Пряники
Шрифт:
А ещё и дочка вопросы разные задает.
А ещё и соседи вдруг интересоваться стали: где ж это Верка-то пропадает?
А ещё и пить расхотелось.
После обеда сел Федька на свой «Беларусь» да и двинул в город – благо он под боком был.
Главврач – мужик полный, седой и с добрыми, как у тихопомешанного психа, глазами, на просьбу Фёдора отдать жену ответил коротко:
– Сорок пять дней.
– Чего сорок пять дней? – Уже догадываясь, оглушено спросил Фёдор.
– Курс у нас – сорок пять дней, – мягко улыбнулся главный врач.
– Понимаете, – начал Фёдор, – это я пошутил так…
И рассказал
Врач и в самом деле оказался добрым, Фёдора выслушал внимательно, посмеялся в меру, потом запросил историю болезни, полистал, что-то уловил в закодированных врачебных закорючках, вызвал Веру, поговорил с ней, хоть и заторможенной, а потом, в нарушение им же установленных правил и, наверное, медицинских предписаний и указаний сверху, Веру выписал.
А Федька с тех пор не пьёт. Почти.
Но именем и фамилией своими по-прежнему гордится. И арии исполняет. Даже трезвый. И Верке это нравится.
Лапоть
Всё было как всегда по пятницам. Начальник отдела майор Трегубов перелистывал отчеты участковых, время от времени задавал вопросы присутствующим. Те отвечали, он листал дальше. Дошла очередь и до Лаптева.
– Что, капитан, как всегда? – Не поднимая глаз, спросил Трегубов.
– Что-то не так, господин майор? – В свою очередь спросил Лаптев.
– Всё не так, Лаптев, – майор так и не поднял взгляд на Лаптева, продолжая вчитываться в пункты отчета, – опять у вас административная практика на нуле. Что у вас на участке перестали пьянствовать, хулиганить, ссать за каждым углом?!
– А, вы об этом, – махнул рукой Лаптев, – я же вам уже сто раз объяснял…
– Ты погляди, объяснитель каков, – Трегубов наконец-то взглянул на Лаптева, поправив очки на носу, – ты кто такой, чтобы своему начальнику объяснять, да разъяснять? А?
Лаптеву, конечно, было смешно всё это, уж сотый раз по одному кругу с начальником ходят. У них просто подход разный к службе, у начальника служебный, а у него, Лаптева, человеческий. И где-то логичный. Чётко понимая, что в глубине души Трегубова сейчас закипает гнев, даже ненависть к нему, а у коллег по цеху растёт желание расхохотаться, Лаптев, тем не менее, не удержался и нудным голосом начал:
– Согласно приказам Министра, а также постановлениям Правительства и где-то даже Президента Российской Федерации, собственно, на основе которых, и рождаются приказы Министра внутренних дел, – он передохнул и с не меньшей занудливостью продолжил, – Первой, – он поднял палец, – наипервейшей задачей, стоящей перед сотрудниками органов внутренних дел, является задача сокращения преступности и повышения раскрываемости этой самой пресловутой преступности. Вот. – Он строго посмотрел на Трегубова. А почему бы на него строго не смотреть, он хоть и майор уже, а по возрасту Лаптеву в сыны годится. Ну, не в сыны, так в племянники. Начальником вот, правда, назначили.
– Вы, Лаптев, здесь демагогию не разводите. Я задал вам конкретные вопросы, так вы и ответьте конкретно.
– Хорошо, господин майор, – Лаптев устало вздохнул. – Должен сказать честно. Я работаю на своем участке столько лет, что каждую собаку знаю, не то, что человека. Так вот: уровень преступности на моём участке самый низкий по городу, посмотрите сводный отчет, так? Так. – В кармане завошкался мобильный, Лаптев, не теряя мысли, вынул телефон из кармана, мельком
глянул на номер звонящего, тут же выключил звук и продолжил. – Теперь раскрываемость: девяносто девять и девять десятых процента. Не скажу, что это моя личная заслуга, опер у меня хороший за участком закреплен. Отличный опер.Начальник сидел со скучающим видом, слыхивал, дескать…
– Мне кажется, что вам, товарищ начальник…
– Так всё-таки, товарищ или господин? – скучающе перебил его Трегубов.
– Что? – встряхнулся Лаптев. – А! Не привыкну никак. Раз полиция, стало быть, господин.
Все захихикали. Трегубов настойчиво смотрел в бумаги.
– Продолжайте, продолжайте, господин-товарищ Лаптев, – буркнул он.
– Так вот, – прокашлялся Лаптев, – Взгляните с точки зрения Министра, Правительства и Президента державы. Взгляните и увидите.
Народ в кабинете потихоньку хихикал, майор сидел молча, но теперь уже смотрел на Лаптева. И смотрел очень многозначительно.
– Да-а! – Протянул Лаптев. – А насчет, где кому ссать, у меня и, правда, такой проблемы нет, я с помощью органов местного самоуправления, прям за каждым углом, как вы выразились, и поставил биотуалеты. И они не закрыты на болты с гайкой, как во многих местах, а работают. – Он помолчал секунду. – Вы бы руководству намекнули, дескать, надо с мэрией этот вопрос решать, а то ведь скоро ступить негде будет, кроме моего участка. Да вы ведь и сами руководство. Поди…
– Да кто ж с нами разговаривать будет? – Махнул рукой начальник.
– А вы бы в депутаты подавались… – усмехнулся Лаптев. – Щас, как раз выборы намечаются.
Майор внимательно посмотрел на него, помолчал.
– Хорошие мысли вам иногда приходят в вашу… голову…
«Наверное, хотел сказать, в пустую голову» – подумал Лаптев.
Офицеры гурьбой вышли из кабинета начальника, потянулись на улицу, на ходу вытаскивая из карманов сигареты и зажигалки.
– А вот зря ты, Данилыч, – раскурив сигарету, сказал капитан Нартов, старый приятель и коллега Лаптева, – опытом древних участковых не поделился.
Коллеги стали подтягиваться к ветеранам. Лаптева остановила Валя из секретариата.
– Данилыч, зайди, тебе почта.
– Пошли в курилку, – сказал кто-то из офицеров, – а то зам по тылу опять ворчать будет.
Пошли в курилку. Лаптев, забежал в секретариат, получил письмо-жалобу на Горбача, мельком прочитал и присоединился к остальным. Двор управления был, в самом деле, чистенький, словно его только что умыл утренний дождик. Его каждое утро убирали «указники» – лица, осужденные на пятнадцать или меньше суток за мелкое хулиганство. Да ещё солнышко так светило, прям в глаза – окурок стыдно бросить, где попало.
– Чего ты там вспомнил-то, Лукич? – пробормотал Лаптев, – напомни.
– Да, помнишь, мы на сборах участковых были…
– Во, вспомнил! Тому уж четверть века прошло, – буркнул Лаптев.
– Короче, мужики, дело было так, – начал Лукич, – мы с Данилычем были на сборах в облцентре. Аж четыре месяца, – он повернулся к Лаптеву, – Может, ты сам расскажешь?
– Давай, давай, Лукич, у тебя здорово получается.
– Ладно. Значит, на втором месяце нас послали на практику. Мы ж кто были? Так, сосунки, ни бе, ни ме, ни кукареку. Пацаны, то есть.