Прямое попадание
Шрифт:
– Он никогда мне не нравился, мистер Чэпмен Был своеобразным яблоком раздора между мною и Дени. Когда бы мы всерьез ни заговаривали о будущем, я всегда давал ей понять, что Дотри там места нет. Он просто презренный… человечишка. – Мэттокс прошелся вдоль окна, ведя пальцем по подоконнику. – Почему вы не посадили его после того случая со скандинавской девочкой? Вот чего я не понимаю. Что бы он ни делал, все время выходит сухим из воды. Мне противно даже думать об этом.
– Вы когда-нибудь бывали в «Кэкстон», их галерее? – спросила я.
– Только в отсутствие Брайана. Иногда я
– А вы знали Варелли? Марко Варелли?
– Да, конечно. Я бывал у Марко много раз.
– С Дени?
– Я познакомился с ним через моих клиентов задолго до того, как начал встречаться с Дени. Но никогда не был у него в мастерской, пока она не отвела меня туда. Он был гением и весьма приятным человеком.
– А когда вы там были… у него в мастерской, я хочу сказать?
– Несколько раз прошлой весной. Не помню точно когда, но еще в июне или июле.
– Почему Дени отвела вас туда?
– Обычно она ходила к нему с картинами, чтобы Варелли на них взглянул.
– Например, с картиной Вермеера? – спросил Майк.
Я пожалела, что не удержала его: Престон Мэттокс замер, едва услышав это имя. Майк слишком быстро заговорил об украденных предметах искусства, и я боялась, что свидетель замкнется.
– Значит, вам уже рассказали о слухах, что ходят в наших кругах. Дениз Кэкстон и шедевры из музея. Когда найдете их, непременно сообщите мне, – сказал он, хмуро смотря на Чэпмена, как будто тот совершил ужасную ошибку.
– А Дени когда-нибудь говорила о Вермеере? Или о Рембрандте?
Теперь Мэттокс разозлился:
– Она не была воровкой, детектив. Дени зарабатывала больше, чем все ее враги, вместе взятые, но она была честным человеком. Она никогда не стала бы общаться с мерзавцами, укрывающими краденое. Ей такие проблемы были ни к чему. У нее была нормальная жизнь, которую обеспечил ей Доуэлл, и та, которую собирался дать я. Зачем ей было ввязываться в аферы, которые могли привести ее за решетку?
Раз Мэттокс был все равно зол, то Майк решил, что настало время произнести имя его соперника:
– А Фрэнк Ренли? Какое место он занимал в жизни Дени?
– Если бы это зависело от меня, детектив, то никакого.
– Почему? Вам что-то о нем известно?
– Немного. Но и то, что знал, мне не нравилось.
– И это не просто ревность?
– Нет, мистер Чэпмен. Совсем не ревность, Фрэнк накинулся на Дени, как стервятник, стоило ей только разъехаться с Лоуэллом. Они и раньше были знакомы, встречались на аукционах, но он прилил к ней как банный лист, когда ее раны еще не затянулись.
– Но
она любила и его тоже, разве нет?– Естественно, ей нравилось то, что он мог ей предложить в качестве замены их с Лоуэллом рухнувшего брака. С помощью Ренли она хотела отомстить мужу. Он был молод, а молодость – это единственное, что Лоуэлл не может купить на свои миллионы. И Ренли симпатичный – слишком симпатичный, на мой вкус.
– Он серьезный игрок в мире антиквариата?
Мэттокс ответил не сразу:
– Он заработал себе неплохую репутацию. В свой проект я бы его не взял, но, похоже, он хорошо знает свое дело.
– Вы можете сказать, что в последние месяцы были к Дени ближе, чем Ренли? – спросила я.
Престон Мэттокс сложил руки на груди, прислонился к подоконнику и вдруг улыбнулся какой-то своей мысли.
– Я чуть было не отказался от Дени, толком не начав отношений. Некоторое время нам мешала вовсе не тень Лоуэлла, а тень Ренли. Куда бы мы ни пришли, она уже успела побывать там с ним. Вот вы упомянули Марко Варелли, и я вспомнил, каким был глупцом. Меня знакомили с ним, но, когда мы с Дени пришли к нему в мастерскую в последний раз, принесли бутылку вина и бисквиты, он заключил меня в медвежьи объятия и назвал: «Франко». Я не поправил его, но, как только мы ушли, обрушился на Дени, спрашивая, какого черта она приводила в мастерскую Фрэнка.
– И что она вам ответила?
– В общем, ничего, мистер Чэпмен. Когда мы начинали ссориться, она всегда отвозила меня домой, и мы занимались любовью. Я знал, что они с ренли встречались на аукционах, поэтому решил, что они отнесли Варелли какую-либо вещь, чтобы он очистил ее или реставрировал. Мне просто не нравилось, что я все время иду вторым после него. Но я не ответил на ваш вопрос, не так ли, мисс Купер? Да, я знал, что проведу остаток жизни вместе с Дени. И не могу передать словами, каким счастливым меня делала эта мысль.
– А зачем вы ходили к Варелли в тот день?
– Дени попросила. Только и всего. Он за что-то на нее злился. Поэтому она захотела отнести ему подарок для жены, выкурить трубку мира – что-то вроде того. Думаю, меня она взяла как посредника. Она знала, что старик любит расспрашивать меня о работе и что я могу отстаивать свое мнение, о чем бы ни шла речь – об архитектурных воззрениях Леонардо да Винчи или Томаса Джефферсона или об искусстве и картинах.
Но Чэпмену было наплевать на высокие материи:
– А какой подарок Дени принесла миссис Варелли?
И снова Мэттокс помедлил, прежде чем взглянуть Чэпмену в глаза и дать ответ:
– Ожерелье, детектив. Думаю, вы уже об этом знаете. Наверняка вы нашли маленькую статуэтку, что забыла Дени. Миссис Варелли вам ведь уже все рассказала?
Мы не стали отвечать на его вопрос.
– Я так понимаю, мир заключен не был?
– Варелли был в ярости, – кажется, Мэттокс говорил нам правду, очевидно решив, что Варелли потом пересказал эту сцену жене. Он даже не помнил, что в мастерской присутствовал учтивый Дон Кэннон, молодой ученик мастера. – Он решил, что это янтарь из тайника Лоуэлла, из тех сокровищ, что в свое время украли нацисты. Старик даже не захотел коснуться ожерелья.