Псих

Я постукиваю по его руке, когда он безжалостно входит в меня. Вдыхаю и выдыхаю, вдыхаю и выдыхаю, его рука сжимается, с каждым разом, когда он душит меня, кажется, что это становится длиннее. Яркие ретро-точки танцуют у меня перед глазами, все кружится. Как только мои бедра сжимаются вместе и стон вырывается из моего рта, мой оргазм вытекает из меня и скользит вниз по бедру, когда все становится черным.

Грязь и корки мела вокруг моего рта, когда я прихожу в себя, а Ройс кладет меня обратно на землю в задней части маленького гаража, его плечи трясутся от смеха.

– Рой!
– Я ахаю. - Что случилось?

– Ты, возможно, закрыла глаза или что-то в этом роде...

– Да, - рычу я. - Или что-то в этом роде… или я, блядь, вырубилась.

Он швыряет в меня мои джинсы и трусики, и я надеваю их, стараясь не вставать слишком быстро.

– Это было, по крайней мере после того, как я кончила?

– Да.
– Он все ещё смеётся, выхватывая сигарету из пачки.

– Перестань смеяться!
– Я ругаю его, хотя мне приходится бороться с собственной улыбкой.

Он фыркает.

– Никогда.
– Прикуривая, он засовывает конец сигареты в рот и берет меня под мышку. Как раз в тот момент, когда он собирается вывести нас из сарая, его пальцы вцепляются в мои, и он разворачивает меня, пока я не врезаюсь в его твёрдую грудь. - И ещё кое-что.

Я смотрю на него, загипнотизированная тем, как его густые ресницы веером ложатся на загорелую кожу.

– Что?

Дым выходит между его пухлыми губами.

– Что бы ни происходило между тобой и этим ублюдком, мне нужно знать об этом. Это серьёзно, Джейд. Это глубже, чем то, что я одержим собственническим контролем над тобой, слышишь?

Моя улыбка исчезает, и когда его пальцы сжимают мой подбородок, наклоняя моё лицо к своему, я знаю, что он уловил это.

– Герцогиня, что происходит?

Мой рот открывается, и я знаю, что слова вот-вот сорвутся с языка. Так близко. Но потом стыд закрывает мне рот своей уродливой рукой, и я проглатываю потенциальный отказ, как первоклассный алкоголь. Как я ему скажу? Как мне ему сказать? С чего мне начать?

– Это действительно долгая история, но я тебе расскажу.

Его брови нахмурены, морщины беспокойства прорезают его гладкий лоб. Он вздыхает, ослабляя хватку.

– Позже.

Я киваю, выдавая лёгкую фальшивую улыбку.

– Конечно, позже.
– Когда он берет меня под руку и направляет туда, где все сидят, я игнорирую боль потери, которая пульсирует в моей груди.

Даже когда он отшвыривает нескольких братьев за то, что они свистят нам, и я вижу частичку старого "Ройса", та же самая боль пульсирует.

Даже когда я сажусь к нему на колени за столом, и он протягивает мне тарелку с жирным мясом и хрустящей жареной картошкой, эта боль усиливается. Когда я смотрю на него сверху вниз и вижу, как его глаза светятся на мне, его рука расслабленно обнимает меня за талию, как и должно было быть всегда. Боль. Блядь. Пульсирует. Когда я обхожу стол и наблюдаю за каждым в их движениях со своими близкими, и как они все ёрзают на своих местах, разговаривая и смеясь друг с другом, боль пульсирует. Это не просто мотоклуб, это семья. Неудивительно, что Ройс никогда не хотел возвращаться домой после того, как нашёл их, я бы тоже не хотела. Я никогда не чувствовала себя в такой безопасности и не чувствовала себя так хорошо, как сейчас, когда я здесь, на этом приводящем в бешенство сумасшедшем человеке, сижу за этим огромным длинным столом и ем эту восхитительно приготовленную еду. Печаль охватывает меня, когда я понимаю, что все это сон. Скоро мне придётся проснуться, и кошмар, который является моей реальностью, будет ждать меня по ту сторону.

– Ты в порядке? - спрашивает Ройс, кусая меня за шею сбоку.

Я вонзаю зубы в жирное мясо, высасываю сок с большого пальца и смотрю на него сверху вниз. То, как он принимает меня, достаточно сильно, чтобы искалечить меня. Он калечит меня. Каждая эмоция, которую я испытывала в детстве, вернулась в десятикратном размере.

– Так хорошо.

Медленно уголок его рта приподнимается в сексуальной ухмылке.

– Так хорошо, да?
– Он наклоняется и обхватывает губами большой палец, который я только что сосала, но вместо того, чтобы сосать его, он кусает его.

Я вскрикиваю, но никто не слышит, потому что все громко разговаривают и смеются.

– Ой, Ройс!

Он хихикает, его мягкие губы на мгновение прикасаются к моим.

– Да, - говорит он, облизывая губы. - Я никогда больше не выпущу тебя из виду.
– Моё сердце взрывается в груди, осколки последствий рикошетом пронзают мою плоть. Как только они взорвались, логичность моей ситуации заставляет мою голову кружиться, а желудок сжиматься. Я поворачиваюсь, чтобы не дать своему лицу рассыпаться. Слезы подступают к моим глазам, когда я мысленно отсчитываю от двадцати. Вдыхаю и выдыхаю. Каждая секунда, которую я провожу с ним, только усугубляет мою боль чувством вины. Так много вины.

Как, черт возьми, я собираюсь пройти через это?

Я оставил Джейд на заднем дворе с девочками, пока Лайон созвал церковь после праздника. Мы коснулись базы, он сказал всем, что не получил ответа от картеля, и теперь все уходят, расходятся по своим спальням или палаткам на заднем дворе. Блокировки всегда неудобны для рутины, но они необходимы. Они-то и охраняют нас.

– Помнишь тот день, когда мы встретились? - спрашивает Лайон, посасывая сигару.

Я хихикаю. - Да, черт возьми, помню...

Четырьмя Годами Ранее

Я подъехал на своей машине к стоянке «Патч», громыхание моего V8 сердито рычало под моей задницей.

– Во-первых, это дерьмовая дыра, - пробормотал я себе под нос. Сука, наверное, подставила меня.

Взяв свой телефон, я отправил сообщение Орсону и Шторму, кратко остановившись на их именах. Того, что мы пережили вчера, было достаточно, чтобы вбить клин в любую дружбу, но наша дружба никакой дружбой не была. Однажды мы превратили бы то, через что прошли, во что-то хорошее. Это я, блядь, знаю.

Если я умру, Патч - это бар, в котором я нахожусь.

Я засунул телефон обратно в карман джинсов и накинул толстовку через голову, вылезая из машины. В нем чувствовалась атмосфера старого дома, с потёртым крыльцом и старым деревом, облицовывающим вход. Надпись "Патч" написана поверх облупившейся краски, бревенчатая дверь распахивается от ветра. Сделав необходимые шаги ко входу, я со скрипом распахнул дверь, и она захлопнулась за мной.

Температура в комнате заметно прохладнее, чем снаружи, и это не от погоды. Комната разделена на две группы.

С одной стороны была стая байкеров, одетых в толстые, тяжёлые жилеты и всевозможных форм и размеров, а с другой стороны, стояла несколько спокойная и холодная группа пожилых мужчин, одетых в костюмы и с которых капало золото. У меня такое чувство, будто я только что попал в эпизод "Сопрано", скрещённый с "Сынами анархии".

– Ах...
– сказал я, но было слишком поздно, раздались выстрелы. Я мгновенно нырнул за стол, чтобы укрыться. - Блядь!
– Я, наверное, был на грани смерти, и все потому, что послушал какую-то случайную дамочку, которая сказала мне пойти в гребаный бар в какой-то гребаной заднице. Пули разлетелись повсюду, разбивая стаканы и бутылки. Когда все стихло, я высунул голову из-за угла и увидел пожилого мужчину со стороны МС, стоящего на коленях, его руки заложены за затылок, а босс мафии и его люди прижаты к МС.