Провидец Александр Энгельгардт
Шрифт:
И так на каждом шагу:
И во всё-то он, начальник, вмешиваться может, потому - под всё закон подведён. Ты и не думаешь, и не гадаешь, ан смотришь, не по закону. Никогда ты не можешь знать, прав ты или нет. Ну, и боится человек.
" - Ты для чего это березки рубишь?
– На мётлы, батюшка, на метлы к овину.
– Ну, руби себе, руби.
– Спаси тебя бог, родименький, спасибо!
Одумался:
– Постой. Зачем теперь мётлы, хлеб ещё не поспел?
– Гатуем наперед, батюшка, наперед гатуем".
И всюду так, всюду ему нужно нос всунуть...
"У помещика "он" тих, приезжает трезвый, с утра просит починить дорогу, при этом извиняется, оправдывается тем, что и на него начальство налегает... На деревне же он лют, ругается - за версту слышно, ногами топочет, к морде лезет.
Нужно видеть, какой переполох, когда он, раздражённый,
– Как ты смел! Как ты смел!.. бац! мало кулаком - шашкой, разумеется, в ножнах. Я как-то рассказывал про такую сцену одному высшему начальнику. "Неужели шашкой?" - спросил он.
– "Да, шашкой!" - "Обнаженной?" - "Нет".
– Начальник успокоился...
Так всё скачками и идёт. Понятно, что где же высшему начальнику, например, господину становому приставу, все помнить и знать? Он должен быть и архитектор, и химик, и врач, и инженер, и зоолог, и политик, и историк. Едет он и видит, что малец на дереве сидит и гнездо птичье разоряет. Это запрещено, но при сем есть исключение: гнезда хищных птиц разорять дозволяется. Вопрос: чье же он гнездо разоряет, воронье или голубиное, воробьиное или трясогузкино. Где же начальнику всех птиц знать, у которой птицы какое гнездо, какие яйца...
А что, например, щука, хищный ли зверь? Мне недавно один охотник, господский стрелок, рассказывал следующий случай. Весною, когда щуки трутся, они всплывают к поверхности воды на мелкие места. В это время их стреляют из ружей. Охотник стрелял щук в господском прудке, как вдруг наехал "начальник" и придрался. "Весною, во время вывода молодёжи, запрещено стрелять", говорит. Охотник возражал, что щуки разведены барином, собственные, господские, что этак весной, пожалуй, телят нельзя будет резать. Услыхав этот рассказ, я стал в тупик. Знаю, что хищных зверей дозволяется бить, знаю, что щука рыба хищная, но не знаю, распространяется ли закон об охранении весною животных на рыб. Неводами, знаю, что и весною ловить не запрещается, но стрелять?
Здесь дело коснулось охотника, служащего у богатого барина, имеющего значение. Охотник, человек опытный, видавший виды, понимающий, у кого он служит, и потому дело окончилось препирательствами. Ну, а попадись мужик - штраф, и рыбу отберут.
Высшему начальнику, например, становому, нужно ужасно много знать. И гнеда всякие знай, и яйца у каждой птицы знай, и социалиста умей отличить, и просто опасного человека узнай..."
Мужикам было трудно, а евреям ещё труднее:
"Допекают мужиков, а уж как евреев доняли, так удивительно даже, как это евреи живут. Всегда еврей должен бояться, всегда можно к нему придраться, всегда можно его обидеть, сорвать с него, да и он сам знает, что без этого нельзя - бери только свое "полозоное". И это положенное как-то тотчас у них, евреев, определяется само собою. Явился новый род начальников, явилось для них и "полозоное".
У нас евреям прежде вовсе не дозволялось жить, теперь дозволяется жить только ремесленникам. Между тем, есть евреи, которых отцы тут жили, которые сами тут родились и народили кучу детей. Разумеется, теперь это всё красильщики, дистилляторы и т. п. Жить ремеслом в деревне, конечно, невозможно, да это и не в натуре еврея, а потому живущие здесь евреи содержат мельницы, кабаки, занимаются торговлей и разными делами. Всё это запрещено, но всё так или иначе обходится. Помещикам евреи выгодны, потому что платят хорошо и на всякое дело способны. Преимущественно евреи ютятся около богатых, имеющих значение помещиков, в особенности, около винокуренных заводчиков. Как бы там законно ни было всё оформлено, но придраться начальнику всё-таки можно, и еврей это должен чувствовать и чувствует. Наконец, если сам еврей живет законно и у него все "билеты" в порядке, так опять-таки может оказаться, что у него незаконно проживает какой-нибудь родственник, какой-нибудь учитель для детей или просто наехали разные незаконные евреи к какому-нибудь празднику, свадьбе, шабашу. Евреев преследуют не постоянно, а как-то годами. Иногда их совсем не трогают и, отдавая свое "полозоное", евреи живут спокойно. Нет приказа свыше, а без особого приказа на каждый раз никакие правила, распоряжения, постановления, вообще всё, что у нас называется законом, не исполняются и не требуются. Потому-то только и можно жить, ибо "если всё по законам жить, то и самому господину становому приставу жить будет не можно", говорил один мой знакомый еврей. Иногда евреи подолгу живут спокойно без всяких ремесленных свидетельств - и ничего. В такие мирные времена в подходящих
местах, близ строящейся дороги, близ винокуренных заводов, больших лесных заготовок, вообще, где предприимчивый умственный еврейский человек может орудовать и наживать деньгу, евреев распложается множество. В то время, когда я приехал в деревню, у нас был для евреев именно такой мирный период, когда их не гнали и не преследовали, к тому же перед тем строилась железная дорога и гешефту всякого было много; будки строить, шпалы резать, камень добывать, хлеб для рабочих доставлять, о водке и говорить нечего. Конечно, и бревно мужик режет, и камень мужик дробит, и водку мужик пьёт, но без умственных евреев ничего этого он делать не может. В это время евреев здесь было множество, чуть не на всех, даже самых маленьких, мельницах евреи сидели, кабаки содержали и всякими гешефтами занимались, совсем мещан отбили, потому что куда же какому-нибудь мещанину против еврея.Вдруг началось гонение на евреев. Не дозволяют жить тем, которые не имеют ремесленных свидетельств, а таковых ни у одного нет. Ну евреи отмалчиваются, отсиживаются. Не помогает. Гонят, приказ за приказом, сотскому: выпроводить из уезда! Напоят сотского раз, напоят другой, сунут что-нибудь... опять приказ за приказом! Полетели евреи свидетельства добывать и "своих старших" просить, чтобы помогли, похлопотали. Иные добыли, другие нет, а тем временем, пока "свои" выхлопотали, всё идут приказы да приказы. Ничего не поделаешь, начались выпроваживания евреев из уезда в уезд. Нельзя на месте оставаться, нанимает еврей подводы, забирает весь свой скарб, пуховики, скот, кур, еврейку, детей, переезжает в соседний уезд, поселяется там и живет, пока не погонят и оттуда. Тогда он, смотря по обстоятельствам, едет или в третий уезд, или возвращается в прежний. Разумеется, такие перекочевывания не могли быть продолжительны. Поубавилось евреев, но оставшиеся жили довольно спокойно, а помаленьку стали и опять появляться новые.
Но вот наступили новые начальники. Эти скоро узнали, где раки зимуют, житья не стало евреям: никакое "полозоное" не удовлетворяет.
Однажды, обходя поля, я встретил еврейку, торгующую разным молочным товаром.
– Барин, а барин, куда тут дорога ближе в город проехать, - остановила она меня. Я указал дорогу.
– А чи есть тут по дороге господа?
– Да вот сейчас за леском начальник живет, он из "благородных", семейством живет, может, и купят что!
– Начальник! Ах, миленький барин, нет ли другой дороги, не можно ли как начальника объехать?
– Можно. Да разве у тебя что не в порядке?
– Нет, всё в порядке.
– Так чего же ты боишься, он - ничего.
– Миленький барин, долго ли бедную еврейку обидеть!
Разумеется, я указал еврейке другую дорогу. И вот разнесся как-то слух, что их уничтожают. Заехал ко мне знакомый еврей, который контрабандой родился здесь ещё в то время, когда евреям не дозволялось у нас жить, контрабандой же вырос и контрабандой сам наплодил детей. Я сейчас догадался, что еврей, проезжая мимо, не утерпел, чтобы поделиться свеженькой новостью.
– Уництозают! Уництозают!
– Ну, и слава Богу, - перекрестился я.
Еврей по ошибке тоже чуть не перекрестился.
– А все наси выхлопотали, - похвастался еврей.
– Потому, всего им мало. Ну, возьми своё "полозоное", и то и денег, и муки, и круп, и петуха. Разве так мозно?
Потом оказалось, что вовсе не уничтожают, а еще, говорят, он будет и подати собирать, и за правильной продажей вина смотреть. Отлично. Чего доброго, налетит, увидит, что пунш, сидя на балконе, попиваешь: "Зачем, - скажет, - водою разбавляете? Отчего не пьете как есть за печатью? Штраф!" Ведь и водку полагается пить непременно узаконенной крепости и не менее определенного количества. Зимою как-то был я в городе, зашёл после театра в ресторан и спросил рюмку коньяку.
– Рюмку коньяку нельзя-с.
– Разве у вас нет коньяку?
– Есть-с. Только рюмочкой пить нельзя-с.
– А как же?
– Извольте шкалик взять, за печатью-с.
– Мне маленькую рюмочку. Кто же коньяк шкаликами пьет?
– Нельзя-с, не дозволено.
– Так целый шкалик и выпить нужно?
– Целый-с.
И выдумают же эти акцизные - всех превзошли. Выдумали, например, заводы "тормозить". Слышу, рассказывает акцизный, что такому-то заводчику открытие завода "тормозят". Я и не понял сначала, а это вот, видите ли, что: если чиновники подозревают какого-нибудь заводчика, что он делает отвод спирта, и не могут его изловить, так "тормозят" ему открытие завода, то есть делают разные придирки, чтобы тот вовсе отказывался от винокурения. Отлично".