Псих, а может, и не псих...

После обеда принял укол, заглотал таблетки, разделся, лёг и заснул.

Описывать дальше ход событий в течение дня нет никакого смысла, потому что в моём положении, по сравнению со вчерашним днём, изменилось только то, что я стал самостоятельно ходить в туалет и кушать. Несомненно, меня радовала моя подвижность, но лекарства явно делали меня сонливым, но я, преодолевая её, усиленно махал руками и ногами, приседал и отжимался.

Ощупав шишку на затылке, с удовлетворением отметил, что боль от неё уже почти не ощущаю, в общем, парень к борьбе за существование в новых условиях готов.

Два последующих дня не отличались друг от друга, не было только обходов, потому что были выходные. Я уже мало зависел от младшего персонала, поэтому даже не пытался идти на контакт со вступающими на смену работниками.

Похоже, они все стукачи, а мне надо было как можно быстрей проявить свою лояльность и выздоровление.

С самого утра в понедельник я с нетерпением ожидал обхода, отлично понимая, что после него может что-то измениться в моём режиме.

После завтрака заглянула в палату Лидия Николаевна, издали улыбнулась и махнула приветственно рукой, не сказав ни слова. Я весь был обращён в слух, ожидая делегацию врачей, но она тоже задержалась только на минутку на пороге. Профессор что-то тихо им сообщил, и они удалились.

Облом, какой облом, они и впрямь решили сделать так, что бы я тронулся умом от безделья и неопределённости.

Я сидел в своей излюбленной в последние дни позе, уронив голову на ладони, и неожиданно почувствовал руку на своём плече. Открыв глаза, увидел стоящего рядом со мной улыбающегося Диму:

– Пойдём, больной, на приём к лечащему врачу...
– и шёпотом: - Ахинею только не неси, меньше говори, больше слушай. Они любят, когда их слушают...
– и громче: - Выглядишь неплохо, после обеда приду тебя побрить, а то на душмана похож...

В сопровождении Димы я вышел в коридор, вдоль которого тянулся длинный ряд палат без дверей, откуда слышались вскрики, бормотание, пение и плач. На каждые две палаты был оборудован пост для санитаров, которые вальяжно сидели в креслах с айфонами в руках.

Ага, техника тут тоже продвинулась, это уже неплохо, можно будет разговаривать в этом плане на одном языке.

Мы подошли с Димой к одной из плотно закрытых дверей, и он постучал. Раздался высокий голос моего лечащего врача:

– Входите.

Мы перешагнули порог. Прямо напротив меня за столом сидела Лидия Николаевна, а сбоку - профессор.

– Здравствуйте Виктор Соколов, рада видеть Вас в хорошей форме и, надеюсь, в добром здравии и настроении.

Старичок тоже буркнул приветствие, беззастенчиво вглядываясь в моё лицо.

– Здравствуйте, я тоже рад вас видеть.

– Скажите больной, Вас не тошнит? Голова не болит? Не кружится? Как аппетит и стул?

Врачиха явно задавала привычные вопросы для всех пациентов.

– Я чувствую себя хорошо, жалоб ни на что у меня нет...

Профессор ехидно спросил:

– Молодой человек, и наш столовый рацион Вас устраивает?

– Умереть нельзя, понимаю, что не санаторий...

Он, улыбаясь, кивнул своей кандидатке в доценты, мол, продолжайте.

– Присаживайтесь, больной, и поведайте нам о своих нынешних ощущениях...

– А какие там ощущения, чувствую себя хорошо, заняться нечем, сплошная скука.

– А как память? Возвращается?

– Да не очень, какой-то длинный провал во времени...

– А что Вы помните?

– Детство, школу, как приехал в город из деревни и учился на курсах массажиста и физиотерапевта, занимался спортом, играл на гитаре, пел в компаниях...

Лидия Николаевна перебила:

– А кого-нибудь из компаний тех помните?

– Так они менялись, но у меня были два хороших друга - Петя Фомичёв и Игорь Наумчик.

– А, это который еврей и дилер?
– это подал свой голос профессор.

Насчёт дилера сейчас не уверен, даже не знаю, с чего я это взял, а вот, что еврей, так точно.

– Ох, батенька, в какую-то игру Вы с нами начали играть, но она мне нравится.

– Простите, профессор, запамятовал, Вы не называли мне своё имя-отчество? Или я его не расслышал... но почему-то совершенно не помню.

– Ах, батенька, голубчик мой, для вашей амнезии Вы уже многое хорошо воспринимаете. Обращайтесь ко мне запросто - Владлен Евграфович...
– и он радостно захихикал.

– Владлен Евграфович, - я непроизвольно споткнулся (теперь понятно, почему коллеги и сотрудники обращаются к нему "товарищ профессор"), - извините, но почему у вас такое ко мне недоверие?

– Потому что начальную свою словоохотливость Вы вдруг сменили на осторожность, хотя по Вашим глазам вижу, что Вы растеряны, словно с Луны упали...

– Товарищ профессор, всё же я получил сильный удар по затылку, и наверняка это не прошло бесследно для меня.

– Говорите "товарищ", а давеча назвали "господином", это как?

– Наверное, фильмов западных насмотрелся.

– Ну почему сразу западных? У нас теперь тоже это обращение в ходу, наряду с "товарищем".

Нет, мне определённо с этим профессором не выкрутиться. Пусть бы очаровательная Лидия Николаевна лучше про стул меня спрашивала.

Тут и она подала голос:

– Скажите, больной, Вы помните таблицу умножения?

– Пожалуй, да...

– Сколько будет семью восемь?

– Пятьдесят шесть.

Я ответил, не задумываясь, ведь в своё время меня дедушка гонял так, что хоть ночью разбуди, я отвечу без запинки.

Но тут опять встрял профессор:

– Лидия Николаевна, Вы лучше у него спросите, какой нынче курс доллара по отношению к нашему рублю?
– и он с улыбкой уставился на меня.

Что делать, что делать, я ведь понятия не имел, что здесь сейчас за рубль.

– Говорите, молодой человек, ведь это не намного сложней таблицы умножения.

Ах, была, не была.

– Господин профессор, но ведь рубль конвертируем, откуда мне знать, какая цена его сегодня, да и я в последнее время не собирался за границу, а здесь и рубли у нас хорошо катят.

– Ну-ну, мне же не надо точно, мне же не для обмена, а для приблизительного анализа.

– Ну, порядка шестидесяти рублей с хвостиком...

Глаза у моего лечащего врача округлились, а старый провокатор от души веселился: