Провинциальный роман. Книжная девочка

Арина пообещала подбить ему глаз, если он будет дергаться по этому поводу. На жизнь, на самое первое время — финансов у нее хватит. В конце то концов, она работать собирается! Подарила Ванечке к зиме свитер и шапочку. В долгой беседе подружка случайно раскрыла историю французского пеньюара. Привезенный сто лет назад, действительно, из Парижа, он оказался фатально мал.

— Продавщица сунула не тот размер. Перепутала, наверно. Я его распечатала только дома. Ревела три дня. Продавать отказалась. Девчонки упрашивали. Нет, говорю. Ни за что. А тут, как кто под руку толкнул. Полезла в шкаф, наткнулась на пакет. И чего, думаю, он у меня лежит? Такая вещь должна иметь хозяйку! Пользу приносить. Эротика, блин. Чего вы ржете, паразиты?

Ванечка за вечер успел дважды обдуть Арину. Коварная Виноградова жалеть отказалась, поддержала сына.

— Это он нарочно, чтоб больше любила! В крестные пойдешь?

Тут отец семейства внезапно вспомнил, что он в первую очередь хирург, а друг и человек только во вторую. А посему нагло-пренагло потребовал.

— Заметано. Будешь моей кумой. Близким человеком. Так что, не стесняйся! Оголяйся.

Чуть не силой, разул, раздел, долго любовался едва заметными полосками шрамов, вынес вердикт.

— Умеют работать, суки!

Сплюнул злобно, прямо на ковер. Получил от Алены подзатыльник. Поцеловал обеих, и жену и ее любимую подружку.

— Я от зависти. Техника у них, препараты, Боже мой. Руки то и у нас не из жопы растут.

За второе грубое слово получил звонкую затрещину, на этот раз от Родионовой. Ни капли не обиделся, пошел сидеть с наследником, дал дамам поболтать спокойно. Идеальный муж. Существуют таковые в природе? Или судьба расщедрилась персонально для Виноградовой, наградив ее единственным экземпляром?

* * *

Домой Арину привезли поздно вечером. Высадили на перекрестке.

— Дойдешь сама двадцать шагов? А то мне разворачиваться не охота.

— Дойду, конечно. Не волнуйся. Всем пока.

На такие мелочи Родионова давно не обижалась. Не в лесу же ее завезли и бросили одну-одинешеньку. Три минуты и дома. Ерунда.

Вот неожиданность! У подъезда столкнулась с чудо-дизайнером. Голос у парня был довольно-недовольным одновременно. Глаза блестели, как у мартовского кота.

— Я, между прочим, от тебя. Могла бы и позвонить, что приехала. Сколько ты уже здесь?

Арина промолчала. Андрей передумал ссориться. Предложил сам.

— Выпьем чаю? Зря я, что ли притащился в твой клоповник?

Поднялись, посмеялись. Родионова развлекла гостя своими забавными историями. Про врачей, медсестер и прочее, и прочее. Под занавес встречи упомянула баронский подарок. За что и была немедленно наказана. Андрей уволок с собой диски Микаэля, послушать.

— Раз ты мне не отдаешься, будь человеком, гони диски.

— Вот как ты запел?

— Не будь противной. Они тебе сейчас ни к чему… Компьютер твой, говоришь, на работу увезли? Вот и славно. Зачем тебе вся эта музыка, если ее слушать не где? Я скоро верну. Через годик.

В полночь Арина осталась одна. Легла спать. Два часа дура дурой пролежала в темноте. Никакого толка. Встала сердитая. Сходила в туалет. С размаха нечаянно налетела стопой, самыми пальчиками на ножку кресла. Взвизгнула. Заскакала на одной ноге.

— О, блин! Блин! Больно то как.

Смаргивая россыпи искр, заплясавших перед глазами точно фейерверк, зажмурилась. Еще немножко поругалась. И только тут поняла, что забыла про травму, боль. Что кроме легкой хромоты ничем другим ее нога не беспокоит.

Не беспокоит?

Точно.

Абсолютно. Вот же — прыгает на ней! И?

— Я не калека! У меня все в порядке.

Подлетела к зеркалу. Включила свет. Внимательно рассмотрела свое отражение. Нашла, называется себе занятие в два часа ночи. Тонкая девушка в белой майке и черных трусиках. Растрепанная и хмурая. А почему? Не спится? И фиг с ним. Будем… Что будем? Читать. Купаться. Не плакать же!

Сказано — сделано. Набрала ванну. Всыпала в нее пакет соли с хвойным экстрактом. Некоторое время полежала, понежилась, в тишине. Тщательно, не торопясь, вытерлась. Для чего-то достала роскошный Аленин подарок, встряхнула, разложила на диване.

И?

— Смотреть на тебя что ли, красота заморская?

Завернулась в золотой пеньюар, впервые, между прочим, надела. Туго затянула талию поясом. А дальше? Уселась с томиком Майлсон в руках на кухне. На столе, весьма кстати, обнаружилась недоеденная Андреем булочка с изюмом. Арина достала еще и мед. Заварила чай. Хорошо, что завтра суббота и можно смело выспаться, дрыхнуть хоть до обеда.

Горькие строки стихов и сладкая выпечка. Убийственное сочетание.

Война с собой. Что на кону? Свобода. Глаза любви следят из темноты. Но у судьбы крапленая колода. Она давно решила все. Не ты. И каждая вторая карта — джокер. Не будет честной битвы. Ты разбит. А вместо подписи — холодный длинный прочерк И звон цепей. Предчувствие обид, Житейских ссор, размолвок, разночтений. Глаза любви закрылись. Слез поток Смывает приговор. На этой сцене Сегодня будет пусто. Вот итог. Свободен. Прочь спеши, пока не поздно. И не опомнилась обманщица судьба. Дождь? Вовсе нет. Расстроенные звезды Спешат тебя оплакать. Ерунда!

Как это часто случалось с ней, строчки Майлсон странно попали в такт ритму души.

Она размышляла о себе и Федоре. За последние дни успела свыкнуться, успокоиться. А первое время, да. Было худо. Как она жалела себя! Все казалось, что несчастья навалились незаслуженно.

Выходила на улицу, опираясь на дорогую трость, и выглядела на все сто, если верить пристрастной Виноградовой. Собирала комплименты, оказывается легкая хромота, просто прибавила ей пикантности. А новый цвет волос и стрижка выглядели невероятно стильно. Несколько часов назад, Богатырев, схвативший Арину в охапку со словами.

— Почему бы нам не переспать?

Тоже посчитал, что она стала гораздо привлекательнее.

— Поставь, где взял!

Строго потребовала жертва своих глупых предубеждений. И ведь послушался. Не сразу, конечно. Сначала, негодяй, осыпал жаркими поцелуями. И прижал к себе так крепко, что Арина поневоле почувствовала его возбуждение.

— Но мы же взрослые люди. И свободные. Почему нет?

И в самом деле, почему? Не было никакой особой причины вырываться из объятий Андрея. Вот и сиди теперь совершенно одна в пятницу ночью, со стихами Майлсон, умная дура!