Протокол «Сигма»

Все еще продолжавшая сердиться хозяйка auberge, качая головой, поплелась в закоулок, примыкавший к маленькой темной столовой, включила свет и повернулась к громоздкой красной металлической кофеварке.

Столовая была маленькой, но удобной. Несколько больших незавешенных окон, из которых в дневное время, вероятно, открывался красивый вид на лес, окружавший гостиницу, казались совершенно черными. Пять или шесть круглых столов были накрыты накрахмаленными белыми скатертями, на которых уже были приготовлены к завтраку стаканы для сока, кофейные чашки и металлические вазочки с горками кубиков коричневого сахара. Питер выбрал столик на двоих, стоявший возле окна. Бен сел напротив. Содержательница заведения, кипятившая молоко в своем закутке, почти не отрываясь, смотрела на братьев с тем изумлением, с которым люди так часто разглядывают двойняшек.

Питер отодвинул тарелку и серебряный столовый прибор и оперся локтями на стол.

– Ты помнишь скандал по поводу швейцарских банков и нацистского золота?

– Кажется, да. – Так вот, значит, с чем все это связано!

– Это все случилось незадолго до того, как я переехал из Африки сюда. Я внимательно следил за развитием истории по газетам – полагаю, она особенно заинтересовала меня из-за того, что отец побывал в Дахау. – Питер как-то странно и горько улыбнулся. – Так или иначе, но благодаря этому делу возникла целая отрасль юриспруденции. Адвокаты и другие крючкотворы, которых осенила яркая идея подзаработать на уцелевших после холокоста стариках, пытавшихся разыскать следы состояний своих погибших родных. Наверно, я говорил тебе, что прочел где-то о старухе-француженке, выжившей в концентрационных лагерях. А когда она оказалась на свободе, ее начисто обобрал какой-то подонок, французский адвокат, сказавший, что у него имеется информация о принадлежавшем ее отцу депозитном счете швейцарского банка. Адвокат, конечно же, заявил, что ему необходим аванс для того, чтобы провести расследование, вступить в контакты со швейцарскими банками – в общем, вывалил ей целую кучу дерьма. Разумеется, старая леди заплатила ему – хорошенький кусочек в двадцать пять тысяч долларов, – отдав все свои сбережения, до последнего гроша, деньги, которые ей были попросту необходимы на жизнь. Адвокат, само собой, бесследно исчез, а с ним и двадцать пять тысяч. Эта история сильно зацепила меня – я не мог вынести того, что беззащитную старую леди так беззастенчиво ограбили. Я связался с нею и предложил разыскать швейцарский счет ее отца, взяв все расходы на себя. Понятно, что она не сразу поверила мне – а какого еще поведения можно ожидать от человека, которого только что обчистили до нитки, – но после того, как мы некоторое время побеседовали, она все же дала мне разрешение заняться этим делом. Мне пришлось долго убеждать ее в том, что меня нисколько не интересуют ее деньги.

Питер, говоривший все это, упорно глядя в стол, умолк, поднял голову и посмотрел в глаза Бену.

– Пойми меня, эти оставшиеся в живых люди действовали вовсе не из жадности. Они искали справедливости, памяти о своих погибших родителях, искали свое прошлое – то, давнее. Вот зачем им нужны были деньги. – Он повернулся и вгляделся в одно из черных окон. – Даже как законный представитель старой леди, я испытал все неприятности и хлопоты, которые приходится терпеть, когда имеешь дело со швейцарскими банками. Мне говорили, что у них нет никаких документов о таком счете. В общем, обычная история. Эти проклятые швейцарские банкиры – нет, это просто удивительно, ведь они всегда славились тем, что хранят под собственной задницей каждый поганый клочок бумаги с самого начала времен, – так вот, теперь они заявили: увы-увы, но мы потеряли документацию. Вот уж действительно ха-ха-ха! Но как раз тогда я услышал об одном охраннике из того самого банка, где отец леди открыл свой счет. Охранника вышвырнули с работы, потому что он наткнулся на группу людей – служащих банка, – которые глубокой ночью уничтожали кучи документов, относившихся к сороковым годам. И он спас целую охапку документов и бухгалтерских книг от бумагорезки.

– Я смутно вспоминаю, что слышал об этом, – сказал Бен.

Подошла хозяйка с подносом, с мрачным видом поставила на стол металлический кувшин с кофе-эспрессо и еще один – с горячим молоком, а потом, не сказав ни слова, вышла из комнаты.

– Швейцарским властям это очень не понравилось. Нарушение тайны банковской деятельности, все такое, одним словом, ханжеская трепотня. Но никому не пришло в голову поинтересоваться содержимым документов. Я нашел этого парня, он жил за пределами Женевы. Он сохранил все документы, хотя банк и пытался вернуть их, и он позволил мне просмотреть их: а вдруг там найдутся какие-нибудь следы счета отца француженки.

– И? – Бен водил зубцами вилки по узорам на белой скатерти.

– И ничего. Я не нашел там ничего. Но в одной из бухгалтерских книг я обнаружил клочок бумаги. И он мне очень здорово открыл глаза. Это было полностью оформленное, имеющее юридическую силу, нотариально заверенное и снабженное печатями и номерами свидетельство о регистрации корпорации.

Бен промолчал.

– Незадолго до окончания Второй мировой войны была создана некая корпорация.

– Какая-нибудь нацистская затея?

– Нет. Нацистов там оказалось всего несколько; в большинстве своем ее руководители не были даже немцами. Речь идет о правлении, в которое входил кое-кто из наиболее крупных промышленников той эпохи. Там фигурировали Италия, Франция, Германия, Англия, Испания, США, Канада. Имена, которые у всех на слуху, даже ты, Бенно, не можешь их не знать. Это самые настоящие большие шишки мирового капитализма.

Бен попытался сосредоточиться.

– Ты сказал, «незадолго до окончания», ведь так?

– Именно так. В начале 1945 года.

– В числе основателей этой корпорации были и немецкие промышленники?

Питер кивнул.

– Деловое партнерство, которое осуществлялось, невзирая ни на какие линии фронта. Это тебя удивляет?

– Но ведь мы же воевали…

– Кого ты имеешь в виду, говоря «мы»? Бизнес в Америке – это бизнес, разве ты никогда об этом не слышал? – Питер откинулся на спинку стула; его глаза вспыхнули. – Давай не будем затрагивать ничего из того, что не появлялось в широкой печати. Взять хотя бы «Стандарт ойл» из Нью-Джерси, которая постоянно договаривалась с «И.Г. Фарбениндустри» о разделе сфер влияния. У них было точно оговорено, к кому перейдет та или иная нефтяная и химическая монополия, как поделятся они патентами, и все прочее. Помилуй бог, ведь все военные действия питались исключительно тем молочком, которое наливала всем и каждому «Стандарт ойл». Такое впечатление, что никто из военных просто не мог позволить себе вмешаться в эти махинации. А что, если у компании вдруг возникнут «производственные проблемы»? Кроме того, в правление «Фарбениндустри» входил Джон Фостер Даллес [16] собственной персоной. Пойдем дальше. «Форд моторс компани». Все эти пятитонные военные грузовики, на которых в основном держались немецкие военные перевозки. Их изготовил Форд. Кодировочные машины системы Холерита, которые позволили Гитлеру обеспечить секретность при проведении его невероятно эффективной охоты на «нежелательные элементы»? Все они были изготовлены и обслуживались «Большим синим», добрым старым «Ай-Би-Эм» – снимем шляпы перед Томом Ватсоном. Ах да, ведь была же еще «Ай-Ти-Ти», крупный держатель акций компании «Фокке-Вульф», на заводах которой была произведена большая часть немецких бомбардировщиков. Хочешь услышать кое-что очень любопытное? После окончания войны эта фирма предъявила американскому правительству иск и потребовала крупных компенсаций за то, что фабрики «Фокке-Вульф» сильно пострадали от бомбежек союзнической авиации. Я могу привести тебе бесконечное количество примеров. Но это только то, что нам известно, – вероятно, крошечная доля происходившего тогда в действительности. Ни одному из этих типов не было никакого дела до того, что представляет собой Гитлер. Они были преданы куда более высокой идеологии: получению прибыли. Для них война была чем-то наподобие футбольного матча Гарвард – Йель, кратковременным отвлечением от куда более серьезных дел, от погони за всемогущим долларом.

16

Даллес, Джон Фостер (1888—1959) – крупный государственный деятель США, дипломат. В 1953—1959 гг. – государственный секретарь США.

Бен медленно покачал головой.

– Извини, братец. Но если бы ты только слышал сам себя. Все это звучит как самое банальное заклинание контркультуры, этакий рэп: собственность – это воровство, никогда не доверяй никому старше тридцати лет… Эти рассуждения о заговоре – просто-напросто перепрелое залежалое дерьмо. Ты еще скажи мне, что они несут ответственность за Пёрл-Харбор [17] . – Бен резко опустил чашку с кофе, так что она громко звякнула о блюдце. – Забавно, ведь было время, когда ты на дух не переносил ничего, что имело хоть какое-нибудь отношение к бизнесу. Я думаю, что ты и на самом деле изменился.

17

Пёрл-Харбор – военно-морская база США на Гавайских островах близ Гонолулу. 7 декабря 1941 года японцы внезапным нападением уничтожили сосредоточенные в гавани корабли, составлявшие значительную часть ВМФ США.

– Я вовсе не рассчитываю на то, что ты так вот, сразу в это поверишь, – ответил Питер. – Я только раскрываю перед тобой фон. Контекст.

– Тогда назови мне хоть что-нибудь реальное. Хоть один конкретный факт.

– В этом списке было двадцать три имени, – сказал его брат, внезапно сделавшись очень спокойным. – Главным образом капитаны промышленности, как их обычно называют. Несколько благородных государственных деятелей, от которых в самую последнюю очередь можно было бы ожидать подобного поступка. Причем речь идет о людях, которым необязательно было даже знать друг друга в лицо – любой историк и кто угодно с готовностью поклянется на Библии, что они никогда не встречались друг с другом. И все же все они связаны между собой неким деловым партнерством.

– Тут у тебя кое-что пропущено, – заметил Бен, обращаясь не столько к брату, сколько к себе самому. – Совершенно очевидно, что было нечто такое, что привлекло твое внимание к этому документу. Какой-то факт, заставивший тебя углубиться в эту историю. О чем ты умалчиваешь?

Питер горько улыбнулся, и в его взгляде вновь вспыхнула ярость.

– Я заметил там одно имя. Имя казначея корпорации.

Бен почувствовал, как коже головы у него под волосами внезапно стало холодно и по ней побежали бесчисленные мурашки.

– И кто же это был?

– Казначеем корпорации был молодой финансовый вундеркинд, оберштурмфюрер гитлеровской СС, между прочим. Его имя, возможно, покажется тебе знакомым: Макс Хартман.

– Отец? – Бен вдруг заметил, что уже давно не дышит.

– Он вовсе не был случайно уцелевшей жертвой холокоста, Бен. Наш отец был одним из этих проклятых нацистов.

Глава 8

Бен закрыл глаза, сделал глубокий вдох и помотал головой.