Пройти по Краю Мира

«Далеко», — наконец определилась она.

— Куда?

Рут представила себе это «далеко», и перед ее глазами возник океан. Она увидела залив и мост, вспомнила долгие автобусные поездки, в которых она засыпала.

«Сан-Франциско», — вывела палочка.

— Какая часть? Где хорошо? — Лу Лин выглядела взволнованной.

Рут задумалась. Она не настолько хорошо знала Сан-Франциско, только Чайна-таун и пару других мест: парк «Золотые Ворота» и развлечения «Фан Хаус» на Лэндз Энд. И вот так к ней пришло вдохновение, быстро передавшееся руке.

«Лэндз Энд», — написала она. Край земли.

Рут вспомнила первый день, когда сама прошлась по пляжу. Он был почти пуст и безлюден, и песок передней был чист, на нем не было следов. Она бежала и попала в это место. Она чувствовала, как волны, холодные и сильные, хватали ее за щиколотки и норовили утянуть за собой. Она вспомнила, как плакала от облегчения, когда эти волны ревели вокруг нее.

Теперь, тридцать пять лет спустя, она снова почувствовала себя тем одиннадцатилетним ребенком. Она выбрала жизнь. Почему? Сейчас, ступая по песку, она чувствовала покой, исходящий от воды, от ее постоянства и предсказуемости. Всякий раз, когда волны отступали, они уносили с собой оставленные на песке следы. Она вспомнила, как, стоя впервые на этом пляже, подумала, что он напоминает гигантский поднос для письма. Поверхность была чистой и готовой к любым записям. И в тот момент жизни она была полна решимости, истовой надежды. Больше ей не надо выдумывать ответы. Она спросит сама.

Рут привычно наклонилась, подняла осколок раковины и написала на песке: «Помогите». А потом стояла и смотрела, как волны уносили ее мольбу вдаль.

Семь

Вернувшись в квартиру Лу Лин, Рут принялась выбрасывать все, что накопила мать: грязные салфетки и полиэтиленовые пакеты, ресторанные упаковки от соевого соуса и горчицы, одноразовые палочки для еды и истекшие купоны, ватные палочки из медицинских флаконов и сами флаконы. Она вынула из шкафов картонные коробки и баночки с этикетками. В холодильнике и морозилке было столько испортившихся продуктов, что ими пришлось забить четыре больших пакета с мусором. Эти хлопоты позволили ей почувствовать, что она наводит порядок в разуме матери. Принявшись открывать другие шкафы, она увидела рождественские полотенца с праздничными украшениями, которыми Лу Лин никогда не пользовалась. Их Рут сложила в сумку для благотворительности. Там же были ветхие полотенца и простыни, купленные на распродажах, которые Рут помнила еще с детства. Новое белье лежало в подарочных упаковках от магазинов, где оно было куплено.

Однако, потянувшись к старым полотенцам, Рут поняла, что не может избавиться от них так же, как не могла ее мать. С этими вещами их связывали воспоминания и прошлая жизнь. У них была своя история, даже своя личность, и связь с другими воспоминаниями. Например, сейчас она держала в руках полотенце с цветками фуксии, которое некогда казалось ей очень красивым. Она оборачивала им мокрые волосы и воображала, что была королевой в тюрбане. Как-то она взяла его на пляж, и мать отругала ее за то, что она пользуется «лучшими вещами», вместо того чтобы взять зеленое полотенце с обветшавшей кромкой. Из-за воспитания она никогда не могла быть такой, как Гидеон, который каждый год тратил по несколько тысяч долларов на итальянское белье и выбрасывал прошлогоднюю коллекцию так же легко, как избавлялся от предыдущего выпуска ежемесячного «Архитектурного дайджеста». Может, она и не была так же бережлива, как ее мать, но ей было знакомо чувство сожаления от расставания с каким-то предметом.

Рут пошла в спальню матери. На комоде стояли бутылочки с туалетной водой, все еще в целлофановых упаковках. Лу Лин называла ее «вонючей водой». Рут пыталась ей объяснить, что туалетная вода не имеет ничего общего с водой из туалета, но мать заупрямилась, сказав, что как предмет называется, тем он и является на самом деле. Она даже считала, что эти подарки от Гао Лин и других членов семьи делались специально, чтобы ее оскорбить.

— Ну если они так тебе не нравятся, зачем же ты говоришь всем, что это как раз то, что ты хотела? — как-то спросила Рут.

— Как еще я быть вежливый?

— Тогда будь вежливой, но выброси их, если они так тебя раздражают.

— Выбросить? Как это я выбросить! Такая трата денег!

— Тогда подари кому-нибудь другому.

— Кому надо такая вещь! Туалетная вода, фу! Большое оскорбление.

Так они и стояли — две дюжины бутылочек, две дюжины оскорблений. Что-то было от Гао Лин, что-то от ее дочери. И они даже не догадывались, что Лу Лин просыпалась каждое утро, видела эти дары и начинала свой день с мысли о том, что весь мир был против нее. Из чистого любопытства Рут открыла одну коробочку и открутила крышку стоявшего внутри флакона. Гадость какая! Действительно вонючка, ее мать была права. Но как долго может храниться парфюмирован-ная вода? Это ведь не вино, которое с годами становится лучше.

Складывая флаконы в пакет с вещами для благотворительности, Рут одернула себя. Полная решимости, но все еще считающая себя транжирой, она переложила флаконы в мусор. Так, что там с пудрой? Она открыла золотистую коробочку с геральдической лилией. Ей, должно быть, не менее тридцати лет. Пудра внутри окислилась и приобрела оранжевый оттенок, таким цветом румянили щеки куклам-чревовещателям. Чем бы это вещество ни было, оно выглядело так, будто могло вызвать рак или болезнь Альцгеймера. Все в этом мире, каким бы безобидным ни казалось, было потенциально опасным, кишело токсинами, которые могли отравить или инфицировать тебя в тот момент, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Этому научила ее мать.

Рут достала пуховку. По краям она была комковатой, а в центре — вытертой и гладкой из-за того, что некогда скользила по щекам Лу Лин. Рут выбросила пудру и пуховку в пакет с мусором. В следующее мгновение она запаниковала, достала пудреницу и чуть не заплакала. Это же было частью жизни ее матери! Ну и что, что она немного сентиментальна! Она снова открыла пудреницу и увидела отражение своего искаженного болью лица. Потом Рут снова обратила внимание на саму пудру. Нет, это уже не сентиментальность. Это было отвратительно и нездорово. Она снова сунула пудру в пакет для мусора.

К наступлению ночи гостиная была забита вещами, расставание с которыми, по мнению Рут, ее мать не огорчит. Среди них был дисковый телефон «Принцесса», выкройки для шитья, горы старых счетов за коммунальные услуги, пять стаканов для холодного чая, несколько разномастных чашек для кофе с разными надписями, торшер, у которого недоставало одной ноги, старый проржавевший садовый стул со спинкой в форме ракушки, тостер с перегоревшим проводом и корпусом, каку старого «бьюика», кухонные часы с ножом, вилкой и ложкой вместо часовой, минутной и секундной стрелок, сумочка для вязания с незаконченными фиолетово-бирюзовыми с зеленым тапочками, лекарства с истекшим сроком годности и спутавшиеся между собой проволочные вешалки для одежды.

Было уже поздно, но Рут чувствовала прилив энергии и целеустремленность. Осмотрев квартиру, она стала загибать пальцы, стараясь подсчитать количество превентивных мер, необходимых, чтобы избежать несчастного случая. Настенные розетки следовало модернизировать, а датчики дыма — заменить. Надо уменьшить температуру нагрева воды в котле, чтобы мать не обожглась, и проверить, откуда взялся коричневый потек на потолке. Протечка? Она стала искать, куда вода могла просочиться, и ее внимательный взгляд остановился на том месте, где стоял диван. Она бросилась к нему и отодрала от пола ковер. Там, под напольной панелью, был один из тайников матери, где она хранила вещи, которые могли пригодиться в случае войны или, по словам Лу Лин, «несчастий таких плохих, что о них и говорить страшно». Рут надавила на один край панели — и пожалуйста: второй край послушно приподнялся. Там оказался витой золотой браслет! Она достала его и радостно рассмеялась, как будто участвовала в квесте и открыла правильную дверь. Когда-то мать потащила ее в Королевский Нефритовый Дом на Джексон-стрит и купила там браслет за сто двадцать долларов, уверяя Рут, что он сделан из золота в двадцать четыре карата и в случае крайней необходимости его можно будет взвесить и продать за полную цену.

Так, а что там с остальными тайниками Лу Лин? Возле камина, которым никогда не пользовались, Рут отодвинула корзину с фотоальбомами. Покачав свободно лежащий кирпич, она вынула его и достала все еще хранившуюся там заначку: двадцатидолларовую купюру, обернутую вокруг четырех банкнот по одному доллару. Невероятно! Она обрадовалась своим находкам, и особенно этой, памятной с ее подростковых лет. Когда они поселились в этом доме, Лу Лин спрятала сюда четыре двадцатидолларовые купюры. Рут время от времени заглядывала в этот тайник, чтобы убедиться в том, что купюры так и лежат в прежнем виде: идеально ровной стопкой. Однажды, посмотрев фильм про мальчика-детектива, она положила на них волос. И всякий раз, когда потом туда заглядывала, волос оставался на месте. Когда Рут исполнилось пятнадцать, она начала брать оттуда деньги на собственные нужды, если ей надо было потратить пару долларов на запрещенные вещи: тушь для ресниц, билет в кино или позже — на пачку «Мальборо». Поначалу она нервничала, пока не возвращала деньги на место. А когда восполняла трату, радовалась, в том числе и потому, что ее не поймали за этим делом. Она убеждала себя в том, что заслужила эти деньги, так как стригла газон, мыла посуду и терпела материнские капризы и крики без всякого повода. Рут брала двадцатидолларовые купюры и заменяла их десятидолларовыми, потом пятидолларовыми, а затем и банкнотами по одному доллару, которые и дождались ее сейчас, завернутые в единственную оставшуюся двадцатку.