Психическая атака из будущего. За Колчака и Каппеля!

— Знаю, — не стал скрывать Рокоссовский.

— И где он?

— Не скажу!

— Шмайсер, не надо! — Генерал остановил немца, который с нехорошей улыбкой надвинулся на упрямого краскома. Фомин прекрасно понимал, что немец выбьет из него всю нужную информацию, но ему было просто жаль Рокоссовского — короткое знакомство с ним в прошлом-будущем оставило на душе добрый след.

— Послушайте, Константин Ксаверьевич! Военных тайн мне от вас не нужно. Я имею директиву вашего командарма Эйхе, и потому расклад мне ясен. Вот она! А потому давайте так — я задам вам несколько вопросов, которые не затрагивают данную вами красным присягу. Если вы на них ответите, я обещаю вам жизнь. Что ж вы молчите?

— Я в ваших руках! А потому обмануть меня вы завсегда сможете…

— Я даю вам честное слово офицера! Более того — теперь я даже заинтересован в том, чтобы вас отпустили на все четыре стороны!

От произнесенных слов Шмайсер впал в изумление, и Константин понял, что это не обман, все говорится более чем серьезно. Надежда вспыхнула с безумной силою — ведь он еще молод, и ему хотелось жить. Ведь такое время — хоть одним глазком увидеть, какой будет счастливой жизнь в государстве рабочих и крестьян.

— Спрашивайте! На что смогу — отвечу.

— Как выглядит Мойзес? Сколько ему лет?

— Вроде немолодой. Вся кожа с головы содрана, в рубцах…

— Ты смотри, никак выжил, стервец! А я думал «мишка» его того…

Шмайсер неожиданно захохотал, и от избытка нахлынувшего возбуждения ударил ладонью по столу.

— Надо же, живуч. — Генерал покачал головой. — Хотя… Как его зовут по имени-отчеству?

— Лев… — ответил Рокоссовский. И после некоторого раздумья осторожно добавил: — А отчество вроде бы Маркович.

Генерал с немцем быстро переглянулись странными взглядами, причем последний пожал плечами, недовольно буркнув:

— Говорил я тебе, добить для проверки нужно было…

— Нельзя! Я ему словодал!

Сердце у Константина учащенно забилось от сказанного — теперь надежда переросла в уверенность, что его оставят в живых. Это не пустой для генерала звук, если даже своего матерого врага в живых оставил.

— Что здесь делает Мойзес?

От вопроса Константин замялся — он уже понял, кто этот генерал, но вот сказать ли ему об этом?

— Почему вы замолчали?

— Он ищет вас!

— Даже так? — Генерал вроде не удивился, только с сомнением покачал головой. — И вы знаете, кто мы?

— Нет! Вернее, да. Но только про вас одного. Вы Семен Федотович Фомин, он говорил, что вы являетесь начальником штаба Ижевско-Воткинской дивизии. Правда, по описанию я считал вас более старым, что ли. Лет сорока, а то и больше. Полковником по чину. Вас приказано взять живым, и только живым. Это распоряжение самого товарища Троцкого недавно объявлено по всей армии. Любого, кто захватит вас в плен, немедленно наградят орденом боевого Красного Знамени.

— Ого, а ведь ты у них в большущей цене, Сеня. — Шмайсер уважительно покосился на генерала. — Может, и мне орденком разжиться?! А что?! Красиво будет — «Ленин», «Знамя» и «Звездочка». Нацеплю на грудь их вместе, вот будет удивление для всех.

— Да ну тебя, — фыркнул генерал. — И так понятно, почему он меня хочет заполучить.

— Ты же для него «ключ»…

Шмайсер осекся от брошенного на него свирепого взгляда и притворно закашлялся от смущения. А генерал закурил папиросу и задумчиво уставился на краскома. Но в его затуманенных глазах Рокоссовский видел, что тот думает сейчас не о нем, а о чем-то другом.

— Вот что, Константин Константинович. Я назначаю вас командиром сводного батальона из пленных красноармейцев.

— Я не предатель…

— Извольте слушать! — В голосе генерала прорезалась сталь. — Ваш батальон соберет и похоронит тела умерших и убитых вдоль магистрали, а потом я вас распущу. Можете валять на четыре стороны света. Но всех, кто по вашей милости умер, похороните по-человечьи, и наших, и своих, и беженцев, и обывателей. Посмотрите на дело рук собственных. Понятно?!

— Так точно! — машинально ответил краском, мигом вспомнив службу в царской армии. Пререкаться тогда даже с фельдфебелем было опасно, не то что с генералом. А этот Фомин тот еще, да и у немца глаза матерого убийцы.

— Тогда идите!

Рокоссовский четко повернулся через левое плечо и пошел к открытой двери. Но напряжение еще не покинуло его, и потому обострившимся слухом он расслышал тихое бормотание генерала:

— Эх, Мойзес, Мойзес, то-то чувствую последнее время, что витает вокруг нехорошее, будто за нитьпостоянно дергают…

Черемхово

— Константин Иванович, что вы скажете по поводу этой записки? — Вологодский смотрел прямо, выражение глаз нельзя было рассмотреть за блестящими стеклышками очков.

— Вам честно, Петр Васильевич, или дипломатично? — Арчегов сохранил полное хладнокровие, чтение пасквиля, а другого слова он просто не мог подобрать к этой бумажонке, вызвало не только гнев, но и презрение, да еще вперемешку с брезгливостью. «Коллективки» во все времена были в армии не в почете. Почему? Да потому что за ними пряталось страстное желание не нести напрямую ответственность, а «раскидать» ее между подписантами. И тем более не ожидал он увидеть подобное здесь. Хотя, что ж греха таить, к такой ситуации он руку крепко приложил, потому, что его планы и решения военный министр Сычев слишком круто претворил в жизнь.

Всего за неделю три десятка генералов были уволены со службы или заменили золотые галунные погоны с зигзагами на более скромные, с двумя штаб-офицерскими просветами. Армейские офицеры отнеслись к чистке генералитета с одобрением. Не без основания считая, что именно командование было повинно в сложившейся ситуации, которая чуть не привела белое движение к катастрофе. Сразу появилось новое и ехидное словцо — «сычи»…

— Лучше честно, Константин Иванович, ибо словесные кружева мне по должности самому плести приходится.

— Хорошо. Тогда скажу прямо — это письмо еще больше утвердило меня во мнении, что, приняв решение уволить этих генералов со службы — Ханжина, Артемьева и других — мы поступили правильно. Здесь они сами написали, вернее расписались в собственном бессилии. И потому армию им доверять нельзя. Все наши скудные ресурсы и немногочисленные части они угробят так же легко, как погубили массу своих солдат в боях с германцами, так и в этой войне с большевиками.

— Это даже я понимать начал, хотя в военном деле плохо разбираюсь. — Вологодский усмехнулся. — А что вы скажете по изложенным пунктам?