Протопоп Аввакум. Жизнь за веру

Вряд ли патриарх Иосиф умер своей смертью. Слишком уж он мешал реформаторам. Слишком уж они торопились приступить к реализации своих авантюрных планов. «Привлекает внимание и то, что сразу после смерти наступает необычно быстрое и даже бурное разложение трупа, хотя на дворе стоит ранняя весна и было, вероятно, достаточно прохладно. Труп разлагается столь бурно, что стоявшему рядом с гробом царю стало не по себе: “Побеги вон, тотчас тебя, вскоча, удавит!.. Да в ту ж пору как есть треснуло у него в устах и я досталь испужался”».

Патриарх Иосиф был погребён в Успенском соборе, рядом с гробницей первого патриарха Иова, как и просил…

*

Преемник Иосифу был уже давно предопределён царём и его духовником. В том же письме, в котором он сообщал Никону о смерти патриарха Иосифа, Алексей Михайлович пишет: «Возвращайся, Господа ради, поскорее к нам, обирать на патриаршество именем Феогноста (в переводе с греческого «известный Богу». — .К.), а без тебя отнюдь ни за что не примемся… ты, владыко святый, помолись… чтоб Господь Бог наш дал нам пастыря и отца, кто ему Свету годен, имя вышеписанное, а ожидаем тебя, великаго святителя, к выбору, а сего мужа три человека ведают: я, да казанский митрополит, да отец мой духовный… а сказывают свят муж». Вместе с тем и ревнители благочестия были сильно озабочены тем, кто же станет новым патриархом, поскольку от этого зависела судьба будущих преобразований в Церкви. Формальными кандидатами на патриарший престол были митрополит Ростовский и Ярославский Варлаам, митрополит Казанский и Свияжский Корнилий и митрополит Новгородский и Великолуцкий Никон. «Того обстоятельства, что вопрос о новом патриархе уже давно и окончательно был решён царём и Стефаном Вонифатьевичем, они совсем не знали, а потому считали себя призванными позаботиться о выборе преемника Иосифу». Вполне естественно, что боголюбцы пожелали иметь патриархом одного из членов своего кружка. Самой лучшей, по их мнению, была кандидатура Стефана Внифантьева — главы и покровителя кружка ревнителей благочестия.

Вот как описывает подготовку к избранию нового патриарха непосредственный участник события протопоп Аввакум:

«Стефан духовник, моля Бога и постяся седмицу с братьею, — и я с ними тут же, — о патриархе, да же даст Бог пастыря ко спасению душ наших, и с митрополитом казанским Корнилием, написав челобитную за руками, подали царю и царице — о духовнике Стефане, чтоб ему быть в патриархах. Он же не восхотел сам и указал на Никона митрополита. Царь ево и послушал, и пишет к нему послание навстречю: преосвященному митрополиту Никону новгороцкому и великолуцкому и всея Русии радоватися, и прочая. Егда ж приехал, с нами яко лис: челом да “здорово!”. Ведает, что быть ему в патриархах, и чтобы откуля помешка какова не учинилась».

В «Повести о страдавших в России за древлецерковная благочестная предания», входящей в «Книгу бесед», Аввакум так вспоминал эти далёкие события:

«В лета 7160-го году, июня в (10) день, по попущению Божию вскрался на престол патриаршеский бывшей поп Никита Минич, в чернецах Никон, обольстя святую душу протопопа духовника царева Стефана, являяся ему яко ангел, а внутрь сый диявол. Протопоп же увеща царя и царицу, да поставят Никона на Иосифово место. И я, окаянной, о благочестивом патриархе к челобитной приписал свою руку. Ано врага выпросили и беду на свою шею».

Нужно сказать, что, подавая свой голос за Никона, Аввакум шёл за другими участниками кружка ревнителей благочестия, прежде всего за пользовавшимся в то время безусловным авторитетом протопопом Стефаном Внифантьевым. Скорее всего, Аввакум даже толком Никона и не знал — ни до того, как тот стал патриархом, ни после, хотя и уверял впоследствии своих соратников, что хорошо знал Никона ещё на своей родине, которая была всего в 15 верстах от родины Никона, и что хорошо «высмотрел» и изучил его, когда жил в Москве. «Я, — говорит Аввакум, — ведь тут (то есть в Москве) тогда был, все ведаю… Я ево высмотрел сукинова сына до мору тово еще, — великий обманщик, блядин сын!»

*

6 июля 1652 года митрополит Новгородский Никон, обогнав посольский поезд с мощами святого Филиппа, прибыл в Москву. Мощи были пока отправлены в Троице-Сергиев монастырь вместе с присланными от царя людьми. Царю не терпелось поскорее увидеть своего любимца и обсудить с ним сценарий предстоящих событий.

9 июля 1652 года у заставы, которая тогда находилась у Напрудного, за Сретенскими воротами, состоялась торжественная встреча мощей святого митрополита Филиппа. Навстречу мощам из Москвы вышел крестный ход во главе со старейшим русским иерархом митрополитом Ростовским и Ярославским Варлаамом и самим царём. За ними следовали многочисленное духовенство и толпы простого народа. Соединившись вместе, обе процессии направились в Успенский собор Кремля, где мощи святого Филиппа были оставлены открытыми для поклонения.

В письме к князю Н.И. Одоевскому царь подробно описывает всю торжественную церемонию перенесения мощей: «Подарил нам Бог… великаго солнца, целителя, новаго Петра и втораго Павла проповедника; великаго преславнаго солнца Филиппа, митрополита Московскаго и всея Руси, чудотворца возвратил мощи… И таково много народу было, от самаго Напруднаго по соборную и апостольскую церковь. Не много было ни яблоку упасть. А больных тех лежавших и вопиющих к нему, свету, безмерно много, и от великаго плача и вопля безмерный стон был. И стоял стон десять дней среди церкви для молящихся; во всю десять дней без престани… с утра до вечера звон. Как есть на Святой неделе, так и те радости были. То меньше, что человека два или три в сутки, а то пять и шесть и седмь исцеляются».

Однако были и другие знамения, которые заставляли задуматься… Во время крестного хода возглавлявший его в полном архиерейском облачении митрополит Ростовский и Ярославский Варлаам внезапно упал и скончался. Смерть более чем странная, особенно если учесть, что Варлаам был одним из возможных кандидатов в патриархи… Ещё одно знамение — страшное видение, посетившее в ту же ночь благочестивого старца Симеона в Чудовом монастыре.

«Сущу же Никону в тыя дни в Москве, старец некий свят, живый во обители Чюда святаго архангела Михаила, именем Симеон, виде в нощи видение страшно, якоб змий велик зело пестр, и страшен видением, обогнувся около царския грановитыя палаты, яже в Кремле и ужасную свою лютым ядом дышущую главу, и грозно прегибающийся ошиб (хвост. — К. К.) вложив на праг тоя полаты, лежаше. Таковое видение видя, старец той, от ужаса скоро воспряну, и пристрашен быв зело на мног час; потом в себе быв, поведа сие видение соборным братиям; тии же, ужасом одержими, глаголаху: “что сие хощет быти?” Потом же скоро уведаша, яко во всю нощь ону, в нюже старец видение виде, Никон митрополит в оной палате с царем беседоваста, а о чем разглагольство их было, о том молчанием покрыся».

Несмотря на то, что «разглагольство» царя с будущим патриархом «молчанием покрыся», нетрудно догадаться, о чём они в действительности могли говорить наедине. Последующие события достаточно красноречиво говорят о том, что между Алексеем Михайловичем и Никоном произошёл тайный сговор. Будущие события были обсуждены и чётко рассчитаны, словно в шахматной партии.

На 22 июля был назначен собор для выборов нового предстоятеля Русской Церкви, которые были разыграны царём и Никоном, нужно сказать, мастерски. Сам Никон на собор не явился, словно показывая этим, что вовсе не стремится к власти. После молебна в Успенском соборе перед мощами московских первосвятителей соборянам было предложено избрать достойнейшего из двенадцати кандидатов. Чтобы соблюсти формальность, провели жеребьёвку, однако указанный жребием престарелый и всеми уважаемый архимандрит Антоний (отец одного из будущих видных реформаторов архиепископа Илариона Рязанского) немедленно отказался. Тогда собор единогласно избрал в патриархи Никона. Получив одобрение царя, послали за Никоном на Новгородское митрополичье подворье особую делегацию из светских и духовных лиц. На этом все вроде бы успокоились…

Однако пьесу надо было доиграть до конца. Никон стал категорически отказываться идти в Успенский собор. За ним посылали ещё несколько раз, но всё безрезультатно. Наконец Алексей Михайлович послал за Никоном своих самых знатных бояр и архиереев и приказал им привести Никона, даже если он будет сопротивляться, в Успенский собор. Здесь Никон на мольбы царя и народа снова стал отказываться, называя себя «смиренным, неразумным, не могущим пасти стадо словесных овец Христовых». Тогда царь, а вслед за ним бояре и весь собор, перед мощами святого митрополита Филиппа, упали в ноги Никону и, распростёршись ниц, стали слёзно умолять его принять патриарший сан.

Никон наконец согласился, но поставил условие: «Если вам угодно, чтобы я был патриархом, произнесите обет в этой соборной церкви… что вы будете содержать евангельские догматы и соблюдать правила святых апостолов и святых отец и законы благочестивых царей. Если обещаетесь слушать и меня, как вашего главного архипастыря и отца во всем, что буду возвещать вам о догматах Божиих и о правилах, если дадите мне устроить Церковь, то я по вашему желанию и прошению не стану более отрекаться от великого архиерейства». Царь и собор дали Никону такое обещание. Павел Алеппский, описывая избрание Никона на патриаршество, также сообщает об условии, поставленном им, что «царь отнюдь не будет заниматься делами Церкви и духовенства», и добавляет, что это соглашение между Никоном и царём было даже скреплено особым «царским указом», то есть какой-то грамотой царя, в которой он письменно подтверждал свой отказ от участия в делах Церкви и духовенства. Диакон Феодор подтверждает этот факт: «Царь Никону запись даде своею рукою в начале поставления его, еже во всем его послушати и от бояр оборонить и его волю исполнять».