Прыжок в темноту

– Ах ты засранец такой, – Мамаев сунул в крохотную ладошку свой указательный палец, красный, покрытый бородавками и царапинами. – Держи.

– Ну, долго ты еще? Нам надо ехать.

Мамаев выпрямился, шагнул к двери. Но неожиданно остановился, повернулся к Совковой.

– Ты вот что, – сказал он. – Не знаю, получится ли у Гришки вернуться сюда. В обозримом будущем.

– Его снова посадили? – Совкова опустила беспокойные руки. – Надолго?

– Не знаю, где он, – покачал головой Мамаев. – И когда вернется, не знаю. Влипли мы с этим Воловиком. Напрасно к нему подались. Ты заверни нам пожрать что-нибудь. А то живот урчит, как паровой котел.

Совкова нырнула в закуток за печкой. Чем-то загремела, вернулась с двумя кукурузными лепешками, завернутыми в серую марлю. Мамаев полез в карман, достал свою половину денег, бросил их на стол.

– Это ребенку, – сказал он. – Хотел своему пацану отправить. Но он у меня того… Он у меня уже взрослый.

Колчин открыл рот, чтобы снова поторопить Мамаева, но услышал сухой треск автоматной очереди. Выскочил на крыльцо. Ударила вторая очередь, длинная. Колчин прислушался, стреляли где-то рядом.

– К машине, – закричал он. – Садись за руль.

Колчин выскочил в калитку, открыл багажник «Волги», достал карабин. Залез на заднее сидение. Мамаев сел за руль, рванул с места.

***

Решкин примчался на площадь, где сходились три поселковые улицы, долго осматривался по сторонам, к своему удивлению не заметил ни одного человека. Посередине площади торчал одинокий столб, на макушку которого зачем-то присобачили ржавый репродуктор. Справа дом с плоской крышей, на двери которого пудовый навесной замок и вывеска "Поселковый клуб «Восток». Рядом с клубом низкая дверь в продуктовый магазин, больше похожая на крысиную нору.

По левую руку косенькая вывеска «почта», прибитая над дверью глинобитного одноэтажного дома. Толкнув дверь, Решкин вошел в тесное и душное помещение. За конторкой стена, сверху донизу завешанная полуистлевшими плакатами и афишами кинофильмов, выходивших в прокат лет пятнадцать назад. За деревянной конторкой русская женщина неопределенного возраста. Черный рабочий халат, газовый желтый платочек вокруг шеи. Почтальон изучала журнал с выкройками простенького платья. Она посмотрела на посетителя без всякого интереса и зевнула, широко распахнув пасть, полную железных зубов.

В пыльную витрину, выходившую на площадь, билась жирная муха.

– А у вас всегда так? – Решкин встал у конторки, уперевшись локтями в прилавок. – Так тихо?

Женщина равнодушно пожала плечами.

– А кому тут шуметь? Сейчас все на работах в поле. Народ возвращается, когда стемнеет.

– А клуб, смотрю, закрыт. Что фильмы не крутят?

– Фильмы крутили, когда я была еще молодая, – ответила почтальон. – Тут буфет был, даже пиво привозили.

Через пару минут выяснилось, что с почты можно сделать междугородний звонок, но ждать, пока соединят, придется долго, возможно, часа полтора, а то и все два. С телеграммами все проще, надо только текст написать.

– Тогда давайте два бланка, – кивнул Решкин. – Одну телеграмму в Москву, другую в Астрахань.

Не отходя от стойки, он опустил кончик перьевой ручку в чернильницу, с грехом пополам накарябал адрес астраханского УФСБ. Вздохнул, покусывая губу, стал по слогам разбирать каракули Колчина, выведенные на серой бумаге, испещренной газетным шрифтом.

– А вы откуда приехали? – подала голос почтальон.

За целый день сюда пришло пять или шесть посетителей, но все не по делам, а так, языком почесать. Последние два часа никто не заглядывал, это время почтальон одна высидела в жаркой будке с витриной, изучая выкройку и разговаривая сама с собой. Теперь хотелось переброситься словом с живым человеком.

– Случайно не от Дашмана путь держите?

– От какого еще душмана? – переспросил Решкин, отрываясь от телеграммы. – Не понял. Лично я никаких душманов тут не встречал, если не считать тех, что в милицейской форме.

– Это поселок такой, Дашман, – сказала почтальон. – У меня там муж работает до конца осени. Электриком временно устроился. Кошары для овец строят, нужно свет подвести.

– А, вот оно что. Нет, мы из Астрахани, – Решкин подумал, что неэтично называть себя во множественном числе, все-таки он не покойный Император всея Руси. – То есть я из Астрахани. По делу тут, землемер.

Решкин сердито глянул на разговорчивого почтальона, отвлекавшего от дела, обмакнув перо в чернильницу, склонился над бумагой. Периферическим зрением он уловил какое-то движение на площади. По другой стороне мимо магазина и клуба пробежал голоногий мальчишка в майке, зашитой между ног, за ним промчалась кем-то напуганная собака. Поднялась пыль, будто за домом проехала или остановилась машина. Решкин покрутил головой, стараясь понять, что происходит.

Он увидел человека в голубой рубахе и фуражке, человек высунулся из-за угла, сделав короткую перебежку, с разбега брюхом повалился на землю, спрятавшись за фонарным столбом. Выставил вперед ствол автомата, кажется, целил прямо в голову Решкину. Второй мент, низко пригибаясь к земле, побежал вправо, к магазину, миновав дверь, упал за деревянными ступеньками навсегда закрытого клуба. Менты не те, что остановили их на дороге, а затем заткнули в камеру с земляным полом. Эти местные, определил Решкин. С улицы что-то закричали, Решкин разобрал лишь слово «руки». Затем дважды пальнули в воздух.

– Ложись на пол, – крикнул он почтальону, не сомневаясь, что огонь откроют без предупреждения. Ментов меньше всего волнует, что на почте помимо предполагаемого преступника или преступников окажутся посторонние люди. – Ложись. Дура, ложись…

Выстрелы грянули, когда Решкин еще не успел закончить фразу. Разлетелась мутная витрина, пули навылет прошили фанерную стойку. Бланки телеграмм, сложенные стопкой с другой стороны конторки, разлетелись по сторонам. Вторая автоматная очередь разнесла в щепу, затем сорвала с петель входную дверь. Пули посекли стену, украшенную выцветшими от времени плакатами и афишами. Разбили большой стеклянный плафон, укрепленный на потолке, повалили открытый мешок с луком, стоявший в углу. Сверху посыпались куски глины и мелкие стекляшки. Решкин, вжавшись в пол, накрыл голову ладонями. Он видел, как из-под фанерной перегородки показался тонкий кровавый ручеек. Видно, почтальон, прячась от пуль, так и не упала на пол. Она и сообразить ничего толком не успела, когда ударила первые выстрелы.

Менты, видимо, успели перезарядить оружие. Длинная очередь изрешетила конторку, выбила оконную раму вместе с наличниками, прошлась по стене. Решкин успел подумать, что пули обязательно достанут его. Если не прямым попаданием, то рикошетом. Он дополз до угла, перебрался через мешок с луком, толкнул дверцу конторки, вполз в служебное помещение. Выстрелы на несколько секунд стихли. Видимо, менты взвешивали свои шансы. По их расчетам выходило, что бандиты, укрывшиеся на почте, не могли выжить под плотным кинжальным огнем. Одно из двух. Либо они смертельно ранены, либо уже откинулись. Решкин замер, оглянулся через плечо.

Почтальон лежала на спине, глаза закатились ко лбу, открытый рот полон крови. В левой руке зажат журнал с выкройкой платья, которое она так и не успела сшить к приезду мужа. Кровь успела насквозь пропитать черный рабочий халат и газовый платочек вокруг шеи. Выше правой скулы выходное отверстие от пули размером с большую старинную монету. Решкин отвернулся и пополз дальше, через раскрытую настежь дверь, в темную подсобку. Здесь должна быть дверь на улицу или лестница на крышу. Оглядевшись по сторонам, Решкин не увидел ни лестницы, ни двери. Только ржавые напольные весы, конторский стол с одной тумбой и пара мешков, судя по запаху, все тот же лук.