Прыжок в ничто
Шрифт:
– Но где же кости? – спросил Текер.
– Такой гиппопотам на крыльях способен сожрать и с костями…
Глава V
Пещерные жители
Ганс и Текер вернулись к ужину – к скудному ужину из галет.
– Увы, мы не нашли следов лорда Блоттона, – грустно сказал Текер. О перьях и следах крови он не упоминал, чтобы не растравлять сердце невесты. Глаза Эллен без того были красны от слез.
В конце ужина Цандер произнес речь. Он говорил о том, что их пищевые запасы приближаются к концу. Нельзя терять ни одного
– А ппока чем мы пи-питаться будем?
– Придется промышлять охотой, рыбной ловлей…
– У меня пропадает всякий аппетит, когда я подумаю о здешних летучих гадах, – сказал Стормер.
– Не может быть, чтобы на планете не нашлось годных для еды животных, рыб и растений. Как вы полагаете, доктор? – спросил Цандер.
– Я полагаю, что растения и животные, в общем, везде сделаны из одного теста. Белки, жиры, углеводы… Но могут быть и какие-либо неизвестные нам вредные примеси. Ведь и на Земле есть ядовитые растения. Здесь надо быть очень, очень осторожным. – И, несмотря на то что он запретил Гансу упоминать о птицах-шарах, сам Текер не мог удержаться, чтобы не рассказать об их приключениях. На лицах слушателей были ужас, испуг, отвращение.
– Каким же об-образом мы уззнаем, что мможно есть и чего нельзя ддаже нюхать? – спросил барон.
Текер пожал плечами:
– А каким образом первобытные люди научились отличать съедобные растения от ядовитых? Опытом. Только опытом.
– Расплачиваясь за опыт жизнью?
– Разумеется, многие гибли. Если бы в моем распоряжении была оборудованная химическая лаборатория…
– Недурная пперспектива! Заахочешь сорвать лук, а он скрутит тебя; ппонюхаешь мясо – свежее ли оно? – и подохнешь от одного только запаха.
– Я не переступлю порога ракеты! – решительно заявила леди Хинтон.
– Охотой и рыбной ловлей можно заниматься, живя в ракете. Зачем нам переселяться в долину? Не правда ли, барон? – И Стормер хлопнул по плечу Маршаля.
Тот брезгливо поежился от такой фамильярности.
– Разумеется. Наше дело стариковское. Леди Хинтон, мистер Стормер, я, профессор, епископ, во всяком случае… кх… кх…
Цандер воспользовался паузой.
– Это невозможно, – прервал он речевые потуги барона. – Все работоспособные будут работать в приморской долине на поле, и носить вам сюда продовольствие никто не будет.
– Но у меня есть прислуга Мэри.
– А у меня Жак.
– Здесь, на Венере, нет личной прислуги. Нам предстоит тягчайшая борьба с суровой, незнакомой природой. И мы должны напрячь все наши силы, создать крепкий трудовой коллектив.
– Ком… ком… коммуну?
– Дело не в словах, барон.
– От… отказываюсь.
– Не отпущу от себя Мэри!
– А я иду! – воскликнул профессор Шнирер. – И мы все должны идти. Работать на земле, а жить на лоне природы. Среди мирных животных и растений…
– Хороши мирные животные и рас… рас…
– …Обрабатывать землю. Собирать урожай. Пасти стада. Питаться плодами земли. И никаких машин, никаких рабочих вопросов, никаких революций.
– Нне пойду.
– Отказываюсь, – вторила леди Хинтон.
– Что за
тупоумная публика! – тихо сказал Винклер Гансу.– Погоди, они сами побегут. «Кто не работает, тот не ест». Кроме того, у меня есть верное средство выгнать их на работу, – так же тихо ответил Ганс.
Под шум спорящих он вынул большой бриллиант и, будто нечаянно, начал катать его по столу перед глазами леди Хинтон.
– Откуда это у вас? – подозрительно спросила она, мигом переменив тон.
– Нашел на дороге, леди Хинтон.
– Бриллианты на дороге не валяются.
– Венерианка обронила, может быть? – с насмешкой спросил барон.
– Возможно, – ответил Ганс. – И венерианки, очевидно, очень рассеянные женщины. Такие камушки мы встречали на всем пути. Вот, не угодно ли полюбоваться? – Ганс засунул руку в карман и высыпал горсть крупных самоцветов. Затем вынул из походной сумки большой слиток золота и небрежно бросил на стол. – Они здесь валяются, как булыжники.
– Золото! Алмазы! Бриллианты! Изумруд! – воскликнула леди Хинтон, наваливаясь на стол и протягивая руки к груде самоцветов.
Стормер покраснел, барон стал бледен. Глаза епископа блеснули алчностью. К драгоценностям потянулись дрожащие руки: толстые, поросшие рыжими волосами – Стормера; бледно-синие, с вздувшимися венами – барона; пухлые – епископа; тонкие, с длинными пальцами и розовыми ногтями – Делькро… Толстые, худые, красные, белые пальцы сбились в шевелящийся клубок. Пассажиры тяжело дышали, разгребали кучу, отталкивали чужие жадные руки.
– Бриллиант! Шестьдесят каратов!
– Восемьдесят!
– Дайте мне!
– Да не отнимайте же!..
– Я только посмотрю!
– А вот этот! Какая прелесть!
– На пятьдесят тысяч фунтов!
– Миллион!
Леди Хинтон зажимала в левой руке бриллиант чистейшей воды. Даже Эллен забыла о своей печали и смотрела на это неожиданное богатство как зачарованная.
Камни быстро разошлись по рукам. Из-за самородка золота разгорелась горячая ссора.
Ганс рассмеялся.
– Не жадничайте, господа, – сказал он. – Уверяю, что каждый из вас может набрать этих камней и золота целый мешок. Сомневаюсь только, что эти стекляшки обогатят вас.
– Это не стекляшки, молодой человек! – наставительно произнесла леди Хинтон, не понявшая Ганса. Она все еще жила в мире земных ценностей.
– Где вы это нашли? – спросил Стормер, прижимая под полою пиджака к животу слиток золота.
– Я уже говорил вам: на дороге. По пути к заливу. И если мы переселимся туда…
– Разумеется!
– И возможно скорее! Что вы скажете, леди Хинтон? Вот так Венера! Вот так планета! Недаром ее назвали именем богини красоты. Нет, ради этого стоило полететь в звездолете. Черт возьми, мы будем богаты как крезы! Да что крезы! Крезы будут нищими по сравнению с нами…
– А завтра нам нечего есть, мистер крез, – вернул Цандер разгоряченные головы к печальной действительности.
– Долой золото! Долой драгоценности! – вдруг закричал Шнирер. – Это валюта! Мать спекуляции! Это борьба! Это кровь!.. – И он снова заговорил о своей пасторальной идиллии. – Но я против коммуны, против централизации населения.