхватил грудь и стянул раны на спине. Лене

показалось, она в футляр оделась. Вздохнула, выдохнула, унимая слабость и

головокружение, и решительно застегнула ремень, в котором и были зашиты особо

ценные документы.

Ремень еще сильнее потревожил раны, сжав их, но ничего, перетерпит. Пилотка,

перчатки, шинель. Лена застегнулась, посмотрела на себя в зеркало обзора машины

— нормально. Теперь еще один ремень и не умереть от их количества, от жары и

тесноты, и планшет через грудь — с ним она расстанется только за линией фронта.

Он лег ремнем через грудь, и девушка с трудом сдержала стон — чертова боль!

Постояла и сгребла свою одежду, сунула в вещмешок. К мужчинам подошла:

— Все.

Те обернулись и затоптались, странно посматривая на нее. Дрозд плечами повел,

выпрямляясь, вспомнил об офицерской осанке. Тагир подтолкнул открывшего рот

Константина к машине, а Лена подала сложенное Саше:

— Вот и все, — выдохнула. И так хотелось обнять на прощание, почувствовать что

жив, рядом, как был рядом все эти трудные, жуткие месяцы, поблагодарить,

поцеловать… помолиться за него.

— Только береги себя, ты обещал.

Он смотрел на нее не отрывая взгляда, и все силился запомнить.

Отвратно было видеть Пчелу в форме группенфюрер СС, но невозможно было не

признать, что она очень шла ей. Стройная женщина с серьезным лицом аристократки,

фарфоровой кожей, светлыми волосами, немного недостающими до плеч — все как

полагалось "истинной арийке". Шрамы гармонировали со строгим взглядом, в котором

не было ни грамма наивности, но жила жесткость и боль, и выдавала возраст много

старше, чем был на самом деле. Седые пряди разбавляли русые волосы, придавая

пикантность прическе. Не зная ее, встретишь и ни за что не догадаешься, что

партизанка, обычная советская девушка комсомолка семнадцати лет отроду.

Это и встревожило Сашу.

— Своим сразу объясни, кто ты, а то форму увидят и пристрелят без сантиментов.

— Если б еще знать наверняка, кто свои, кто не свои.

— Узнаешь.

Они помолчали, глядя друг на друга и, Лена подошла вплотную:

— Ты обещал, что выживешь, — напомнила глухо. Слезы душили, но не те, что

обычно просятся наружу, а те, которые никому никогда не увидеть. Так плачет душа

и она плакала. Второй день остановиться не могла.

Лена смотрела на Дрозда и не могла ничего сказать. Так бывает, в нужный момент

не находится нужных слов, нападает немота и тишина внутри. А потом и сказала бы,

да некому…

Но все же подошла вплотную и прошептала, как закляла:

— Выживи, умоляю. Ради всех погибших и живых, выживи.

— Я могу сказать тебе тоже самое, — прошептал он, вглядываясь в ее глаза,

скорбные, мудрые и бесконечно усталые. Не детские. За каких-то полтора года

девочку превратили в женщину, которая прожила жизнь.

А ведь ей только восемнадцать будет…

Тагир положил мешок к ногам лейтенанта и Дрозд невольно отвел взгляд от девушки,

а та отступила от него, смущено покосившись на мужчин. Теперь Эринбеков был одет

в форму рядового СС, как и положено водителю с не совсем арийской внешностью. А

вот Константин, высокий, светленький, в форме обер — лейтенанта, выглядел

напыщенным и бравым, как должно офицеру "доблестной немецкой армии".

Саша с ехидством оглядел их и фыркнул:

— Ну, вы и клоуны.