Псевдо

Собственно, самый первый роман или роман первой ступени можно было бы назвать МЕТАРОМАНОМ, но поскольку между строчками каждого романа второй ступени тоже помещается несколько тысяч романов третьей ступени (и так до бесконечности), то, стало быть, МЕТАРОМАНОМ может называться любой роман подобной системы. Кроме того, понятие ступеней также компрометировалось бы в моём компьютере, ибо где-нибудь между строчками МЕТАРОМАНА какой-нибудь десятой или сотой ступени располагался бы как раз исконный роман, ранее обозначенный как МЕТАРОМАН первой ступени.

Жалко только, что и сотен жизней не хватит на воплощение этого проекта. А ведь создание такой искусственной системы вполне может соперничать с реальным бытием человечества!

Впрочем, всемирная литература, если её правильно разложить по ранжиру, вполне может сойти за пародию на МЕТА. И в этой связи мой «Псевдо» занимает законное место между строчками какого-то из общеизвестных романов. А поскольку именно в «Псевдо» только что была изложена теория МЕТА, то это может означать только одно: не далее, чем строчку назад, круг замкнулся. Сегодня, в 10 часов 31 минуту (21 марта 1995 года) мировое искусство вступило в новую стадию. Стадию осознания МЕТА. С этого момента автор «Улисса» и «Бесов», «Мертвых душ» и «Илиады» — Максим Скворцов! Авторы «Псевдо» — Толстой, Достоевский, Пруст, Маркес, Лимонов и кто угодно. В плоскости искусства Гомер и я — это одно и то же лицо! Моя творческая индивидуальность абсолютно тождественна всем остальным.

Интересно то, что в этот великий день у мамы Иры Добридень, Светланы Константиновны, день рождения. С днём рождения Вас, Светлана Постоянновна!

В этом небольшом чёрненьком прямоугольничке содержится весь предшествующий текст романа Максима Скворцова «Псевдо», начиная со слов «я хочу, чтобы Кузьмин, прочитав «Псевдо», высказался о нём крайне хорошо…» и до небольшого чёрненького прямоугольничка включительно, в котором содержится весь предшествующий текст романа Максима Скворцова «Псевдо», начиная со слов «хочу, чтобы Кузьмин, прочитав «Псевдо» высказался о нём крайне хорошо» и до небольшого чёрненького прямоугольничка включительно.

Небольшой чёрненький прямоугольничек

 не следует путать с длинным чёрненьким прямоугольничком, встречавшимся вам раньше:

Однако, следует, вместе с тем, понимать, что и небольшой и длинненький, изображённые вторично, обладают теми же свойствами, что и в первый раз, то есть служат вместилищем определённых частей текста моего романа. При этом мои пространные объяснения, касательно устройства прямоугольничков, находятся как бы за пределами основного текста романа, но вместе с тем являются как бы узлами, связывающими концы нити, на которой держится ожерелье всех остальных строчек.

Надо сказать, что такой узел существует у любого литературного произведения. И даже в текстах таких объёмных трудов как «Война и мир» или «Сага о Форсайтах» существуют всего лишь две конкретные строки, между которыми этот пресловутый узел, собственно, и завязан.

Соответственно, если правильно определить эти две строки и просто ткнуть между ними пальцем или (это даже лучше) ножом, то данное произведение, к примеру, та же «Война и мир», совершенно объективно и мгновенно исчезнет из человеческой культуры на хуй, как и не было ничего.

Точно так же обстоит дело и с музыкой. Достаточно отыскать миллисекундную паузочку между двумя искомыми нотками и издать какой-нибудь вопль — и всё, пиздец! Произведения как не бывало, а то и самого композитора. Поэтому-то Бах такой полифоничный. Хуй у него паузочку отыщешь! (Паузы как знак нотного текста, естественно, здесь не учитываются.)

(Но «Псевдо» мой не таков. Вроде бы и «ахиллесово междустрочье» найти не так уж и трудно, да без мазы ударить, ибо это уязвимое местечко находится за пределами основного текста романа и написано на самом-то деле на незримых скрижалях мироздания… Воистину это так…)

А вот опять основной текст:

Я говорил вчера с одной из псевдоматерей. А она устала, отвечала лениво, пискляво и даже раздраженно. А потом стала что-то там говорить, на что я начал подробно возражать, после чего псевдомать сказала, что когда я начинаю так бубнить, она отнимает от уха телефонную трубку.

Ты что, совсем охуела?! Как же так можно?! Ведь я говорю, мне нужно тебе сказать, я хочу, чтобы ты знала, мне очень важно. Как же ты можешь позволить себе не слушать? Ты что, совсем охуела?! Ты что, совсем охуела?! Ты что, совсем охуела?! Ты что, совсем охуела?! Бедная, глупая псевдомама!

(Зачем я так много раз повторил фразу о том, что «совсем охуела»? Ещё короче стала жизнь «Псевдо»… И всё из-за какой-то хуйни…)

А так ещё короче. Как приятно безжалостно сокращать жизнь любимому детищу. Я Иван Грозный воистину. Захочу, и «Псевдо» умрёт прямо сейчас.

Вот он, несчастный, как на ладони, весь со всеми своими страничками. Невероятно хочется поставить его к стенке и долго и неторопливо вгонять в его чернильное тельце пулю за пулей. А потом, когда он весь как-то обмякнет и осядет на землю, но ещё будет жить, доживать свою литературкину жизнь, смертельно хочется подойти к нему и взрезать опасной бритвой сначала глаза, а затем горло. После чего выдрать из этого горла гортанный хрящ, бросить на землю и раздавить сапогом… Труп бросить куда-нибудь в Бабий Яр.

Я ненавижу «Псевдо». Я ненавижу Анну, женщину для меня. Я ненавижу её, которая так меня любит, любит именно так, как мне нужно. Мне хочется сделать ей больно, хочется как можно страшнее унизить её, хочется, чтобы вся человеческая, духовная её сущность была растоптана, как гортанный хрящ «Псевдо», чтобы осталась в ней, в моей единственной девочке, в моей любимой и любящей, одна животная мерзость: чтобы осталась в ней одна затравленная зверюга, самка, преданная мне, как собака. Сучка. Моя сучка, с которой я могу делать всё, что угодно; которую я могу спаривать с кем угодно и продавать щенков. Или топить. А она всё равно будет любить меня, будет продолжать сосать мне хуй и раскачиваться на моём члене; будет продолжать стенать, как животное, от оргазмов, от своих обычных сучьих оргазмов.

Мне хочется, чтобы мою возлюбленную изнасиловала рота солдат. Чтобы они делали с ней всё, что хотели, чтобы она была для них просто вещью, просто пиздой, в которую можно совать… свой хуй и многие другие предметы. И мне хочется, чтобы моя любимая умерла просто от ебли. Просто от бесконечно долгой животной ебли с сотней разных мужчин.

Я хочу видеть, как в мою единственную любимую, важнее которой для меня ничего на свете и нет, входят эти безжалостные хуи. Видеть, как входят они безжалостные единовременно в любимую ласковую пизденку, в задничку, в нежный розовенький роток; хочу видеть, как грубые лапы тискают её нежные грудки. Очень хочу, чтобы было много-много грубых потных мужицких тел, а под ними под всеми мой несчастный чистый и прекрасный цветок. Почти раздавленный…

Вот что, дорогие мои, забавно. Только что я подрочил себе хуй, так как пришёл в довольно сильное возбуждение, работая над последним эпизодом, и всё возбуждение прошло.

Эдакой хуйни я понаписал! Чего только не понапишешь, когда сперма в голову бьёт! Милая моя Женщина-для-меня, не пугайся! Я никогда никому в обиду тебя не дам. Я очень тебя люблю и никогда ничего плохого с нами не произойдёт. Любимая моя. Милая моя, ласковая моя… сучка. Всё хорошо. Ведь и я когда-то доброй и чистой сучкой служил для любимой Первой Пизды.