Пряди о Боре Законнике

— Это точно? — неуверенно спросил я.

Фродди вздохнул.

— Надеюсь, что да. Так мне писал Велеслав Капищев.

— Кто он?

— Один из тех друидов, кто всем сердцем желает нашему народу добра и процветания. Нам надо достать семена с этого Древа, чтобы посадить их на всех островах архипелага.

— И что этот Велеслав… не может их передать?

— Как всегда: не всё так просто. Не всё…

Фродди хмуро посмотрел на меня. И было в его взгляде что-то грустное, тягостное. Именно так Старейшина провожал меня на Нордхейм.

Нихаз тебя дери! — сердито прошипел я про себя. — Опять какая-то пакость!

— Люди, эльфы, гибберлинги… драконы… Ты, Бор, та важная Ниточка, благодаря которой, строится Узор каждой народности. Такова твоя доля.

— А что взамен получаю я?

Старейшина пожал плечами:

— Не знаю… не знаю… Это ты должен спросить у самого себя. Какова твоя заветная мечта? Чего ты сам искренне желаешь? Вот когда поймёшь это, тогда и выяснишь, что взамен.

Фродди так странно улыбнулся и вдруг сказал следующее:

— Я завидую тебе. Действительно, завидую… Ты молод, твоя рука крепка… Радуйся да живи.

— Да, тоже мне — радуйся! — фыркнул я. — А дают мне радоваться-то?

Старейшина глянул на брызги костра и уверенно сказал:

— Дают! Только ты этого не видишь… Не можешь увидеть.

— Почему? — раздражённо спросил я.

И вообще, подобный разговор меня стал утомлять. А тут ещё пирушка в Великом Холле…

Я подумал о Стояне и детях. Выходило так, будто сбежал от них прочь. А по-иному сейчас сделать не выходило.

— Ну, мой друг, пойдём! — Старейшина встал и по-приятельски похлопал меня по плечу.

И мы направились в Великий Холл.

13

Празднование было масштабным. Старейшина объявил всем про Искру Нордрака, про Договор с драконом и про то, что народ гибберлингов сделал ещё один гигантский шаг на пути к воссозданию Исахейма.

Потом было то, что назвали фейерверком. В ночное небо стреляли из самодельных пушек и вот по нему помчались стаи голубых «бабочек», затем в вышине распустились розовые и жёлтые «цветы». Следующий выстрел в темноте небесного свода зажглись мириады изумрудных звёзд.

Было красиво. До невероятного красиво. Гибберлинги ликовали, гуляли и пили до самого утра.

Я улучил минутку и сбежал с пира. Шёл тихими ночными улочками Сккьёрфборха. В это время в хмельном мозгу блуждали разные мысли. Большая их часть касалась Стояны и детей.

Вот я и отец! А раз так, то… то… И вот тут мои мысли начинали буксовать.

Я не знал, что нужно делать. Странно, да? Ведь то, что у меня будет ребёнок… вернее, уже дети, итак было ясно. Мы со Стояной шли вперёд, а когда достигли цели, стало вдруг понятно, что мне совершенно не известна дальнейшая дорога. Я не знаю ни как себя вести, ни что делать… По спине пробегали «мурашки», только от одной мысли, что я возьму на руки своих крошек.

А вдруг уроню? Или сломаю им что-нибудь?

Подобных «вопросов» от которых волосы становились дыбом, было тьма тьмущая. И едва я переступил порог дома и увидел люльку, и спящую рядом Стояну, как меня хватил ступор.

Шаг… ещё один… и ещё… Вот я стою у края кроватки, гляжу на сопящих детей, на усталое, но счастливое лицо жены, и по щекам сами собой заструились слёзы.

О, Сарн! Неужели это всё мне? Дети… жена… семья… Это всё мне? Точно мне?

Вдруг вспомнились слова Фродди о том, чего я действительно хочу от этого мира? Это трудный вопрос. И мне до сих пор неизвестен ответ на него.

Усталость взяла своё. Я присел у стены и, как показалось поначалу, прикрыл лишь на мгновение глаза, а проснулся вдруг от громкого крика.

Несколько секунд мозг пытался понять, где находится тело. Руки потянулись к поясу, но, не обнаружив перевязи с клинками, они стали шарить по полу. И вот тут я уже пришёл в себя.

Стояна качала на руках одного из малышей. Она мило улыбалась, глядя на моё перепуганное заспанное лицо.

— Что происходит? — пролепетал я пересохшим ртом.

— С добрым утром! — тихо посмеялась Стояна.

Несколько минут я всё ещё приходил в себя. Потом жена отправила меня в мыльню. Надо сказать, что я и сам давненько мечтал привести себя в порядок, смыть походную грязь и вонь.

По возвращении был славный обед и… и жизнь заструилась совсем в ином русле. Первые несколько дней прошли, как один. Я даже не успевал следить за событиями. Но ночами вдруг просыпался в холодном поту. Озирался по сторонам, не понимая где нахожусь. И, главное, что тут делаю?

Погода с каждым днём становилась теплее. Месячник Великомученика Хоса подходил к концу.

— Вчера видели ржанку, — чаще всего слышалось на улицах. Это означало, что весна уже не за горами. — Мы шли через Красную пустошь, а там этих птичек — тьма.

— Да, и мы на днях слышали их крики у Седого озера. А вообще зима-то в этом году была тёплая, — поддерживали беседу гибберлинги.

И все сразу соглашались.

А меж тем на северном берегу Корабельного Столба шла подготовка войск. Торн говорил, что через пару недель корабли с солдатами двинутся на Арвовы предгорья.

— Пора показать дикарям, кто на этих землях хозяин, — вторили ему бойцы.

Я отошёл от подобных дел. Честно скажу, что чуток подустал от сражений. Конечно же, на ум всё одно приходили настырные воспоминания о событиях на Мохнатом острове. Я старательно «засовывал» их подальше, при этом обязательно морщился — как-никак тамошние дела были, мягко говоря, не идеальными.

А через несколько дней небо затянуло мохнатыми тучами, из которых повалил снег. Он покрыл землю плотным «одеялом».

Гибберлинги не унывали. Они подбадривали друг друга тем, что это последние проделки зимы.

Однажды я вдруг понял, что частенько сбегаю из дома. При этом пользуюсь самыми разнообразными причинами. Чаще всего говорил, что кто-то позвал меня подсобить. Это большей частью было правдой, вот только меня не звали, а я сам напрашивался. Иногда ходил в Тихую Гавань, где слушал всякие новости о том, что творится в большом мире. Стояна из-за этого поначалу ворчала, а потом, кажется, привыкла.

На днях я повстречал Старейшину. Тот вновь напомнил про семя Великого Древа. Кажется, он заметил моё недовольство.