Пройдённый путь (Книга 2 и 3)

–  А знаете, Семен Михайлович, у Жукова хорошо идут дела. На днях у меня был продолжительный разговор с командующим округом. Уборевич проводил в дивизии учение и сказал, что 4-ю кавдивизию просто не узнать.

Позже я и сам побывал в 4-й кавалерийской дивизии. В 1935 году она была награждена за успехи в боевой подготовке орденом Ленина. Правительственных наград удостоились многие командиры подразделений и частей. Г. К. Жуков был награжден орденом Ленина. По поручению Центрального Комитета партии и Советского правительства я прибыл в 4-ю кавдивизию вручать ей награду. Это было очень празднично. Не скрою, когда я прикреплял к Знамени дивизии орден Ленина, очень волновался. Вспомнил тех, кто в годы гражданской войны сражался за Советскую власть, кто отдал свою жизнь за дело революции. Об этом я еще раз напомнил бойцам.

–  Будьте достойны тех, кто в годы гражданской войны прославил вашу дивизию, - говорил я. - У нас есть еще немало врагов, и нам следует быть начеку. Орден Ленина - это награда за все ваши труды, но она и зовет вас, товарищи, к новым делам во имя интересов нашей трудовой республики...

Потом выступил Г. К. Жуков. Он тоже волновался, но сказал кратко и ясно: дивизия не уронит чести героев войны, она добьется новых успехов в боевой учебе. От имени бойцов командир дивизии просил меня передать партии и правительству, что 4-я кавдивизия всегда будет готова выполнить любой приказ Родины.

В 1936 году, будучи на маневрах Белорусского военного округа, нарком обороны также посетил 4-ю кавдивизию. На разборе маневров нарком дал высокую оценку действиям дивизии, а вернувшись из округа, сказал, что 4-я Донская казачья дивизия вновь обрела должную ей славу.

–  И в этом заслуга Жукова, - сказал нарком. - Таких командиров нам бы побольше!

Реввоенсовет СССР работал напряженно. Коренная перестройка Вооруженных Сил требовала не только сил, опыта, но и знаний. Следовало совершенствовать теорию военного дела и методику подготовки войск. Надо было учиться прежде всего нам, высшему командному составу, чтобы обогатить себя знаниями и успешно обучать подчиненных.

Мне самому очень хотелось учиться в академии имени М. В. Фрунзе. Однако все мои попытки ни к чему не приводили. Нарком обороны, выслушав однажды мою просьбу, усмехнулся:

–  Вам скоро пятьдесят, Семен Михайлович. А в академии учатся молодые. И на вас лежит ответственная работа.

–  Но ведь можно при академии создать курсы?

Климент Ефремович пожал плечами:

–  Ну, сам я не могу решать такой вопрос...

–  А что делать?

–  Обратитесь к Сталину.

Вскоре после одного из совещаний у И. В. Сталина, когда в кабинете остались лишь В. М. Молотов и К. Е. Ворошилов, я доложил о разговоре с наркомом, закончив:

–  Не разрешает мне учиться Климент Ефремович!..

–  Учиться никогда не поздно, - заметил Сталин. Помолчал, раскурил трубку и словно рассуждая вслух: - Воевали вы неплохо. Но время гражданской войны кануло в прошлое. Теперь война - если, разумеется, нам не удастся предотвратить ее - будет носить совершенно другой характер. Все это требует от вас, военных, новых знаний, умения командовать войсками в новых условиях.

Я тоже считаю, - продолжал Иосиф Виссарионович, - что вам обязательно надо подучиться в академии. И не только вам... - Сталин глянул на Ворошилова. - Пожалуй, Буденный прав, надо при академии создать специальную группу, где могли бы учиться военачальники, разумеется, без освобождения от основной работы. Подумайте, Климент Ефремович...

–  Ну и задали вы мне, Семен Михайлович, задачу, - сетовал после Ворошилов. - Не все ведь могут учиться без отрыва от своей основной работы!

Итак, в академии была создана особая группа, в которую входили высшие командиры, имевшие богатый боевой опыт и проявившие незаурядные военные способности, но не получившие военного образования. Мне разрешили учиться только без отрыва от исполнения служебных обязанностей. А я в то время был членом Реввоенсовета СССР, инспектором кавалерии Красной Армии, постоянным председателем уставной, наградной и высшей аттестационной комиссий. А если к этому прибавить и мои обязанности члена ЦИК СССР, то станут понятными те трудности, которые предстояло преодолеть, чтобы успешно сочетать учебу и работу.

При поступлении в академию преподаватель русского языка М. П. Протасов нанес нам, образно говоря, жестокое поражение. В диктанте, который писали я, Д. Ф. Сердич, И. Р. Апанасенко, О. И. Городовиков, Г. И. Бондарь, Я. П. Гайлит, обнаружилось столько ошибок, что все мы были просто обескуражены: сможем ли мы одолевать науку, не имея серьезной общеобразовательной подготовки?

Уехали мы в тот день из академии огорченными. И хотя я лично не сдавался, меня волновало, что созданная по моей инициативе группа уже стоит под угрозой развала, В конце концов решили так: наряду с освоением специальных дисциплин изучать общеобразовательные предметы: русский язык, математику, историю, географию.

Учились мы с огромным усердием, не жалея ни сил, ни труда. Наша академическая группа (я был ее старшиной) отличалась высокой дисциплинированностью и редким прилежанием. Все были уже пожилыми людьми, а учились, как послушные школьники, беспрекословно выполняя указания преподавателей и командного состава академии.

Припоминается такой случай. Как-то в первые дни учебы вхожу в академию с портфелем, как и полагается слушателю. Дежурный по академии, увидев меня, зычно скомандовал: "Академия, смирно!" - и, чеканя шаг, направился ко мне с рапортом: "Товарищ член Реввоенсовета СССР..." Я прервал его и прошел в кабинет комиссара академии Е. А. Щаденко, бывшего в гражданскую войну членом Реввоенсовета 1-й Конной армии. Там же был начальник академии Р. П. Эйдеман.

–  Вот что, дорогие товарищи, договоримся раз и на все время. В академии я и все в моей группе командиры являются слушателями, вашими подчиненными. Никаких привилегий, никаких исключений быть не должно. Каждый обязан выполнять установленный в академии порядок. Рапортовать слушателям нельзя, даже если они являются членами Реввоенсовета СССР...

Рапортов мне больше не отдавали.

Чтобы было понятно, насколько сложно и трудно было учиться тем командирам, которые сочетали свою учебу с работой, я приведу примерный распорядок своего рабочего дня. В 7.00 - подъем, физзарядка, завтрак. С 8.00 до 14.00 - занятия в академии. С 14.00 до 15.00 - обед, а затем до 24.00 работа в инспекции кавалерии, в комиссиях, на различных конференциях. В 24.00 - ужин и до 3.00 - подготовка к занятиям в академии. Но, повторяю, несмотря на трудности, занимались слушатели в высшей степени добросовестно, не пропуская ни одной лекции, ни одного практического занятия в поле, выполняя все требования профессоров и преподавателей. Изучали тактику, оперативное искусство, стрелковое оружие, баллистику, артиллерию, бронетанковые войска, авиацию, выезжали на полигоны и аэродромы. Одним словом, были слушателями академии.

12. Поездка в Среднюю Азию

1

В начале марта 1926 года позвонил Ворошилов и сообщил, что меня приглашает Сталин.

–  Когда? - спросил его.

–  Сегодня в девятнадцать ноль-ноль.

–  Только меня?

–  Не знаю. Во всяком случае, я тоже у него буду.

Конечно, мне не терпелось узнать, зачем вызывает Иосиф Виссарионович. Я строил различные предположения и догадки и каждую отвергал. Не удержался, спросил об этом Климента Ефремовича.

–  Мне известно только одно, - ответил он, - что хорошо знаешь и ты: по пустякам Генеральный секретарь не приглашает. Видимо, ЦК собирается поручить нам что-то важное.

Когда вошел в кабинет Сталина, Ворошилов был уже там.

–  Извините, не опоздал? - смутился я, невольно посмотрев на часы.

–  Нет, нет, - улыбнулся Сталин. - Это мы собрались раньше. Садитесь... Не скучаете в Москве? Строевые командиры трудно привыкают к кабинетной работе. Штабистом, говорят, надо родиться.

–  Или иметь особый характер, - добавил Ворошилов.

"Что-то неспроста повел Сталин речь о кабинетной работе", - подумал я.

Сталин отодвинул какие-то бумаги.