Провал гитлеровского наступления на Москву
Шрифт:
Когда мы говорим о героических подвигах, то подразумеваем не только славных наших бойцов, командиров и политработников. То, что было достигнуто на фронте в октябре, а затем и в последующих сражениях, стало возможным благодаря единству и общим усилиям советских войск, трудящихся столицы и Московской области, единодушно поддержанным всем народом нашей страны.
Всесторонняя деятельность партийной организации Москвы и области, сплотившей и поднявшей массы трудящихся на защиту столицы от жестокого врага, вылилась в героическую эпопею. Пламенные призывы Центрального Комитета партии, Московской городской и областной партийных организаций были близки каждому москвичу, каждому воину, всем советским людям, находили глубокий
В конце октября Ставка усилила Западный фронт 33-й армией под командованием генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова. 33-я армия заняла оборону в районе Наро-Фоминска, в промежутке между 5-й и 43-й армиями. Южнее Наро-Фоминска, по восточному берегу реки Нары, заняла оборону 43-я армия, на рубеже западнее Серпухова, восточное Тарусы, Алексина - 49-я армия.
Укрепившись на этом рубеже, войска фронта были полны решимости во всеоружии встретить атаки противника. Воины Западного фронта многому научились за три недели октябрьских сражений. В частях проводилась большая воспитательная партийно-политическая работа, основой которой была популяризация лучших способов уничтожения врага, индивидуального и массового героизма и боевой доблести частей.
1 ноября я был вызван в Ставку. Сталин сказал:
– Мы хотим провести в Москве, кроме торжественного заседания по случаю годовщины Октября, и парад войск. Как вы думаете, обстановка на фронте позволит нам провести эти торжества?
Я ответил, что в ближайшие дни враг не начнет большого наступления, ибо в предыдущих сражениях он понес серьезные потери и вынужден пополнять и перегруппировывать войска. Для противодействия авиации, активность которой оставалась весьма вероятной, я предложил усилить ПВО, подтянуть к Москве нашу истребительную авиацию с соседних фронтов.
Как известно, в канун праздника в столице было проведено торжественное заседание, посвященное 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, а 7 ноября на Красной площади состоялся традиционный военный парад, Это сыграло огромную роль в дальнейшем укреплении сплоченности советского народа, а также имело большое международное значение. В выступлениях И. В. Сталина вновь прозвучала уверенность партии и правительства в разгроме захватчиков.
На угрожаемых участках строилась глубоко эшелонированная противотанковая оборона, создавались противотанковые опорные пункты и противотанковые районы. Войска пополнялись личным составом, вооружением, боеприпасами, инженерными средствами, имуществом связи и материально-техническими средствами, которые давала Родина для обеспечения защитников Москвы. Ставка передавала фронту из своих резервов дополнительные соединения стрелковых и танковых войск, которые фронт сосредоточивал на наиболее опасных направлениях. Большая часть войск сосредоточивалась на волоколамско-клинском и истринском направлениях, где, как мы предполагали, последует главный удар бронетанковых группировок противника. Подтягивались резервы и в район Тулы, Серпухова - здесь ожидался повторный удар 2-й танковой и 4-й полевой армий.
В первых числах ноября наступило похолодание. Выпал снег. Земля покрылась белой пеленой. Почва подмерзла, пути и дороги стали всюду проходимыми.
На фронтовые, армейские и войсковые склады в большом количестве поступали полушубки, валенки, теплое белье, телогрейки, ушанки. В середине ноября наши бойцы тепло оделись и чувствовали себя куда уютнее, чем солдаты фашистской Германии, которые кутались в теплые вещи, отнятые у мирных жителей. Тогда у многих немецких солдат стали появляться огромные соломенные галоши.
В это время у меня состоялся не совсем приятный разговор по телефону со Сталиным.
– Как ведет себя противник?
– спросил он у меня.
–
Заканчивает сосредоточение своих ударных группировок и, видимо, в скором времени перейдет в наступление, - ответил я.– А где вы ожидаете главный удар противника?
– Более мощный удар ожидаем из района Волоколамска. Армия Гудериана, видимо, ударит в обход Тулы на Каширу.
– Мы с Шапошниковым считаем, - сказал Сталин, - что нужно сорвать готовящиеся удары противника своими упреждающими контрударами. Один контрудар надо нанести в районе Волоколамска, другой - из района Серпухова во фланг 4-й армии немцев. Видимо, там собираются крупные силы, чтобы ударить на Москву.
– А какими же силами мы будем наносить эти контрудары?
– спросил я. Западный фронт свободных сил не имеет. У нас есть силы только для обороны.
– В районе Волоколамска используйте правофланговые соединения армии Рокоссовского, танковую дивизию и кавкорпус Доватора. В районе Серпухова используйте кавкорпус Белова, танковую дивизию Гетмана и часть сил 49-й армии, - предложил Сталин.
– Этого делать сейчас нельзя, - ответил я.
– Мы не можем бросать на контрудары, успех которых сомнителен, последние резервы фронта. Нам нечем будет подкрепить оборону войск армий, когда противник перейдет в наступление своими ударными группировками.
– Ваш фронт имеет шесть армий. Разве этого мало?
Я ответил, что линия обороны войск Западного фронта сильно растянулась, с изгибами она достигла в настоящее время более 600 километров. У нас очень мало резервов в глубине, особенно в центре фронта.
– Вопрос о контрударах считайте решенным. План сообщите сегодня вечером, это были последние слова, которые я услышал от Сталина на этот раз.
Я опять попытался доказать Сталину нецелесообразность контрударов, на которые пришлось бы израсходовать последние резервы. Но в телефонной трубке послышался отбой, и разговор был окончен.
Тяжелое впечатление осталось у меня от этого разговора с Верховным и, конечно, не потому, что он не посчитался с моим мнением, а потому, что Москва, которую бойцы поклялись защищать до последней капли крови, находилась в смертельной опасности, а нам безоговорочно приказывалось бросить на контрудары последние резервы. Израсходовав же их, мы не смогли бы в дальнейшем укреплять слабые участки нашей обороны.
Минут через 15 ко мне зашел Булганин и с порога сказал:
– Ну и была мне сейчас головомойка.
– Какая?
– Сталин сказал: Вы там с Жуковым зазнались. Но мы и на вас управу найдем.
– Он потребовал от меня, чтобы я сейчас же шел к тебе и мы немедля организовали контрудары.
– Ну, что же, садись, вызовем Василия Даниловича и предупредим командармов Рокоссовского и Захаркина.
Часа через два штаб фронта дал приказ командующим 16-й и 49-й армиями и командирам соединений о проведении контрударов, о чем мы и доложили в Ставку.
Конечно, из этих наших контрударов, где главным образом действовала конница, ничего серьезного не получилось, так как их сила была недостаточна для того, чтобы оказать влияние на ударные группировки противника. Соединения, участвовавшие в контрударах, понесли потери, в нужный момент их не оказалось там, где им надлежало быть.
Противник, отразив наше наступление, сам перешел в наступление на Москву, ударив в стык Калининского и Западного фронтов.
Второй наш контрудар в районе Серпухова тоже не достиг поставленной цели, но гитлеровцы, парируя его, израсходовали часть своих резервов, предназначенных для удара вдоль Варшавского шоссе. Но когда началось наступление армии Гудериана в обход Тулы и на Каширу и там создалась тяжелая обстановка, нам пришлось с большими трудностями выводить из боя кавалерийский корпус генерал-майора П. А. Белова, танковую дивизию полковника А. Л. Гетмана для переброски их в район Каширы.