Прямой наследник

Нервная обстановка передавалась и далее, в церквях готовились к приему и показу себя лучшей стороной, шумел посад, боярство тоже старалось не отстать и скоблило-чистило подворья, а уж на великокняжеском дворе усилиями Машки устроили общий аврал с генеральной уборкой.

Короче, жизни мне не стало вообще, хорошо хоть Волк вернулся и я, захватив Липку, съехал на загородный двор, чтобы хоть немного отрешится от общего сумасшествия. Увез и Ремеза, не любит церковь скоморохов, вот и не надо сразу соваться на глаза. Потом, полегоньку, помаленьку, представим как «княжьего песельника» и так далее.

Спрятаться от суматохи не удалось, добрался до меня вестоноша с письмом Никулы. Хартофилакс подробно описал всю деятельность в Смоленске (ой, зря — а если письмо в чужие руки попадет? А если в недобрые чужие руки?) И ведь говорил я ему, что не все надо на бумагу перекладывать, что просится, но умудренный клирик юнца не послушал.

Зато с остальным все в порядке — все поручения в Смоленске он выполнил, казну дорожную даже и не распечатывал, и отправился далее в Киев и оттуда на юг, в Царьград. К лету надеется быть на месте, а пока очень просит проверить, все ли ладно в школе при Андрониковом монастыре, чтоб перед митрополитом не оплошать. «А вот не надо было заранее хвастаться» — в некотором раздражением подумал я, но в школу все равно поехал, товар надо казать лицом.

Игумен Иоаким ради моего явления отставил приуготовления к лицезрению митрополита, встретил лично и по свежему снежку повел сквозь дубовую городню монастыря, где под стать снегу сиял свежим белым камнем собор Спаса — маленький, на глаз метров пятнадцать на двадцать, не больше, с куполом-полусферой на высоком барабане, арками закомар[ii], узкими оконцами.

Всякое хорошее дело начинается с молитвы и потому я следом за Иоакимом вошел внутрь, в стесненное толстыми стенами внутреннее пространство с четырьмя столпами и сияющей, звонкой росписью Андрея Рублева. Вот тогда я твердо решил, что первым делом построю в Кремле каменный храм, потому как кремлевский, великокняжеский собор не может быть хуже, а старые церкви Ивана Калиты со Спасом не сравнить. Показал мне игумен и колодец, вырытый основателем монастыря Андроником, учеником самого Сергия Радонежского:

— Преподобный отец наш Андроник содержал преданную ему паству в благочестии, чистоте и великой святости!

До школьной кельи добрались совсем не сразу, потратив добрый час и так короткого по зимнему времени дня. В рубленой избе, иначе и не назовешь, под скудным светом маленьких оконец сидели за лавками и стояли перед аналоями двадцать мальчишек, на первый взгляд от восьми до двенадцати-тринадцати лет. В комнате стоял тихий гул — они все долбили свои уроки, причем, как оказалось, разные! То есть один заучивал греческие слова, другой жития святых, третий зубрил летописи... Удивительно, как при таком подходе вообще удается выучить хоть кого-нибудь!

И все, как на подбор — худые. Не мальчишеской худобой, когда организм не успевает за ростом, а вот именно голодной. Школа содержалась на мой кошт и очень захотелось взять за шкирку отца келаря и отца эконома, но для начала я задал вопрос о недокорме Иоакиму.

— Отроки пищу вкушают со всеми насельниками купно, по монастырскому уставу.

По монастырскому уставу... Так у них больше половины дней постных, а сколько из них на хлебе и воде?

— Отче, отроки же не послушники, зачем такие строгости?

— Дабы вырастить с крепкой верой в душе, благоугодно и благочестно!

И вот что тут ему скажешь? Ладно, пойдем проверенным путем материальной заинтересованности.

— Отроки учатся для службы великокняжеской, многотрудной, там не только крепость духа нужна, но и крепость тела. Потому кормить их след как молодших ратников, а не как послушников.

— Но...

— Отче, коли ты хочешь вырастить подвижников, то дело богоугодное, отбери сколько нужно отроков, переведи на монастырский кошт. А моих питать как ратных, ибо служба их будет ничуть не легче.

Игумен насупился. А что делать? Это я пока даже в методику обучения не влезаю, надо хотя бы на две группы разделить и учить одновременно одно и то же, а не вразнобой. Ничего, встретим митрополита, займусь... Кстати, Иоакима стоит утешить:

— Хочу вот у кир Герасима просить архимандрию[iii] для твоего монастыря. Как мыслишь, сдюжишь?

[i] Пенязь — литовская монета

[ii] Закомары — полукруглое завершение наружного участка стены, повторяющее очертаниями прилегающий к ней внутренний цилиндрический свод.

[iii] Повышение монастыря и его настоятеля в ранге

Глава 12 — Герасим, Титов сын

Приезд митрополита прошел как в тумане — так задергали с процедурой торжественной встречи, что под конец начал на ближников попросту рычать. Памятуя, что может выкинуть «Васенька», они предпочли решать своим умом, да и что там особенного вырешишь? Ну благовест со всех церквей, ну народ собрался — сам, не по разнарядке и, похоже, весь. Во всяком случае за Москву ручаюсь, а еще куча народу привалила из ближних и дальних городов и деревень.

Примерно от Хвилей по обе стороны дороги встала непрерывная толпа, снимавшая шапки и падавшая на колени под благословение при виде приближающегося митрополичьего возка. Герасим даже несколько раз останавливал поезд — у Дорогомилова, у Бережковской слободы, у Сетуньской переправы, у церкви Преображенья, что на Песках, чтобы выйти и перекрестить встречающих. Дальше пошло веселее, через Всполье и Арбат, через Ваганьково и Троицкие ворота — и вот пришла наша очередь подходить под благословение.

Толпа князей и бояр, одетая в лучшее, щеголяла дорогими мехами и крытыми чуть ли не парчой шубами, но точно так же валилась на колени, не жалея дорогущей сряды. В этом живописном круговороте, звоне колоколов, оре галок я смотрел на небольшую фигурку Герасима, исполненного радости. Еще бы — на родину приехал, после стольких-то лет. Титов сын, Болванов внук — тут, на Болвановке и вырос.

Кремль прибрали лучше некуда, даже вечный лошадиный навоз сумели сгрести на задворки, а совсем уж непотребную грязь присыпать соломой. Надо запомнить и впредь задачи на уборку ставить «Чтоб чисто, как при митрополичьем приезде было!» Еще бы снежок выпал, но нет, обошлись лежащим уже две недели.

Сам же кир Герасим вылез, наконец, из возка и проследовал сразу в Успенский собор, где епископ Иона тут же начал благодарственный молебен. Собственно, дорога из Смоленска вполне безопасна, если не считать того, что вокруг XV век — и зверья дикого полно, и людей лихих. Нет, лесные тати на митрополичий поезд не позарятся, уж больно охрана сильна, а вот от верховских князей вполне можно такой фортель ожидать. Не ограбить, упаси бог, а пригласить в гости без возможности отказаться.

До обстоятельного разговора с владыкой дело дошло лишь на третий день, когда Герасим малость обустроился, принял первые доклады от своих слуг и посельских и даже успел лично проверить житницы и пересчитать серебро. Епископ Иона держал митрополичье хозяйство твердо и все сошлось, кроме нескольких владений — обычное дело, стоит хозяйской воле ослабнуть, как соседи залезают то с потравою, то с поборами, а то и отжимают кусок целиком. Да и посельские без твердого пригляда начинают блудить и больше думать о своей мошне, нежели о владычной. Не говоря уж о том, что и я к этому руку приложил и теперь изо всех сил изображал сочувствие.