Прыжок

Не торопясь, докончив то, что он считал нужным кончить, положил Семенов сухую руку на стол и встал.

— Кончили, товарищи!

Встали и остальные. Семенов к Джеге:

— Обрати внимание у себя в коллективе на подготовку смены при отпусках. У нас привыкли, уходя, все бросать и распускать узду недели за три до отпуска. Не позволяй ломать работы.

Из райкома вывалились начиненные энергией и налитые рабочим соком. Шли солнечной стороной, поснимав шапки. За разговорами не заметили, как дошли до завода.

В коллективе народу понабилось. Увидя Джегу, насели со всех сторон. Джега головой покрутил.

— Стой, не все разом, по очереди.

Степан подсел первым. Поправил съехавшие на нос очки, скосил близорукие добрые глаза, негромко заговорил:

— Помнишь, Джега. Я тут хотел с тобой, это самое, серьезно поговорить. У меня, понимаешь, чего-то с профтехкружком слабовато. Я, что ли, не сумел их заинтересовать, или ребята развихлялись, но факт — кружок слабо посещается. Я, понимаешь, думаю, что тут дело ясное: не можем мы без определенной комнаты, без пособия, без денег вести интересно занятия: я, понимаешь, готов принять на себя некоторую вину, но, это самое, трудно, понимаешь, трудно работать при таких условиях.

Мишка Поспелов, щелкая кедровыми орешками, подсел.

— Что, Степан, запорол с кружком?

Степа покраснел, дернул рукой очки.

— Не треплись, Мишка, и не мешай.

Джега положил руку на стол.

— Я думаю, Степа, мы вот что сделаем. В кассе коллектива ни копья, но пособия мы даром достанем в губоно у Спирова и в губпрофсовете. Потом надо хорошего лектора, ну, скажем, возьми Игнатьева. Теперь назначим сбор, предположим, в пятницу. Напиши плакаты, да побольше, расклей по цехам, в проходной, в клубе. Кроме всего прочего, сколько нас здесь? — семь душ. Ну, вот! Каждый из нас не только сам придет, но приведет с собой еще двоих. Есть такое дело? Итого двадцать один человек. Пока остановимся на этом. А потом придумаем, что дальше делать.

Степа радостно заерзал на стуле.

— Ты вот что, дай-ка мне сейчас записку, я побегу к Спирову.

Джега быстро набросал несколько слов. Складывая записку, он уже говорил с кем-то, перегнувшимся к нему через край стола. Рявкнул телефон. Коллектив наполнялся все новыми посетителями.

К вечеру почуял Джега — тяжелеет голова и в левом виске постукивает. Досадливо поморщился. Осталось это после контузии на фронте. Раз в полтора-два месяца страшная головная боль валила Джегу замертво в постель. Лекарств против этого никаких — разве что тишина… Сегодня не хотел Джега сдаваться, но постукивание перекинулось на второй висок. Он стал мучительно поводить левым глазом.

Петька приметил, понял, в чем дело, бросил строчить, заправил свой блокнот в карман и кивнул Джеге:

— Айда домой без проволочки. Собирай монатки!

Заботливо уложил джегин портфель, шапку ему перекинул, вытащил насильно из-за стола, разлучив с долговязым парнем. До дому шли медленно, молча. У калитки Петька осторожно пожал Джеге руку:

— Ну, выздоравливай, да не скучай, парень.

У себя Джега не зажигал огня, улегся, не раздеваясь, в постель и сразу погрузился в тяжелое забытье. Мысли сбились в кучу, как стадо овец перед грозой. Открылась черная зияющая яма — ничего в ней, кроме мути и мертвой пустоты.

Сколько времени прошло в этом тупом оцепенении, не знал. Сквозь стукотню в голове услышал другое постукивание. Не понял сперва, потом с трудом дошло до сознания, что стучат в дверь.

Двинул налитой болью головой. Промычал что-то. На пороге Юлочка. Закачалась постель. Скрипнув зубами, сел на край. Комната ходуном заходила. Потолок прямо на голову плюхнулся. Табуретка в один угол прыгнула, в другой, завертелась, вместе со столом ножками сцепившись. Потом все, перемешавшись, ахнуло в темную дыру и скрылось из глаз. Застонав, рухнул Джега на кровать, а когда открыл глаза, встретил в упор заботливый взгляд васильковых глаз.

— Что с вами? Вы больны? Один… Какой вы бледный! Лежите смирно! Постойте, вам холодно?

Подвинула подушку, набросила на ноги пальто. Маленькие руки оказались удивительно ловкими, быстрыми и заботливыми. Джега смотрел остановившимися глазами. Сердце прыгало как грузовик на ухабах. Откуда, из какой преисподней ворвалась она в его глухой угол? Юлочка как будто угадала его мысли.

— Не удивляйтесь моему приходу. Я ведь тоже от больного. Гриша слег. Воспаление легких. Простудился, упав в воду. Во что бы то ни стало настаивал, чтобы вас известили. Ему там кружок какой-то поручен. Он все бредит им, клянется, уверяет, что впредь работу будет вести хорошо. Тяжело слышать… А вы-то… вы-то что? Ай, герой!

Покачала головой, заботливо сморщила лоб, слабо улыбнулась.

— Но что с вами такое?

Шевельнул чуть заметно головой.

— Голова? Где? Виски? Невралгия?

Тронула легкими пальцами волосы, подвинулась вплотную, положила руки на голову, прижала к вискам. Нежный аромат скатился к ноздрям Джеги. Рванулся отяжелевшей головой и не мог уйти.

— Стойте, звереныш. Я же не съем вас. Глупый…

Медленно провела руками по лбу один раз, другой. Джега затих и смотрел, не отрываясь, в опрокинутую потемневшую синеву ее глаз. Тихо скользили белые легкие ладони по лбу, по вискам, одна за другой вперегонки. И от этих скользящих движений Джеге делалось легче. Жилки на висках прекратили мучительную пляску, укрощенные беглой лаской рук. Голова стала легкой, неощутимой. Джега закрыл глаза и погрузился в набежавшую сладкую дрему.

Когда глаза его вновь открылись, в комнате никого уже не было.

Тронув голову рукой, он убедился, что боль исчезла без следа, и, вытянувшись в кровати, вздохнул полной грудью. Тут вместе с привычными домашними запахами каморки ноздрей его коснулся тонкий, еле уловимый запах духов.

В то же мгновение вытянутая рука его быстро нащупала что-то мягкое. Сев на кровати, Джега поднес мягкий комочек к глазам. Это была перчатка — маленькая серая перчатка, пропитанная ароматом знакомых уже духов. Долго смотрел на нее Джега, не отрывая глаз, и в груди, в затылке, от ног кверху заструились густые терпкие соки. Вздрогнул, опрокинулся на постель и долго бездумно глядел в белесый квадрат потолка. Спал он в эту ночь беспокойно. Утром сборы начал раньше обычного, но тянулись они дольше, чем всегда. Бывало, вскочит — куртку с гвоздя, портфель под мышку и за дверь. А нынче с утра тычется из угла в угол, тронет одно, другое, цепляется за вещи. Насовал в портфель ненужных бумаг. А рядом на столе перчатка. Не смотрит на нее, а видит. И все по углам глазами торкает и сборы тянет, как услужливый поп богатые похороны. Под конец, не глядя, сунул перчатку в портфель:

«Надо ж отдать. Не мое ведь».

Шел сгорбясь по свежей утренней улице.

«Чортова игра. Надо кончать. Не младенец».

Крупно шагая, подошел к дому с палисадником. Одним взмахом влетел на крыльцо. Рванул звонок. За дверью раздались легкие шаги. На пороге появилась Юлочка. При виде Джеги на бледном личике ее вспыхнула и пропала мгновенная краска.

Шагнул через порог и быстро спросил, глядя в сторону:

— Григорий как?

Юлочка устало повела плечами.

— Всю ночь бредил. Доктор был. Дома ничего нужного нет, а больница переполнена, не принимают. Измучилась.

— Не принимают?.. Телефон есть у вас?

— Нет. У соседей есть.

Прислонясь к косяку в темном коридорчике, через стену слушала Юлочка, как музыку, громкий, четкий голос. Разве можно было не покориться его силе?

Через минуту Джега вернулся.

— Все готово, собирайте Григория. В обед мы с Чубаровым примчим с извозцом и отвезем в больницу.

Сразу после обеденного гудка Джега забрал забежавшего в коллектив Петьку и вместе с ним поехал к дому Светловых.

Юлочка ждала их. Они прошли в комнату Григория, и, как ни был Джега занят другими мыслями, он не мог не отметить про себя окружающей его чистоты. Все было на своем месте, каждая вещица блестела. Ленин на стенке в такой же аккуратной рамочке, как девица с розовой спиной в комнате Юлочки. Будто и сам Ильич выглядит как-то прилизанней. Усмехнувшись, подошел Джега к кровати.