Прячтесь! Будет ограбление!

— И как это понимать? — грозно спросил Вертолет. — Уроды, вы замучили человека из-за такой ерунды…

Глаза красного, как помидор, Глебова забегали по стенкам гаража. Нужно было ответить хоть что-то, и он принялся лепетать:

— Ну, понимаете, не для всех деньги — самое ценное на свете.

Запустив руку в сейф, Вертолет вынул несколько DVD-дисков с голыми, грудастыми женщинами на обложке. Кладя диск за диском на стол, он принялся читать названия фильмов:

— Яйца всмятку… Столбняк… Групповушки в деревушке… Бабенки с пристяжными концами… Лохматые милашки… О, а милашек я смотрел. Ничего так фильмец. Короче, нормальная коллекция. Оставлю-ка ее себе.

— Вот видите, — продолжил оправдываться покрывшийся холодным потом Глебов, которому, чтобы не позориться и дальше, больше всего хотелось провалиться сквозь землю. — Я же говорил, что некоторым деньги не самое главное.

С каждым новым словом Вертолет мрачнел все сильней и сильней.

— Ну, мы это… можем идти? — с надеждой спросил Глебов. Не дождавшись ответа, он толкнул клюющего носом Шутова. — Ходу, парни…

— Правильно, валите, — прорычал Вертолет. — И никогда, повторяю, никогда больше не показывайтесь мне на глаза!

Глава 23

Добравшись до дома, троица подняла завернутое в покрывало тело Синявкина к себе на этаж и занесла его в коридор, разминувшись с выходящим на работу соседом всего на несколько секунд. Конечно, идея припереть пленника к себе в дом была не самой разумной идеей на свете, но другого места, где можно было бы подержать Синявкина пару дней, у них не было.

Затащив бесчувственное тело в комнату, они бросили его на пол.

Задыхаясь, несколько прочухавшийся Шутов заметил:

— Этому дядьке нужно срочно похудеть. Предлагаю не кормить его. Кто за?

Инициатива не нашла поддержки, а Покровский, присев на корточки перед телом Синявкина, приготовился развязать ручки пакета и снять его.

— Стоять! — велел Глебов, опуская закатанную в шапку маску. — Нельзя, чтобы он увидел наши лица. Сначала маски.

— Он же спит, — заметил Шутов.

— Не, не спит, — легкомысленно возразил Покровский. — Мне кажется, он вообще не дышит.

Всполошившись, Глебов рухнул рядом с Синявкиным на четвереньки, осторожно коснулся его — мужчина был еще теплый, но его грудь и вправду была неподвижна. Более того, он весь посинел.

— К-как он? — заикаясь, поинтересовался Шутов. — Жи-жи-жив?

— Ме-ме-мертв! — передразнивая друга, ответил Глебов и, схватившись за ручки пакета, попытался развязать их. Однако они были завязаны столь крепко, что ничего не получилось. — Гоша, дебил! А ты подумал, как ему дышать?!

— А? Что? — Покровский ткнул себя в грудь пальцем. — А почему сразу я?

— А кто одевал ему на голову пакет?! — Разорвав полиэтилен, Глебов попытался нащупать на запястье Синявкина пульс — не получилось. — Он еще теплый! Гоша, начинай!

— Что?

— Искусственное дыхание! А я пока начну делать массаж сердца!

Сложив ладони крестом в районе сердца банкира, Глебов принялся ритмично со всей силы давить на его грудь, считая:

— Раз-два-три…

— Сердце в-вроде повыше, — заметил, схватив стоящую на столе настольную лампу, Шутов. — Если не получится, попробуем э-это. — Никто не обратил на него внимания, и он решил сам приготовить все для срочной реанимации — оторвал от лампы сетевой шнур, пальцами распрямил оголенные жилы провода и, потянув их за концы, разорвал его вдоль надвое. После воткнул шнур в валяющийся под столом удлинитель, и вместе с импровизированным дефибриллятором стал дожидаться своего шанса отличиться.

Тем временем Глебов окончательно уверился, что массаж сердца не сработает — пациент был слишком мускулистым и имел довольно широкую кость. Сколь сильно не дави на его грудь, достать до сердца не получится, если только, конечно, не использовать вместо рук ноги и не попытаться потоптаться на нем.

Бросив попытки продавить мощную грудную клетку, Глебов велел:

— Гоша, искусственное дыхание!

— Ну… — Покровский принялся суетливо поправлять натянутую на лицо маску. — Он ведь мужчина…

— Да чтоб тебя!

Зажав Синявкину нос, Сергей второй рукой открыл ему рот и, набрав в легкие побольше воздуха и зажмурившись, дабы было не так противно, начал медленно, преодолевая себя, рывками опускаться к его лицу.

Приступ асфиксии, вызванной передозом медикаментов, прошел — и грудь Аркадия колыхнулась, резко открылись глаза. И первое, что попало в их поле зрения, это медленно приближающееся к нему лицо в маске со сложенными бантиком губами.

Не имея ни малейшего представления, что вообще творится, пришедший в себя Синявкин по вполне понятным причинам догадался, что всё плохо. Он даже попытался было возмутиться, дабы избежать постыдного контакта с губами другого представителя мужского пола, однако не успел — Глебов уже впился в его рот и мощно выдохнул.

Щеки окончательно шокированного ходом развития событий Синявкина надулись, а глаза едва не вылезли из орбит. Естественно, его посетила мысль, что ему пытаются сделать искусственное дыхание, но только вот парень в лыжной маске мало чем напоминал работника медицинского учреждения, и Синявкин, не раздумывая, сомкнул челюсти, укусив крайне подозрительного реаниматолога за кончик губы. Парень взвыл и попытался отстраниться — безуспешно. Однако в следующий миг взвыл уже и сам Синявкин — невесть откуда появилось два оголенных провода, которые коснулись его скул, и банкир мелко-мелко задрожал от пронзающих его тело мощных разрядов тока.

Провода исчезли, и Синявкин разжал челюсти. Отвалившись назад, Глебов грохнулся на задницу, прижимая ко рту ладонь.

— Какого ху… — взвыл Синявкин, но в тот же миг два провода вновь коснулись его тела — на этот раз плеча. Окончание фразы получилось немного скомканным: —…я-я-я!!!

Шутов убрал провода, и Аркадий, вывернув голову, впервые узрел своего мучителя.

— Ты кто тако… — контакты уперлись в другое плечо Синявкина, — …й-й-й!!! — Провода исчезли. — Да я тебе сейчас глаза вырву… у-у-у!!!

Осторожно ощупывая пальцами нижнюю губу, Глебов велел:

— Все, Антон, заканчивай.

Сев, Аркадий прикрылся стянутыми скотчем руками, готовясь вырвать у очкарика в маске провод и затолкать его ему в горло, и наконец обратил внимание на свое тело, полностью покрытое кровавыми, резаными ранами.

— Что за нафиг? — вздрогнув, выдавил из себя Синявкин. — Что со мной? — Он осторожно коснулся пальцем раны на груди, мгновенно понял, что она ненастоящая, и, задергавшись, заорал: — А ну быстро освободили меня! Вы хоть знаете, кто я такой?! Я вас, упырей, из-под земли достану! Быстро упали на колени и начали молить о прощении! Или я вам, говнюкам, отрежу ваши ноги и забью вас ими до смерти!!!