Прозрачный дом

Он не раз шнуровал эти тяжелые кожаные перчатки, покрытые сеточкой тонких трещин, но такого наслаждения от этого действий не испытывал еще никогда. В нем словно зарождались совершенно новые эмоции. Дотрагиваясь до Никиных запястий, Родя чувствовал в душе нежность, мягкость, которой даже сам удивился. Его чувства к Нике были такими же двоякими, как и ее. Он будто постоянно на нее злился, готовый схватить за плечи и тряхнуть хорошенько, но стоило взглянуть в ее большие восторженные глаза, как злость мигом улетучивалась, и он тут же был готов простить ей все.

Когда Ника уже была готова боксировать, Родион с увлечением начал объяснять, как следует поставить ноги и как наносить удары, показывал различные комбинации. Девушка с неожиданным для Родиона азартом старалась следовать его указаниям, она хлопала что было сил по боксерской груше и все время оборачивалась на стоящего рядом новоиспеченного учителя:

– Родя, ну что, правильно? У меня получается? Ах, как же здорово поколотить кого-нибудь!

Юноша тоже смеялся. Худенькие руки Ники в непомерно больших перчатках смотрелись потешно, но ее стремление как можно сильнее нанести удар вызывали уважение. В один момент Ника, со всей силы стукнув по груше, резко обернулась на него, чтобы задать вопрос, не осознавая, что тяжелый кожаный мешок сейчас же вернется в исходное положение, и не успела открыть рта, как ее повалил с ног сильный толчок в спину. Ника вскрикнула, пошатнулась, не удержалась на ногах и угодила прямо в объятия Родиона.

Раскрасневшиеся щеки, выбившиеся из общей массы светлые локоны, упавшие на лицо, учащенное дыхание и горящий блеск в глазах сделали ее восхитительной. Родион уловил запах ее волос, пропитанных томительным ароматом расцветающего жасмина, и на какое-то мгновение потерял контроль над своими эмоциями. Он прижал к себе ее хрупкое тело и стремительно поцеловал в губы.

– Ты что это делаешь? – оттолкнула его Ника, сердито сверкнув глазами, которые от негодования потемнели и сделались из голубых синими. – Так нельзя! Это нечестно! Ты же встречаешься с Лорой.

Родион сразу опустил руки и состроил наигранно серьезную гримасу:

– Да, ты права, это мерзко. Я и сам не в восторге от своих поступков. Вот если бы ты взялась за мое воспитание и направила меня на верный путь, я бы сразу изменился.

Ника рассмеялась:

– Нет, Родион, не выйдет.

– Что не выйдет?

– Не выйдет провести меня, как маленькую дурочку. У меня есть старший брат, и он мне сто раз рассказывал про эту вашу излюбленную уловку. Ты же решил прикинуться плохим мальчиком, и чтобы я – эдакая пай-девочка – пыталась тебя перевоспитать, а сама потом угодила в твои сети.

– Да, похоже, я прокололся на этот раз, – смеясь признал Родион, расшнуровывая Нике перчатки.

– Прокололся, причем дважды, – свысока поглядывая на Родиона, надменно проговорила девушка.

– Почему дважды? – изумился Родя.

Ника поправила волосы и задорно произнесла:

– Просто я не пай-девочка!

Родион озадаченно посмотрел на нее, прокручивая в голове услышанное, а потом схватил за руку.

– Значит, не пай-девочка, говоришь? Сейчас мы это проверим, – он достал из кармана связку ключей и, заговорщически приблизившись к самому ее лицу, сощурил глаза. – Видела рядом с домами несколько гаражей? Так вот, это ключ от одного из них. Погнали кататься! Лев Борисович недавно получил в наследство от умершего родственника «Москвич-412», тачка улет.

– Ты что, собираешься угнать машину? – стараясь скрыть свой испуг, почти шепотом проговорила Ника, расширив глаза до придела.

– Почему угнать? – услышала Ника звонкий голос Родиона. – Просто возьмем покататься. Лев Борисович отправился к Тимычу на сабантуй, да и все остальные тоже, никто даже не заметит.

– А как ты заведешь ее?

– Ты что, забыла – у меня отец физик, я справлюсь с этим за пару минут.

В гараж молодые люди проникли без малейшего труда. Машина на удивление была не заперта, и когда они заняли передние сидения, и Родион с блестящими как в горячке глазами опустил руки на руль, Ника почему-то не могла выдавить из себя даже слова. Ее била мелкая дрожь, а в голове звучали слова Сергея, сказанные маме сегодня за завтраком, когда та стала защищать Родиона: «Ах, мама, неужели ты не видишь, что по этому вашему Родику колония плачет».

– Черт, бензин на нуле. Черт! Черт! Черт! – недовольно выкрикивал Родион, ударяя ладонями по рулю, но потом спохватился, быстро взял себя в руки и, повернувшись к Нике, начал ее уговаривать: – Ты не расстраивайся, в следующие выходные прокатимся. Лев Борисович отправится на дачу, а жена ему не разрешает туда ездить на машине, вот мы с тобой и попробуем, как ведет себя эта махина на дороге.

– Я не расстраиваюсь, я же не маленькая, – пытаясь казаться спокойной, ответила Ника. – Лучше скажи, ты что, отцу так прямо и сказал: «Научи меня заводить чужую машину без ключа»?

Родик уже совсем расслабился, словно этот зеленый блестящий автомобиль был его собственностью, он вальяжно расположился в водительском кресле и начал объяснять:

– Ну нет, конечно, он бы меня убил за такое. Просто так, расспрашивал про всякое, слово за слово – и выведал все, что было нужно. Он вообще очень любит меня поучать, так я и пользуюсь моментом, стараюсь извлечь из этих разговоров пользу.

– Хорошо иметь такого отца, – с еле заметной ноткой грусти в голосе произнесла Ника, глядя в темное стекло автомобиля.

Родион криво усмехнулся, замолчал на несколько секунд, а потом заговорил с такой горестью в голосе, словно ему наконец позволили излить душу:

– Ничего в этом нет хорошего. Отцы бывают разные, если ты думаешь, что мы с батей друзья, то ошибаешься – он скорее мой надзиратель.

Родион все больше и больше распалялся. Лицо сделалось мертвецки бледным, даже губы утратили свою яркость. Он теребил волосы, раздувал ноздри, а потом изменился в лице, снова схватился за руль и продолжил резко и нервно:

– Ничего в этом нет хорошего, ты моего отца не знаешь. Лучше бы его вовсе не было у меня. Лучше бы он умер!

Ника вспыхнула, словно факел. События последнего года, втиснутые в пределы одной секунды, пронеслись в голове с быстротой молнии. Она повернулась к юноше всем телом и, вцепившись в его руку, словно дикий зверек, заговорила быстро и громко, иногда срываясь на крик:

– Не смей так говорить! Слышишь? Никогда не смей говорить такое! Ты не представляешь, как это страшно, когда твой отец в гробу, а ты даже взглянуть на него не можешь!

Потом она заморгала и отвернулась, чтобы Родион не успел заметить, как две крупные слезы навернулись на ресницы.

В кабине повисло неловкое молчание. По металлической крыше гаража забарабанил дождь. Родион понимал, что следует что-то сказать, – он потянулся к ее плечу, но в нерешительности опустил руку. Что сейчас было ей нужно? Утешение? Сочувствие? Не зная, что произошло с отцом Ники, юноша в замешательстве покусал губы, свел брови так сильно, что они превратились в сплошную линию, и с трудом выдавил из себя: