Прыжок в пустоту

– Давай поговорим, Ром, ну какой развод, – у нее на глазах появились слезы. – У тебя есть сын, куда ты собрался? Тут твой дом!

– Ева, мы разводимся, я тебя не люблю, – более грубо сказал ей, чтобы вызвать к себе ненависть и желание мирно решить вопрос. – Все ведь было у нас прекрасно, давай на этой хорошей ноте и разойдемся. Я не хочу скандалов и чтобы от этого страдал ребенок. Мы должны взаимодействовать так же, как муж и жена при ребенке, только уже живя своими жизнями.

Слезы уже обильно заполнили глаза Евы и текли по ее каменному лицу. Она явно была не готова к этому повороту событий.

– Ты как твой отец! Вспомни, что хорошего вышло, когда он пропал! Ты ломаешь жизнь двум людям – мне и ребенку. Одумайся, Рома! Все можно решить же.

– Можно решить все, если ты сам того желаешь. Но у меня есть желание начать новую жизнь, обнулиться. Я не вижу себя в этой роли, пойми. Я хочу сохранить хорошие отношения, но уже в качестве мамы Даниила и папы Даниила, без приставки муж/жена.

– Рома, остановись, пожалуйста! – заревела она.

Мне стало ужасно плохо, я хотел скорее покинуть эту квартиру, дом, город и спрятаться от этого всего. Назад пути нет, и я прекрасно понимаю, что если поддамся эмоциям, то так и проживу жизнь для кого-то, но не для себя. Я никогда, никогда не обижал ее. По крайней мере, старался никогда ее не обидеть, всегда был щитом и опорой. Но даже разведясь с ней, я не оставлю ее и сына и буду всегда помогать. Это дело чести. В конце концов, я ей оставляю квартиру, то есть ухожу по-мужски.

– Ева, ничего больше не будет. Я буду вам помогать и не оставлю вас, но я ухожу. – Уговаривая таким образом больше себя, чем ее, я успокаивался и мне действительно становилось легче оттого, что я твердил себе, что не брошу ребенка и буду помогать.

Я больше ничего не слышал, что она говорила. Все ее слова не достигали адресата, я словно оглох. Оглох и ушел.

Закрыв за собой дверь, я неожиданно для себя перевернул главу своей жизни. Внутренне я не понимал своих ощущений, но мне показалось, что это была эйфория вперемешку со страхом. Страхом от неизведанности одинокой жизни. Жизни без человека, ради которого работаешь и встаешь с утра. Жизни, в которой живешь для себя.

Пока я спускался на лифте, в моей голове пролетали флешбеки, как отец уходил от меня и мамы.

Мой отец не был ангелом в отношении меня и не давал спуска в моменты, когда я что-нибудь вытворял. А исполнял я регулярно и, соответственно, регулярно получал за это. Метод воспитания у каждого индивидуальный, и я нисколько не критикую и не обвиняю его за методы, где применялась сила. Возможно, именно поэтому я вырос с чувством справедливости, и, если я где-то не прав – принимаю это и соглашаюсь, а не пытаюсь выгородить себя.

Отец ушел от меня, когда мне было 9 лет. Я до сих пор помню, как он быстро собирал вещи в сумку, нервно закидывая их без разбора. Я все понимал, и, пока он собирался, я сидел рядом на диване, стараясь не наблюдать за этим, смотря в телевизор, но ничего в нем не видя – настолько слезы залили тогда мои глаза. Я старался не плакать, но слезы все равно шли градом из глаз. Вся квартира пропиталась напряжением. Подобная атмосфера больше нигде в моей жизни не встречалась, но меня до сих пор пугает одна только мысль, что она может вновь появиться в моей жизни. Когда папа собрался, то сел рядом со мной и приобнял. Не помню, чтобы он меня вообще когда-нибудь обнимал. И я расплакался. Он потрепал меня по голове, взял сумки и ушел, перед этим упрекая мою маму в том, что это ее вина, что он делал все для семьи, а она ее разрушила. Тогда я понял две вещи, сидя в слезах на диване, потеряв отца:

– женщинам, даже самым близким, верить нельзя;

Невзирая на всю мою любовь к маме, я понимал, что она предала отца. А когда у вас разрывается настолько фундаментальный шаблон, в котором мама- самый светлый человек на свете, то ничто не может исправить взгляд на данную проблематику.

– теперь моя семья состоит из меня и мамы.

Во втором я ошибся, потому что через неделю на пороге появился мой будущий отчим и мама спросила у меня, не против ли я, чтобы дядя Саша остался с нами. Я был не против. Я вообще был мало чего против, такой вот компромиссный ребенок.

Не буду скрывать: я был уверен, что папа из моей жизни никуда не денется. Потому что он один такой самый сильный и может в этой жизни всех победить. Но все случилось немного иначе. В течение года он забирал меня к бабушке, и я продолжал там испытывать дискомфорт, схожий с тем ощущением, которое я испытывал при уходе отца, словно я виновник ситуации, в которой мама с папой развелись. Но я был всего лишь ребенком, который оказался между двух противоборствующих сторон.

С одной стороны мама, которая даже на алименты не подавала, но умудрилась продать квартиру, которую выдавали ей с папой от предприятия, не поделив с папой деньги пополам, а затем купить дом на вырученные средства.

С другой стороны папа, который, похоже, даже меня ненавидел из-за всего вышеперечисленного и того, что я принял отчима. Не говоря уже о маме. Я это все понимал по его общению, когда, сидя за столом с отцом в полной тишине, я ел, и он мне сказал, брезгливо глядя на меня: «Ешь, а не хавай!».

Мне было сложно, что я вижу не того папу. Что папа по отношению ко мне стал каким-то чужим дядькой, который вынужден брать меня к себе домой и кормить. И сложно от того, что он с бабушкой пытались меня переманить к себе жить, перманентно напоминая, что мне нужно сделать выбор, с кем жить.

Мама меня спрашивала, пытаются ли они убедить меня, чтобы я жил у них и ушел от нее, но я всегда отвечал, что ничего подобного они не говорят. Я понимал, что если скажу правду, то папа обидится на меня, потому что мама запретит меня к себе забирать. Но однажды, сидя за столом с тетрадью по русскому языку, я просто расплакался от этого бесконечного давления. Я все рассказал, и мама спросила, с кем бы я хотел остаться. Я сказал, что не знаю. Я правда не знал, с кем остаться, потому что я любил их одинаково. И тогда мама мне сказала «Кого бы ты ни выбрал, ты сделаешь правильный выбор, потому что это твой выбор между двумя людьми, которые тебя любят и которых любишь ты». В итоге я остался у мамы и начал вытворять. Я убегал из дома на двое, иногда на трое суток, и бродяжничал с друзьями постарше. Мы воровали металл с предприятий, сдавали, а потом шли играть в компьютеры всю ночь. Спали в поле под деревом. Я приходил домой, когда понимал, что уже так невозможно, и мама со слезами меня принимала. Затем снова и снова. И так повторялось раза 4 точно.

Мне стукнуло 11 лет, я начал прогуливать школу, узнал, что такое клей и детская комната милиции. Затем алкоголь, драки, тусовки в домах друзей огромными компаниями.

Затем в 14 лет умерла моя двоюродная тетя, и ее двух дочек мама забирает себе, оформляя опекунство. Одну звали Вероника, она была на год младше меня. Вторую – Надей, она была младше на 8 лет. Постепенно я начинаю разбираться в тонкостях женского восприятия и в том, сколько может быть ухажеров у одной девушки и каким образом они прячут их от старших братьев. Так как на районе меня все знали, это было сделать почти невозможно, и Вероника просто просила провожать ее до начала улицы, а дальше она шла домой сама.

И вот так я дожил до 15 лет, когда решил бросить курить и заняться спортом. К тому моменту я курил 8 лет. Научили меня курить две девочки из старших классов, заодно научив целоваться «по-взрослому». В 16 лет я встретил Еву и полностью погрузился в отношения. В отношения, из которых спустя почти 12 лет я вышел.

В машине я закурил стик и, направив зеркало заднего вида на себя, сказал:

– Так надо, старик. Сложно, но так надо.

После чего завел машину и поехал в сторону Западного. Там живет Володя, и у него я решил остановиться.