Прыжок льва

— И откуда же их столько, — веселился Федор, размахивая фалькатой направо и налево, одновременно пытаясь уклонится от направленных в него мечей, — все лезут и лезут.

— Знатную лестницу они с собой притащили, сержант, — вторил ему Леха, оказавшийся рядом, — сразу толпа народа взобраться может. Если так дальше пойдет, то их на стене будет больше, чем нас. И тогда никакие машины не помогут.

Отбив крепкий удар римского «гладия», отрубившего край щита, Леха в ответ нанес удар рукоятью своей фалькаты в челюсть слишком близко подобравшемуся легионеру, раскрошив ее. А затем, сделав выпад, вонзил острие в руку другому. Римлянин взвыл от боли, выронив меч, и Ларин не дал ему второго шанса.

— В очередь, сукины дети! — разбушевался Леха, отбивая очередную атаку и отступая назад, — в очередь, говорю.

Но то ли легионеры не понимали, что кричал им скифский адмирал, то ли не желали понимать, — в любом случае римляне отвоевали уже часть стены. Теперь они вплотную приблизились к баллистам, не перестававшим вести обстрел кораблей, угрожая уничтожить орудия вместе с прислугой. Увидев это, Чайка отступил чуть назад и выстроил перед орудиями в три ряда всех своих оставшихся в живых солдат, перегородив почти захваченную римлянами стену, и вновь перешел в наступление.

Врубаясь яростно в ряды легионеров, Чайка вдруг заметил, как что-то массивное медленно проплыло над ним, закрыв на мгновение солнце. Приняв на щит очередной удар и отскочив на шаг назад, он быстро посмотрел вверх. Над стеной, зажатое в двух местах, неторопливо проплывало огромное бревно, которое тащил в своем клюве кран Архимеда, длинная стрела которого вынырнула из-за ближней башни. Федор отбил новый удар, нанес свой, в ярости пробив защитный панцирь, и вновь отскочил назад, отделавшись ненадолго от противника.

Зависнув над ближней самбукой, кран разжал свой клюв. Крюки, державшие бревно по краям, разошлись, и оно рухнуло прямо на лестницу, переломив ее в одно мгновение. Легионеры посыпались вниз, разбивая позвоночники о прибрежные камни.

Победный вопль прокатился по рядам греков и карфагенян, которые быстрой контратакой вышвырнули со стены оставшихся легионеров. На этот раз Федор был последним, кто видел живого римлянина на этой части стены. Он сам выбил щит из рук пятившегося назад под градом ударов легионера, а затем, лишив его и меча, ударом ноги в грудь, отправил в последний полет со стены.

— Передавай привет Марцеллу, — крикнул опьяненный сражением Федор и даже свесился вниз, чтобы убедиться, как римлянин достигнет земли. Однако не успел, — отвлекло прилетевшее с моря каменное ядро, которое убило двух стоявших рядом с ним карфагенян, не задев, впрочем, каким-то чудом его самого. А когда Чайка все же высунулся меж зубцов, то не смог разыскать взглядом того легионера среди десятков рыжих панцирей, размазанных по скалам внизу.

Вскоре таким же точным ударом была уничтожена и вторая самбука. Наступление римлян захлебнулось. Бросив взгляд на море, Федору увидел, что греческий флот, нанеся большой урон противнику, успел отойти в гавань. Но римляне в нее прорваться так и не сумели. Непрерывная бомбардировка их кораблей со всех окрестных стен и башен, заставила флот Марцелла повернуть обратно, обратив его в позорное бегство. Но даже теперь римляне не могли еще как следует прийти в себя, поскольку их продолжали топить даже издалека. Их капитаны, впервые испытав на себе гений Архимеда, уже уяснили, что, лишь уйдя далеко в море, получат передышку. А пока каменные глыбы продолжали свистеть над головами карфагенян.

— Вы хоршо дрались, — похвалил Чайку Дидокл, оказавшийся рядом, — ни одной машины не пострадало, и римляне не смогли прорваться.

— Да мы-то что, — отмахнулся Федор, вкладывая фалькату обратно в ножны и вытирая струящийся со лба пот тыльной стороной ладони, — если бы не машины вашего Архимеда, то неизвестно чем бы все это закончилось. Так что лучше его поблагодарите.

— А вон и он сам, — неожиданно указал на вершину соседней башни Диодокл, — пришел посмотреть на свои детища.

Чайка поднял голову и, прикрыв глаза ладонью от солнца, заметил невысокого седовласого старика в сером хитоне, который зачарованно смотрел на море, где тонули римские корабли. Его было видно едва ли по пояс, но Архимед стоял прямо, всей своей фигурой выражая спокойствие, и слушал свист летящих глыб, как музыку. Похоже, эти звуки действительно услаждали его слух. Федору, однако, показалось, что Архимед ничуть не рад победе над римлянами и вообще не получает никакого удовольствия от войны. А занят лишь наблюдениями за работой машин и беспокоится только об одном — правильно ли он рассчитал их параметры.

Глава седьмая Спасти Архимеда

Сиракузы держались три недели кряду, отражая все атаки римлян с суши и моря. На суше Гиппократ несколько раз устраивал вылазки со своими гоплитами и нанес немалый урон римским силам. В первый раз он полностью уничтожил отряд из пятисот легионеров, попавшийся ему в соседней долине. А затем, неожиданно напав ночью, сжег половину римского лагеря, который они построили неподалеку от Сиракуз.

Несмотря на то, что Марцелл и Пульхр почти блокировали город, окружение с суши было неполным. Почти две недели солдаты Сиракуз еще контролировали дорогу, что вела из самого южного квартала Ахрадины вдоль моря через реку Анапос в районы, до сих пор занятые греками. Там, в небольших городах, находились греческие гарнизоны, на захват которых у римлян не было пока ни сил, ни времени. Яростное сопротивление Сиракуз оттягивало на себя все имеющиеся ресурсы. Впрочем, обе стороны отлично понимали, что если Сиракузы падут, то уничтожение мелких гарнизонов, это дело лишь небольшого времени. И потому греки изо всех сил старались помочь осажденному городу, отправляя туда припасы и солдат.

Однако к исходу третьей недели, раздосадованные отсутствием долгожданной победы и колоссальными потерями, особенно во флоте, римляне, прервав осаду города, обрушились на укрепленные позиции вдоль южной дороги. И, спустя короткое время, захватили ее, полностью отрезав город от сношения с внешним миром. Впрочем, Гиппократа и Чайку это особенно не испугало — в городе были большие запасы еды и воды, а также имелись источники. Так что держаться Сиракузы могли еще долго. Особенно со стороны моря, где греки предпочитали теперь не подпускать римлян слишком близко и пускали в ход машины Архимеда задолго до того, как флот противника подбирался к стенам. Ферон, несколько недель не выходивший из гавани, теперь вновь осмелел и все чаще беспокоил контратаками корабли римлян в открытом море. Марцелл, по слухам, был в ярости.

И все же Гиппократ в последнее время все чаще интересовался у Федора, когда же Ганнибал пришлет обещанные войска. Чайка отвечал ему, что ожидает их со дня на день, как обычно говорил своим офицерам сам Ганнибал, не получивший вовремя подкрепления из Карфагена. И Гиппократу ничего не оставалось делать, как сохранять внешнее спокойствие и посещать храмы, где он молил богов ниспослать Сиракузам избавление от римлян. А также время от времени напоминать легионерам Пульхра, что они находятся на греческой земле. Так что осадившие город римляне нигде не могли чувствовать себя в полной безопасности, ни на земле, ни в море.

Время шло, а подкрепления из Тарента все не появлялись. Более того, Федор понятия не имел, что там происходит. Взял Ганнибал, наконец, этот город или все еще идут бои за стены и улицы. И кто, интересно, теперь руководил обороной Тарента, уж не блестящий ли Памплоний? Отсутствие вестей с итальянского театра военных действий наводило уныние и на самих карфагенян, которых после продолжительных боев осталось всего чуть больше пятисот человек из двух полноценных хилиархий.

— Чего-то забыл про нас твой командир, — как-то поделился соображениями Леха, когда они с Федором прогуливались вдоль стены, посматривая в сторону моря, где маячили, не решаясь приблизиться, римские квинкеремы, — может, случилось что?

— Может, и случилось, — процедил сквозь зубы Федор, — я-то откуда знаю.

Помолчав немного, хмурый командир сильно поредевшего экспедиционного корпуса, добавил.

— Ничего, брат, Сицилия ему нужна больше жизни, объявится.

Так прошло три месяца [14] с момента появления здесь карфагенян. И Марцелл, ни на метр не продвинувшийся за стены Сиракуз, неожиданно предложил переговоры.

— О чем нам с ним говорить? — удивился Федор, когда Гиппократ сообщил ему эту новость, — он, что, решил сдаться?

14

На самом деле Марцелл безуспешно штурмовал Сиракузы почти год. И потом, пробившись за внешние стены, еще восемь месяцев осаждал цитадель и укрепленные городские кварталы.