Протопоп Аввакум. Жизнь за веру
Шрифт:
И ещё, в послании к Александре Григорьевне (инокине Меланье), рассуждая о пагубности пьянства, он напишет: «Григорьевна, стараго нашего православия чадо, и винца перестань пить, ино пей квасок и воду, так в голове ум не мутится, и очи с похмелья не кружают, и руце и нозе не упадают, чревеса и утроба здрава, паче же греха меньши. Лоту и праведнику запят пиянство, и Ное от того же поруган бысть. Сампсон и смерть прият от пиянства. Али мы крепчайше такова исполина? Некогда восторже врата градская, сиречь башню, вознесе на гору высоку. И путем ему идущу, нападоша на нь иноплеменницы 1000 человек, хотяху его убити: Он же восхитив ослию щоку и всех поби костию тою, и, поймав триста лисиц, ввяза в ошиби их по свещи горящей, и пусти в нивы их. И пожже вся нивы. Чтец
Пётр Кондратьев был потомственным приходским священником, вероятно, уроженцем Нижегородчины. Он обосновался в селе Григорове незадолго до рождения Аввакума, поскольку в 1620 году здесь находился и другой священник — Артамон (или Афтамон) Иванов. Согласно писцовой книге XVII века, Григорово выглядело так: «Село стоит на трех усадах, а между усадов ключь; а в селе церковь… Бориса и Глеба древяна». В григоровской церкви Святых Бориса и Глеба отец Пётр прослужил 15 лет. После Аввакума у него было ещё четверо сыновей — Герасим, Козьма, Евфимий и Григорий. Этот-то последний вместе с Евфимием скончался в Москве во время чумы 1654 года. Герасим и Козьма были ещё живы в 1666 году.
Воспитанием детей в семье приходилось заниматься матери — Марии. Большая постница и молитвенница, она сумела передать детям свою горячую веру во Христа, всегда уча их «страху Божию». Под её влиянием у Аввакума с юных лет развивается стремление к аскетической жизни. Мать строго соблюдала не только традиционно постные дни — среду и пятницу, но ещё и понедельник — по иноческому примеру.
Жизнь человека в Московской Руси была подчинена определённому, некогда в незапамятные времена заданному ритму. Люди жили в атмосфере религиозности, монастырский уклад жизни был принят в каждой благочестивой семье. Часы отсчитывали по церковным службам: вечерня, павечерница, полунощница, заутреня, обедня.
Вот как описывает обычный распорядок дня русского человека в XVI–XVII веках историк Н.И. Костомаров: «Предки наши, как знатные, так и простые, вставали рано: летом с восходом солнца, осенью и зимою за несколько часов до света. В старину счёт часов был восточный, заимствованный из Византии вместе с церковными книгами. Сутки делились на дневные и ночные часы; час солнечного восхода был первым часом дня; час заката — первым часом ночи… На исходе ночи отправлялась заутреня; богослужебные часы: первый, третий, шестой и девятый знаменовали равноименные денные часы, а вечерня — окончание дня. Русские согласовали свой домашний образ жизни с богослужебным порядком и в этом отношении делали его похожим на монашеский…
Вставая от сна, русский тотчас искал глазами образа, чтоб перекреститься и взглянуть на него; сделать крестное знамение считалось приличнее, смотря на образ; в дороге, когда русский ночевал в поле, он, вставая от сна, крестился, обращаясь на восток… После омовений и умываний одевались и приступали к молению.
Если день был праздничный, тогда шли к заутрене, и благочестие требовало, чтоб встать ещё ранее и прийти в церковь со звоном ещё до начала служения утрени. Если же день был простой или почему-нибудь нельзя было выходить, хозяин совершал должное богослужение по книге, когда умел грамоте (или молился поклонами по лестовке [6], когда не умел. — К.К.).
В комнате, назначенной для моления, — крестовой — или когда её не было в доме, то в той, где стояло побольше образов, собиралась вся семья и прислуга: зажигались лампады и свечи; курили ладаном. Хозяин, как домовладыка, читал пред всеми вслух утренние молитвы; иногда читались таким образом заутреня и часы, смотря по степени досуга, уменья и благочестия; умевшие петь, пели. У знатных особ, у которых были свои домашние церкви
и домовые священнослужители, семья сходилась в церковь, где молитвы, заутреню и часы служил священник, а пел дьячок, смотревший за церковью или часовнею, и после утреннего богослужения священник кропил святою водою.Окончив молитвословие, погашали свечи, задёргивали пелены на образах, и все расходились к домашним занятиям…
Приступая к началу дневного занятия, будь то приказное писательство или чёрная работа, русский считал приличным вымыть руки, сделать пред образом три крестных знамения с земными поклонами, а если предстоит случай или возможность, то принять благословение священника…
После ужина благочестивый хозяин отправлял вечернее моление. Снова затепливались лампады, зажигались свечи пред образами; домочадцы и прислуга собирались на моление. После такого молитвословия считалось уже непозволительным есть и пить; все скоро ложились спать. Сколько-нибудь зажиточные супруги имели всегда особые покои с тою целью, чтоб не спать вместе в ночи пред господскими праздниками, воскресеньями, средами и пятками и в посты. В эти ночи благочестивые люди вставали и тайно молились пред образами в спальнях; ночная молитва считалась приятнее Богу, чем дневная…»
Так размеренно, неспешно протекала повседневная жизнь русского человека в дониконовской Руси. Во всем царили чин, благочиние и благолепие. Иностранец-современник пишет: «Войдя в комнату, русский ни слова не скажет присутствующим, сколько бы их тут ни было, но обращается к иконам, крестится, делает три поклона и только потом обращается к присутствующим». «Домострой» учил, дабы походка у человека была кроткая, голос умеренный, слово благочинное; пред старшими надо было сохранять молчание; к премудрым — послушание; перед сильными — повиновение; лучше мало говорить, а более слушать; не быть дерзким на словах, не слишком увлекаться беседой, не быть склонным к смеху, украшаться стыдливостью, зрение иметь долу, а душу — горе; избегать возражений, не гнаться за почестями…
Свободное от работы время посвящали молитве или чтению духовных книг — Житий святых, Прологов, Златоустов и Маргаритов. Грамоте учились по Часовнику и Псалтырю — этому поистине неисчерпаемому «кладезю премудрости» и «общедоступной лечебнице». Идеалом древнерусского человека были подвиги аскетов-пустынножителей, с которыми он знакомился из Прологов и Патериков. Со времен Крещения Руси и до конца XVII века Пролог, заключавший в себе краткие жития святых и избранные поучения на каждый день года, был любимым чтением русских людей от царя до крестьянина. На старости лет, выполнив свои мирские обязанности и вырастив детей, многие принимали иноческий постриг. Не были исключением и лица знатные, в том числе даже члены царского дома.
Матери Аввакум был обязан и своей любовью к чтению книг. С детских лет перечитал он все книги, которые имелись в доме его отца и в григоровской церкви. Он изучил Священное Писание, творения Отцов Церкви, практически всю литературу, которая была доступна в то время грамотному русскому человеку. Обладая прекрасной памятью, он мог целыми страницами цитировать полюбившиеся ему места из Писания — из Псалтыря и Песни песней, из Евангелия и Апостола. Ссылался он и на выдержки из исторических и святоотеческих сочинений — «Хронограф», «Четьи минеи», «История Иудейской войны», «Маргарит», «Повесть о Белом клобуке», «Великое зерцало» и многие другие.
Но не только Книга Божественного Откровения привлекала пытливый ум Аввакума. С любопытством и восхищением всматривался он в страницы другой книги, написанной Всевышним, — Книги Природы, в которой, словно в прозрачных водах, отражался порою лик Самого Творца… Не раз на страницах произведений Аввакума будут возникать описания природы, диковинных животных и растений тех мест, где оказывался он по Воле Божией. Эти описания — словно воспоминания об утраченном некогда Рае, где дикие животные мирно уживались рядом с человеком, дававшим им имена. Образ Райского сада, насаждённого «во Едеме на востоце», должен был напоминать христианину об истинном его отечестве…