Псих. Разбег

И, прихлопывая рукой деревянный (натурального дерева!) подлокотник, словно придавливая муху, заключил:

– На том и порешим.

Так и вышло, что на следующий день мы отправились на встречу с противником - встречу, которая могла оказаться ловушкой.

6.

Мы сидели за полуразваленной бетонной стеной, ограждавшей бывшую стоянку грузовиков, и в сгущающихся сумерках разглядывали мелькание теней на противоположной стороне.

Парни из здешних старожилов заранее облазали окрестные руины. Вроде, всё было чисто: ни засад в укромных местечках, ни стрелков на верхотуре; на нужных точках теперь стояли на шухере наши ребята-"служивые", порой в открытую пялясь на таких же дозорных противника. Но ощущение неизбежного подвоха поселилось в животе ледяной глыбой и уходить не хотело.

Полдня накануне Кот вымучивал нас дрессурой, пока не загонял до полного "не могу". В числе прочего - заставил буквально зазубрить несколько схем тутошних коммуникаций; уж не знаю, где он их раздобыл. Теперь, если придётся спешно драпать, - мы хотя бы представляли, куда; один из таких путей лежал через канализационный колодец, находившийся прямо за нашими спинами.

Лейтенант взял на встречу свой лучемёт, спрятав его в специальной петле под одеждой - если не понадобится доставать, то никто и не узнает, что он там был.

Мы сидели и ждали назначенного времени.

– Я думаю, у них дофига лучемётов, - вздохнул Полоз.
– С десяток, не меньше.

– Пусть бы это и оказалась вся их хитрость, - оскалился Кот.
– Ой, пусть бы.

– Положат нас здесь.

– Не кани. Как я стреляю - вы все знаете. Как они стреляют - я видал. Но засветить огнестрел они должны первыми. Поняли, парни?

– Это что ж, мы с одним железом на лучемёты попрёмся?

– Кому непонятливому повторить?
– зашипел Кот.
– Стреляют они первыми! Ваше дело - слушать меня! И падать, как скажу. Не бегать, не стрематься, а падать. Я вас зря учил?

– Да поняли мы, Кот.

– Кто запсихует - пристрелю лично, усекли?

– Да всё уж сколько раз перетёрто, - проворчал Студень.

– И не пяльтесь на лучи, ослепит. Каланча, тебе особо.

У Каланчи было припрятано наше секретное оружие - несколько газовых гранат.

– Всё ништяк, парни.

Последние минуты упали одна за одной, как капельки воды в часах-перевёртышах.

– Пошли!

Мы встали.

Над противоположной стеной показались головы наших противников.

Практически одновременно обе группы перемахнули барьер.

Двинулись на сближение...

И вот тут-то всё понеслось к чертям в ад.

***

Я не запомнил, что прозвучало раньше: отчаянный вопль паренька-дозорного, ошеломляющий вой одномоментно врубленных квадросирен или дикий визг множества тормозящих тяжёлые туши бронекаров покрышек. Просто неожиданно нам на головы рухнула, разорвав воздух, оглушительная какофония. И тут же вспыхнули прожектора.

– Шухер!
– надрывался дозорный.
– Легавые!

– Назад!
– орал сориентировавшийся первым Кот.
– За стену! Уходим в люк!

– Всем сложить оружие!
– прорезался сквозь сирены многократно усиленный аппаратурой голос.
– Выходить с поднятыми руками! Всем сложить оружие!

Со стороны "северных" ударил первый лучемётный залп. Ударил по полицейским.

Легавые ответили огнём.

– Сложить оружие!
– гремело над площадкой.

Мы сигали через стену, едва не ломая ноги на сколотых бетонных глыбах, падали в укрытие.

– Ты! Открывай люк!
– рявкал Кот.
– Ты! Пригнись, дубина! Все здесь? В люк по одному! Спокойно, парни! Не высовываться! По одному, я сказал!
– звонкая затрещина опередила торопыгу.
– По одному!

Пару раз противно не то свистнуло, не то визгнуло; я понял, что это было, только когда перед позициями "северных" вспухло облачко газа. Легавые запулили гранаты из подствольников. То ли газовки не достигли цели, то ли наши противники запаслись масками - по крайней мере, огонь продолжался.

Между "северными" и полицией уже шла ожесточённая перестрелка.

И в этот момент на краю площадки появился человек. Он шёл странной, дёргающейся походкой, словно бы каждая рука и нога у него, каждая часть тела жила собственной, не согласующейся с остальными частями жизнью; он делал пару шагов, отступал назад, наклонялся, будто готовясь упасть, пошатывался, снова шагал, медленно, но неотвратимо продвигаясь к центру.

Кто хоть раз в жизни видел такую походку, не забудет её никогда.

По площадке двигался бывший нейродрайвер.

– Глянь-ка, Весёлый Джо выполз, - прошептал кто-то.
– И куда он только прётся?

Шёл он прямо туда, где воздух прошивали ослепительно голубые вспышки лучемётного огня.

На какой-то страшный миг мне показалось, что там, под безжалостным светом прожекторов и трассирующими разрядами лучемётов, идёт, вихляясь и словно бы пританцовывая, Роман...

Я даже не понял, в какой момент сорвался с места. Не помню, как перескочил через стену. Я не принимал такого решения, точно; опомнился уже на бегу. Вот вроде бы только что жался в укрытии за бетонной грядой - и вот несусь по площадке, дикими прыжками кидаясь из стороны в сторону, а вокруг беззвучно вспыхивают и гаснут голубые молнии. Кажется, что я почти не касаюсь ногами земли; я рвусь к странной фигуре, пляшущей посреди площадки, как марионетка на верёвочках у пьяного кукловода.

Уж не знаю, бог или чёрт меня хранил. Я представлял собой великолепную мишень для обеих недружественных сторон, кожей ощущал жадно ползущие перекрестья прицелов - и не получил даже пустякового ожога. Я уже почти добежал, когда зацепился ногой за перекрученную арматурину, вылезшую из бетона, и потерял равновесие. Мне не хватило каких-то сантиметров, чтобы, падая на асфальт, увлечь за собой Джо.

А когда я поднял голову - он уже оседал. С застывшей идиотской улыбкой на лице, перечёркнутом лучевым следом.