Пройти через лабиринт

Конечно, он добился своего. Лера, ворча, наполнила обе рюмки, и, передав одну Леониду, Герман с грацией подстреленного журавля опустился на диван.

Светловолосый бард принюхался.

– М-м… божественный запах. – Он сделал маленький глоток. – Божественный вкус. Почему-то, когда пускаешь по венам, пьянствовать совершенно не хочется. А когда пьянствуешь, пускать по венам хочется все равно. Почему так?

Они пили и болтали, болтали и пили, и от близости Германа, его поджарого молодого тела, с Норой творилось черт знает что.

Вот он сидит, откинувшись на спинку дивана, положив ногу на ногу, и тихонько смеется над шутками своего друга, а у нее частит пульс, потеют ладони, горит лицо… Но он и правда сидит слишком близко! Рубашки, в которой она видела его час назад, на нем уже нет, наверное, осталась в палате Леонида, и Нора не может заставить себя отвести взгляд от худых мускулистых рук, кажущихся загорелыми на фоне белой футболки, от темных волос, которые он время от времени небрежно зачесывает пальцами назад, от аккуратной мочки уха с проколом для серьги, но без серьги, от изящной линии челюсти… Даже то, как синяя джинсовая ткань обтягивает костлявое колено, кажется ей безумно эротичным. Спросить куда подевалась серьга? Или это будет выглядеть как неуместное любопытство?

Но тут она рассердилась на себя и спросила. Герман повернул голову, улыбнулся чуть ли не робко. Вблизи Нора увидела крошечные трещинки на его губах, сеть тонких морщин в уголках глаз.

– Да, последние три года я носил серьгу. Но когда приехал сюда, Аркадий потребовал, чтобы я ее снял.

– Почему? Ему не понравилась модель?

– Нет, сама идея. Он убежден, что ювелирные изделия носят только артисты и представители сексуальных меньшинств, и если я не первое и не второе, то мне следует быть поскромнее и не искушать ближних своих.

– И много у него таких правил?

– Вагоны! Товарные составы! Я стараюсь вести себя тихо, но…

– Ты стараешься вести себя тихо, – перебила Лера, – но с первого дня привлекаешь к себе всеобщее внимание. Ты следуешь всем правилам, но вид твой однозначно свидетельствует о том, что правила будут с легкостью позабыты, если в один прекрасный день они не согласуются с твоей прихотью.

– Это нечестно, Лера! – запротестовал Герман.

– Я знаю. – Она помолчала. – На самом деле я рада, что ты приехал. Ты всегда был моим любимчиком и продолжаешь им оставаться. – Помолчала еще немного. – Потому я тебя и ругаю.

Широким шагом, с непреклонным выражением лица в помещение вошел доктор Шадрин. Увиденное настолько выбило его из колеи, что некоторое время он просто стоял столбом, не зная что сказать.

Лера сидела в углу дивана, поджав под себя одну ногу и вытянув другую, небрежно перебирая пальцами волосы Германа. Тот исполнял обязанности виночерпия, подливая дамам с улыбкой профессионального обольстителя и не забывая про Леонида, который расположился на полу. Все четверо выглядели непристойно довольными.

Он все еще стоял посреди кабинета с видом Бога-Отца, заставшего Адама и Еву за поеданием райских яблок, когда Леонид, употребивший меньше остальных, оценил обстановку и предложил:

– Присоединяйся, док.

Услышав эту фразу, произнесенную приятельским тоном, без какого-либо намека на раскаяние, доктор шагнул к своему пациенту, рывком поставил на ноги и, не говоря худого слова, влепил ему тяжеловесную пощечину. Повернулся к Герману:

– Молчать! Ни с места!

И к Лере:

– Ты тоже.

– Вау! – промолвила жертва рукоприкладства.

– Слушай, парень, – зарычал Аркадий, – по-моему, ты чего-то не понимаешь.

– Да, – сказал Леонид, глядя на свою рубашку, залитую бренди, – я как раз спрашивал Леру и Нору… Я не понимаю, почему когда пьешь, все равно хочется секса, наркотиков, новых шмоток, новых девайсов, а когда имеешь хороший приход, уже ничего не хочется. Ни-чего. – Он опрокинул в рот последнюю каплю из рюмки, которую умудрился не выпустить из рук. – Хорошо. Но не лучше, чем джанк. С джанком ничто не сравнится.

Лера закрыла глаза, чтобы не видеть. Герман привстал, но она сжала его руку, призывая сидеть смирно.

– Знаешь, как умирают от абстинентного синдрома? – говорил Аркадий, держа Леонида за воротник. – Это смерть от передозировки похожа на плавное соскальзывание в сладкий сон без пробуждения, а в случае отнятия тяжелого наркотика опийного ряда в первую очередь происходит нарушение терморегуляции, нарушение водно-электролитного и кислотно-щелочного баланса, нарушение сна, затем судорожный синдром, расстройство мозгового кровообращения, кислородное голодание и, наконец, угнетение дыхательного центра. А теперь давай, включай воображение. Смерть наступает вследствие паралича дыхательной мускулатуры. Можешь представить, что это происходит с тобой? – Здесь он малость перегнул, но в целом Нора была согласна, парню следовало вправить мозги. – Я три ночи подряд сидел при тебе, как нянька. Таких тяжелых у меня не было давно. Мы даже думали, придется везти тебя в клинику, на аппарат искусственного дыхания. Помнишь? Не помнишь. Я сделал все для того, чтобы купировать абстинентный синдром и при этом не травмировать твою психику. И вот результат: твоя психика в полном порядке, и старые привычки до сих пор при тебе.

Герману достался не слишком дружелюбный взгляд.

– Это как раз то, о чем я предупреждал тебя, мой дорогой Любитель-Жить-Своим-Умом.

Леонид обнаружил признаки любопытства.

– О чем он тебя предупреждал? Что я снова подсяду?

– Учти, – теперь Аркадий тряс его за плечи, – я не допущу ничего подобного. Ты понял? Не допущу, даже если для этого мне придется посадить тебя на цепь и мордовать каждый день до потери сознания.

– Посадить на цепь? – изумился Леонид. – Док, откуда такие мысли?

Аркадий толкнул его к стене.

Потрепанный, но по-прежнему обаятельный, он застенчиво улыбнулся из-под упавшей на лоб пряди светлых волос.

– Ладно, док, делай что хочешь. Видишь, я не сопротивляюсь.

Похоже, Аркадий только сейчас обратил на это внимание. Но не стал выяснять причины, а повернулся и посмотрел на Леру. Впервые за все это время.

Она сидела в углу дивана, спокойная и величественная, как Афина Паллада.

– Теперь займешься мной? Ведь это я достала бутылку.

– Ты можешь делать все что угодно, – мягко произнес Аркадий, понизив голос, что сделало его неожиданно симпатичным.

И вышел стремительно, без оглядки.

– Ну что? Гроза пронеслась? – весело спросил Леонид, потирая щеку. – Здорово он мне влепил! Впрочем, я знал, что он на это способен. А теперь, дети мои, давайте выпьем, а то у меня от всех этих переживаний во рту пересохло.

И с довольным видом подставил рюмку.

– Ты увлекаешься кельтской мифологией? – спросила Нора.