Проводники судьбы

— Среди похитителей был мужчина средних лет непритязательной внешности с отвратительной волосатой родинкой на щеке? — вопросом на вопрос ответил Владимир.

— Как я посмотрю, вы, ребята, так любите друг друга! — бросил Александр.

— Этот человек подставил меня. И у вас его сотовый, так что вы должны его помнить.

— Передайте вашему дружку, что он может подать на меня в суд. И вы глубоко ошибаетесь, если считаете, что мне есть хоть какое-то дело до того, кто больше всех виноват. Я лишь хочу знать, что вам от меня надо.

— Вчера я говорил с девушкой, по имени Оксана. Она примерно ровесница Миры, у нее веснушки на носу, и она пишет маслом потрясающие сказочные картины. Но последнюю ей уже не закончить, потому что у нее опухоль мозга, и жить ей осталось считанные дни. Спасти ее в ваших силах. И не только ее…

— Я ничего не могу сделать: я не врач. Мне очень жаль.

Отгородившись непроницаемой стеной холодной вежливости, Александр спрятался в своем убежище, не позволяя чему-либо инородному проникнуть внутрь через щель, проделанную минутной слабостью.

— Можете! Более того, в ваших силах спасти множество людей, у которых уже не осталось надежды. Чтобы прояснить ситуацию: нам известно о вас больше, чем вы думаете. Может быть, не все, но достаточно…

Владимир полез во внутренний карман куртки и сразу же услышал щелчок взводимого курка.

— Спокойно! Я не сумасшедший, — успокоил он, нарочито медленно доставая страшно обветшавшую и пожелтевшую вырезку из газеты, которую затем бросил на диван.

Александру достаточно было одного взгляда, чтобы узнать фотографию, сделанную шестьдесят пять лет назад.

— Эту вырезку мой шеф нашел на чердаке дома, где когда-то жили его родители. На фото его дед, героически погибший на фронте… со своим другом. Еще он нашел письма, которые его дед писал своей жене. В них тоже упоминалось о его друге, причем каждому упоминанию сопутствовали странные намеки, словно они оба хранили какую-то тайну, неизвестную никому другому. Мой шеф — человек очень внимательный и мыслящий. Но и у него бы не возникло никаких подозрений, если бы один из его знакомых, случайно увидев фотографию, не узнал человека на ней. Тогда мой начальник провел расследование и выяснил много интересного о вас, как, например, та авария полгода назад…

— Так что вам конкретно нужно от меня? — раздраженно перебил его Александр.

— Не так много. Всего лишь ваше согласие принять участие в научных экспериментах по изобретению средства от болезней, которые прежде считались неизлечимыми.

— Принять участие в экспериментах? Вы не могли бы разъяснить для меня это понятие, поскольку для меня научные эксперименты ассоциируются с белыми мышками в клетках, а это не мое излюбленное амплуа.

— От вас не потребуют многого: образцы крови, тканей — даже боли не почувствуете.

— А что вы хотите получить в качестве результатов экспериментов: выздоровление больных или же… больше?

— Вы хотите знать, принесет ли больным людям созданная нами вакцина выздоровление или сделает их… бессмертными?

— Да.

— Я не знаю: я не ученый и не врач. А вы-то, Александр, сами как считаете?

— Вряд ли они станут бессмертными. Но это неважно, потому что я отказываюсь.

— Почему?

— То, чему суждено погибнуть, должно быть мертвым. Я не собираюсь бросать вызов силам природы и вам не советую.

— Что значит «суждено»? Если сейчас СПИД считается неизлечимым, то несколько веков назад то же самое говорили о воспалении легких. Это прогресс науки, только и всего!

— Не наука сделала меня таким, какой я есть. А теперь уходите, если вам больше нечего сказать.

— Постойте! Это еще не все.

Владимир помедлил, собираясь с мыслями. Он достал из кармана, на этот раз действуя очень медленно и осторожно, пачку сигарет и зажигалку, но закурить так и не успел. Александр резким движением отнял у него и то, и другое, и прежде чем его собеседник успел опомниться, распахнул окно и вышвырнул туда оба предмета. Хотя он на себе ощутил досаду Владимира, Александр все же не мог отказать себе в том, чтобы презрительно усмехнуться и бросить:

— Знаете, сколько людей умирает от рака легких?

— Вы могли бы спасти их всех…

— Еще чего! Поделом!

— Что ж, если вы отказываетесь, то должны знать о всех вытекающих…

— Что? Перешли ко второй части: от предложений к угрозам? — грубо перебил его Александр.

— Людей, на которых я работаю, ваш отказ не остановит… — Александр так и не смог понять, на что больше похожи эти слова: на увещевание или запоздалую попытку сохранить собственное достоинство.

— Я бы сказал, уже не остановил, — красиво очерченный рот Александра скривился в усмешку. — А если еще точнее, они даже не стали его дожидаться. Но мне странно, что вы до сих пор не поняли: я вас не боюсь. Если бы боялся — давно бы уже уехал из Воронежа.

— Но есть еще… — Владимир не успел закончить, потому что в этот момент дверь квартиры отворилась, и на пороге показалась Мира. Она еще не видела своего отца — только Александра, сидящего на подлокотнике дивана.

— Привет! — сказала она с видимым облегчением.

Щеки девушки горели, а слегка вьющиеся волосы разметались по плечам, словно она бежала бегом.

— Я нашла в подъезде вот это, — Мира вертела в руках папку с документами. Здесь твое имя — потерял, что ли? Я уж испугалась, что что-то случилось, а тут еще лифт не работает…

Мира нахмурилась: что-то в лице Александра ей показалось странным, и девушка вошла в комнату. Взгляд ее сразу же упал на отца. Скользнул по кожаной куртке, перепачканной мелом, еще недавно покрывавшим стены подъезда, остановился на синяке, уже начавшем проявляться на скуле, а затем обратился на Александра, который выглядел так, будто все это не имело к нему никакого отношения.

— Что здесь происходит? — голос Миры дрогнул, хотя она и не сомневалась в том, что Александр не намерен воспользоваться пистолетом, который держал в руках.

— Знакомство с родителями, — послышался насмешливый ответ Александра.

— Я лишь предложил твоему другу принять участие в медицинском эксперименте, благополучный исход которого стал бы залогом спасения множества жизней, — Владимир, наоборот, говорил очень серьезно и убедительно.

Александр поморщился. Владимир, конечно, хотел сохранить репутацию в глазах дочери и, как видно, небезуспешно; его, впрочем, можно было понять. Спорить или оправдываться — последнее, что собирался делать в этой ситуации Александр, поэтому он лишь сказал Мире совершенно непроницаемым тоном: