Проводник. Книга вторая. «Нулевая симфония Брукнера»

Бозидар, читал это и тоже остерегался, но давали хорошие деньги. Через пару дней он все же решился. Добрался до Валанса и постучался в ворота крепости. Охранники, выслушав его плохой французский, сообразили кто это такой и отвели к начальнику стражи. Тот, переговорив с чужестранцем, тут же вытащил из ящика стола кожаную мошну, плотно набитую монетами: «Сможешь провести человека, – тихо сказал он, – останешься жив и вот – твоя награда, а если к утру наш друг не остынет, отведем тебя в «длинную комнату», а оттуда только одна дорога – на гильотину».

В камере, после разговора с «больным», Бозидар понял с кем имеет дело. Пий с самого начала не скрывал того, кто он есть. Каялся, плакал, молился лежа, обращаясь к потолку своего каменного мешка. Сил подняться у него уже не было. Когда же выяснилось, что найденный во Франции guide родом из Боймии (Боемии, позже Богемии), выяснилось, что сам Пий неплохо говорит на чешском. Он освоил его на службе референдарием в Апостольской сигнатуре.

Узнав о том, что его собеседник чех и он Водивый, Пий сорвал с груди свой крест и сказал: «Отдадите его моему помощнику, Петеру, он тоже из Чехии. Ватикан сейчас небезопасное место, но Петер Зурек заведует складами вне Ватикана. Он мне очень обязан. Скажете ему, что я ушел, …благодаря вам, и попросите его отдать вам черный куб с собакой. Этот куб сделан из дьявольского металла. Гиды зовут этот материал «Огненный камень». На кубе припаяна черная собачка. Этот куб – все, что осталось от последнего, древнего рода Водивых, живущих в этрусском городе Фельсина. Этот город в давние времена захватили ваши земляки, так что куб перейдет вам по праву победителей. Думаю, вы сообразите, что с ним делать…»

– Боже мой, – не в силах больше сдержаться, начал дрожать Карел, – мальчик мой. Кто ты? Откуда ты все это можешь знать?

– Дедушка, – с какой-то странной улыбкой ответил Радомир, – а я и есть Бозидар.

Разум несчастного писателя начал меркнуть. Ребенок спрыгнул с его колен и принес воды. Карел был не в силах даже поднять ко рту стакан. В его глазах плыли разноцветные круги. Радомир положил свою руку ему на солнечное сплетение и вдруг сердце писателя словно засияло от необъяснимой радости.

– Страх, – продолжая держать свою горячую руку на груди деда, увещевал малыш, – страх. Он, обида и зависть выпивают из человека все силы. Но сейчас тебе станет легче…

– Мне уже легче. Легче, – повторил старый Брукнер и вдруг залился слезами, – Радик! – утирая сухой ладонью щетинистые щеки, всхлипывал дед, – мой дорогой малыш. Что происходит? Я ровным счетом ничего не понимаю, ты разговариваешь, как взрослый, старый человек! Я не узнаю тебя. Кто ты? Что ты? Откуда в тебе эта сила?

– Она и в тебе, – спокойно ответил внук. – Но твой страх сильно угнетает ее. Потому она и стала сейчас меньше зернышка. Но я не для того тебе открыл себя, чтобы ты получил сердечный приступ, …дедушка. Мне нужна помощь, и опереться в своей жизни я могу лишь на тебя.

Мне стоило тогда седых волос выбраться из Франции, отыскать Петера Зурека и взять у него этот тяжелый куб с собачкой. Зурек в память о Пие дал мне кошель с золотом. Я многое потратил на то, чтобы вернуться на родину.

Скажем прямо, когда я ступил на эту землю, у меня немного чего осталось. Только этот куб да с пяток золотых монет. Я нанялся на службу в костел, а через три года счастливый случай позволил мне получить в подарок этот клочок земли – довелось открыть себя и провести за мост местного епископа. Его сын оказался добрым человеком и после не выдал меня, хотя я уже собирался снова отправиться в дорогу. Милошу от отца досталось много земли, и с того, что не стало этого кусочка, ее не сильно убавилось.

У любого Водивого трудная судьба, что тут скрывать. Рождаешься, живешь с этим, пока мало-помалу научишься просто добираться до моста тогда, когда тебе это нужно. В тех мирах дорог не перечесть. Но обязательно должен быть тот, кто из этого мира способен сопровождать тебя там и вернуть обратно. Одному, особенно, когда ты еще в теле ребенка, ходить очень опасно. Сколько их, Водивых пропало еще в детстве? Засыпает ребенок нормальным, а просыпается уже… Будто тело его тут, а сам неведомо где, далеко.

Я, по возвращению, долго не мог понять, для чего Водивым древних бойев нужен был этот черный куб. Пий говорил, что в нем вся сила Гидов, а Зурек утверждал, что через этот куб бойи воспитывали целые поколения колдунов…

Когда я строил этот дом – жил в пристройке. Что-то вроде землянки. Куб стоял в углу, заваленный всяким хламом. Как-то там занялся пожар. Я его даже не сразу заметил. Солнце уже село, а я возился с другой стороны. Когда услышал запах дыма, было уже поздно. Сгорела моя времянка. Ночью, подойдя к горячим углям, я увидел, что из завала торчит мой куб. Он был красным, раскалился, а сверху не было собачки. Я подумал, что она отгорела или ее попросту отбило чем-то, но нет! Вот тогда я в первый раз и увидел настоящего Мортиса. Он сам вышел из обломков. Я подумал, что мне показалось. Это было похоже на мышь, светящуюся, раскаленную мышь, а потом…

Я ведь к тому моменту уже был опытный Водивый. В первую же ночь Мортис рассказал мне о том в нашем ремесле, о чем я не знал. Он тут же, в первый раз, провел меня к мосту «новым» путем – легким и безопасным. Обычно после вождения надо восстанавливаться, а тут, проснулся, и почти сразу снова готов для работы…

Через пару лет я взял себе в жены Дузанку. Обучил ее, и мне стало еще легче. Она «ловила» меня на выходе. Тяжелые были времена. Несколько раз в год я брал ее, Мортиса и уходил в другие края, говоря всем вокруг, что иду на заработки. Пройду по старым тропам, знакомые подскажут, кто и где мается. Проведу грешников к мосту и домой. Можно было жить.

Как-то Дузанка крепко заболела. Чуть я ее выходил, а как выкарабкалась, стало известно, что у нас будет ребенок. Болезнь сильно ее измотала, беременность была трудной. Роды начались на восьми месяцах. Дузанка умерла. Я думал, что и сын не выберется, восьмимесячные редко выскребаются, но пан бог был милостив.

Антонин вырос. Крепкий был парень, одно плохо – не имел моего дара. Обычно Водивых бабы носят долго. Порой повитухи уже начинают пугать рожениц, говоря, что скоро плод внутри ее задохнется, умрет и станет разлагаться. Я, к примеру, и сейчас родился почти десятимесячным…

Карел с трудом открыл слипшиеся от напряжения губы:

– Врачи сказали, что это из-за того, что Милада пережила стресс, – заметил он, – она видела страшную аварию в…

– Глупости, – продолжая нервировать деда детским голосом, но со стариковской интонацией, ответил Радомир, – всему виною я. И тебя долго носили, и Первуша, и Силена.

– А отец? – поднял Карел взгляд от пола.

– Ждан не имеет дара. И мой папа – Войтех тоже не имеет. В этом поколении Брукнеров пока только я один такой. Что-то случилось в небесах, …дедушка. Раньше Водивых было больше. О них говорили в каждом селе, не то в городе…

– Но почему ты все помнишь? – спросил Карел. – Я имею ввиду свои… свое прошлое.

– Ты все еще мне не веришь. – Холодным тоном ответил внук. – Наверное, слушаешь меня, а сам думаешь «такого не может быть, потому, что такого не может быть никогда».

– Есть такое, – опустили взгляд дед.

– Это нормально, – слезая на пол, простецки потянулся Радомир, – да, дедушка, сомневаться для человека – это нормально.

В прошлый раз я прожил большую и очень интересную жизнь, а после смерти, как и любому из нас, мне было предложено вернуться в этот мир. Большинство людей, вернее их душ, что набрались опыта материального мира, отказываются от этого возвращения. Оно и понятно, когда попадаешь сюда из небесных сфер, в первые же секунды понимаешь, что договор о том, что тебе дают редкую возможность набраться именно этого опыта только на словах так увлекателен. На деле же…, на деле потому дети так горько и плачут, появляясь на свет. Они еще помнят волшебные ощущения от пребывания там, в светлых чертогах, а тут…, тут они вдруг понимают, что представляли себе этот мир иначе.